— Дерьмо, — выругалась я, когда моя сестра вернулась ко мне. Она вернула мне кольцо, положив его на середину моей ладони. Мои пальцы сжались вокруг кольца с бриллиантом, удерживая его в кулаке.

— Мы должны сказать ему правду, — сказала Грейслин.

— Отец никогда не примет этот брак. Ты старшая дочь…

Моя сестра издала раздраженный звук, прежде чем оборвала мою бессвязную речь. 

— Неважно, чего хочет папа. Киллиан должен знать правду, и он примет решение.

Все тепло покинуло мое тело, и мне стало холодно, как будто меня бросили в ванну со льдом. 

— Что, если…

Грейслин уже качала головой. 

— Он любит тебя и всегда будет выбирать тебя, — заверила она меня с такой уверенностью, что я почти поверила ей. — Отцу нужен этот контрактный брак. В конце концов, неважно, на ком женится Киллиан. Я или ты. И вообще, ты знаешь мои планы.

Ее планы… да, конечно.

Ее планы решат нашу запутанную ситуацию, но…

— Как мне убедить тебя остаться? — Я прошептала. Моя грудь сжалась, боль проникла глубже под плоть, в кости.

Грейслин села рядом со мной на кровать. Она обняла меня за плечи, а я обняла ее за талию. Она всхлипнула, и слезы обожгли мне глаза. 

— Я делаю это для своего ребенка и Саймона, — сказала она срывающимся голосом. — Я не могу оставаться здесь.

Епископ Романо никогда бы не принял в мужья своей старшей дочери простого телохранителя. На самом деле, он сделал бы все, чтобы разрушить отношения Грейслин и Саймона, если бы узнал об этом.

Саймон не родился с золотой ложкой во рту. На самом деле он был сиротой. Саймон был простым человеком, а Грейслин была королевской особой.

Епископ Романо был не то чтобы плохим отцом; он просто больше заботился о своем статусе в высшем обществе, чем о счастье своих детей. Его наследница, вышедшая замуж за телохранителя, без статуса и без семейного богатства, была бы для него позором. Он никогда не согласится на такой союз.

— Действительно ли бегство — это выход? — спросила я.

— Убежать — единственный выход, — прошептала Грейслин. — Как только наш отец успокоится и выдаст тебя замуж за Киллиана… Я пошлю папе письмо. Но я не вернусь, пока не узнаю, что он примет Саймона как мою любовь и отца моего ребенка.

Грейслин смогла отмыть триста тысяч долларов из своего трастового фонда так, что наш отец до сих пор этого не заметил. А со сбережениями Саймона… им хватило, чтобы обосноваться где-нибудь очень далеко отсюда.

Я отстранилась, вытирая мокрые щеки. Я даже не осознавала, что плачу. 

— Куда ты собираешься отправиться?

Моя сестра покачала головой; ее серые глаза — такие же, как у меня — были стеклянными и влажными. 

— Я не могу тебе сказать. Чем меньше ты знаешь, тем лучше для нас обоих. Потому что первый, кого папа спросит, когда узнает, что меня нет, — это ты.

— Это твое окончательное решение?

— Да. У тебя будет Киллиан, а у меня Саймон и мой ребенок. Это лучшее решение для нас обоих, — сказала она решительно и непоколебимо, когда дело дошло до ее решения.

Я взяла ее руки в свои, сжала.

Боже, я на это надеялась.

Два дня спустя Грейслин без стука вошла в мою комнату, ее серые глаза сияли озорством. 

— Посылка от Киллиана, — сказала она, протягивая мне маленькую, хорошо завернутую коробочку. — Оно было адресовано Грейслин. Но мы оба знали, кем для него была Грейслин. Итак, я считаю, что это твое.

— Подарок, — выдохнула я, забирая у нее пакет и практически разрывая упаковку. Я открыла коробку, копаясь во всех муслиновых бумагах, чтобы найти старинную твердую обложку. 

— Ни хрена себе. Это что?

Мой взгляд метнулся к толстому черному корешку. Я уже знала, что будет сказано в заголовке, но почему-то нуждалась в подтверждении. Когда мой взгляд остановился на выделенных жирным шрифтом буквах, я едва слышно вздохнула. Слишком в шоке, чтобы даже издать звук.

Грозовой перевал.

Ни за что! Этого не может быть.

— Вау, — выдохнула Грейслин.

Мое дыхание сбилось, когда я осторожно открыла первую страницу… почти слишком напуганная, чтобы случайно разорвать страницу. Бумага, сложенная пополам, скользнула ко мне на колени, и я моргнула в замешательстве. Письмо? Я развернула его и увидела аккуратный и прекрасный почерк Киллиана.

Моей будущей жене,

Две недели назад ты говорила о своей любви к Эдгару Аллану По и сестрам Бронте. В тот момент твои серые глаза светились с таким нетерпением, что я понял, что должен сделать.

Мы помолвлены, но я понял, что пока ухаживал за тобой, не было ни подарков, ни цветов. Прошу прощения, принцесса.

Это я пытаюсь исправить свои недостатки.

Поэтому вот мой первый ухаживающий подарок тебе.

Редкий экземпляр первого американского издания романа Эмили Бронте «Грозовой перевал».

Не терн склонился к жимолости,

а жимолость обнимала терновник".

Я помню...

Твой жених,

Киллиан Спенсер.

Мое сердце грохотало в груди, как будто оно пыталось вырваться через грудную клетку.

Я думала, Киллиану скучно, пока я бесконечно говорила о своей любви ко всему классическому, особенно к Эдгару Аллану По и сестрам Бронте. Я вспомнила, как он смотрел мне в лицо, не говоря ни слова, просто слушая. И это заставило меня задуматься, думая, что он, вероятно, нашел это раздражающим и скучным, поэтому я переключила тему на что-то другое.

Но…

Киллиан действительно слушал.

— Он вспомнил мою… любимую цитату из книги. Я сказала ему только один раз, но он вспомнил, — прошептала я, одновременно потрясенная и довольная.

— Твой жених сошел с ума! — воскликнула моя сестра. — Ты знаешь, сколько это стоит?

— Что? — Я подняла глаза и увидела, что она уставилась на свой телефон. Грейслин покачала головой, ее челюсть отвисла. Она повернула телефон ко мне, показывая экран и недавний поиск в Google.

— Это было выставлено на аукционе на прошлой неделе в Лондоне. Редкий экземпляр первого издания «Грозового перевала» Эмили Бронте, — объяснила она. — Самую высокую цену предложил американец, и ты знаешь, какая была ставка? Девять тысяч фунтов. Это примерно двенадцать тысяч долларов!

Я ахнула. 

— Нет, — выдохнула я, потрясенная.

— Да! — заявила Грейслин, прежде чем рассмеяться.

— Это слишком дорого. — Я покачала головой, осторожно убирая книгу обратно в коробку.

Грейслин закатила глаза и хлопнула меня по лбу. 

— Киллиан ухаживает за тобой. Прими подарок. Да и вообще он чертовски богат. Он может позволить себе это и многое другое.

Да, но все же…

Спустя долгое время после того, как Грейслин вышла из комнаты, я все еще смотрела на коробку. В моей груди был призрак боли, копающийся в моем сердце и питающийся моей душой.

Киллиан был так заботлив.

А мой обман был ядом.

Киллиан,

Твой подарок очень продуман.

Не могу поверить, что ты помнишь мою любимую цитату из Грозового перевала. На самом деле, я не могу поверить, что ты действительно слушал все, что я говорила. Я думала, что утомила тебя своим бесконечным разговором о классической поэзии и романах.

Я скучаю по тебе, но я знаю, что ты занят. А теперь, когда Уголь хорошо обучен, у тебя нет причин приходить в поместье Романо каждый день. Когда мы еще увидимся?

Хотя бы раз перед вечеринкой, которую устраивает мой отец в эти выходные?

С уважением,

Твоя будущая жена.

На следующий день пришло второе письмо с еще одним подарком.

Пятьсот розовых ранункулюсов. Их хватило бы, чтобы покрыть все поверхности комнаты Грейслин, которая должна была стать моей комнатой. Но секрет есть секрет. Для моего отца невеста Киллиана была Грейслин.