О Боже.

Я пришла сюда не за этим…

Но сейчас мне захотелось.

То, как его тело прижало мое к матрацу, его дыхание на моей коже, его губы, шепчущие мне подбородок с нежностью любовного прикосновения.

Я хочу это.

Нет, это была ложь.

Мне это нужно.

Когда он наклонился к моему рту, мои глаза закрылись. Я нуждалась в этом больше, чем в спасении. Больше, чем я желала искупления.

Киллиан взял мои губы, украл дыхание из моих легких и проглотил мое хныканье, когда я отдалась ему. Он вонзил свой язык в мой рот, пробуя меня на вкус, вылизывая меня изнутри. Мой язык встретился с его языком в неуверенном танце, и мне захотелось всхлипнуть.

Мои пальцы зарылись в его темные волосы, и я расплакалась в поцелуе. Человек, который ненавидел меня с такой жестокостью, целовал меня так… нежно. Почти ласково. Как будто я была хрупким сокровищем в его руках, и он хотел насладиться мной.

Я плакала, потому что знала…

Киллиан целовал не меня.

Он целовал женщину во сне, призрак своего прошлого.

Я знала это, но все равно ответила на поцелуй.

Я украла его поцелуи, потому что была жадной и эгоистичной.

Я брала поцелуи, которые мне не принадлежали, потому что была опьянена Киллианом. Пьяна им. Я жаждала того, как его губы прижимались к моим, как его язык касался моего, погружаясь в мой рот, влажный и нужный.

Мне хотелось сломаться под его прикосновением.

Чувствовать себя бессильной перед его поцелуями.

Сдаться под его тело.

Забыть ложь и секреты, потому что моя правда достаточно погубила нас.

Киллиан издал болезненный стон, и наши губы разошлись. Я глубоко вдохнула, когда он рухнул на мое тело, силы покинули его, и он снова потерял сознание. Его лицо уткнулось мне в горло, и я почувствовала его дыхание на своей коже, теплое и мягкое.

Такая милая фантазия, но и жестокая реальность.

Мы с Киллианом были незавершенной историей, счастливого конца которой не предвидится. Потому что мы были больше, чем трагедия. Мы были надвигающимся бедствием; мы были просто уродливыми вместе, сея хаос в наших собственных душах. Нашими голыми руками.

— Мне жаль. — Стены и призраки этого замка услышали мой шепот, и сквозь эти два простых слова просочилась моя боль.

Секреты, которые были похоронены с моей сестрой, быстро доходили до меня. Ложь, которую я сплела вокруг нас, рушилась.

Потому что моя правда заключалась в том, что…

Я влюбилась в Киллиана Спенсера, когда мне было семнадцать лет.

Но в итоге я только убила его сердце.

ГЛАВА 11

Киллиан

— Тебе можно вставать с постели? — спросила Джулианна, наконец преодолевая напряжение. Наши вилки и ножи о тарелки были единственным звуком, который эхом разносился по стенам столовой последние пять минут.

Я сделал медленный глоток шампанского Dom Perignon Rose Gold. Мой язык попробовал слои сладости, а затем терпкость одним глотком, дразня мои вкусовые рецепторы, как я ожидал от любого дорогого шампанского. 

— Ужин каждый вечер, в течение тридцати ночей. Это был твой компромисс, — сказал я, ставя бокал с шампанским обратно на стол.

Сегодня утром мы с Джулианной говорили о повреждениях, произошедших прошлой ночью. Она сказала мне, что у нее нет личных врагов, и она действительно не знает, почему кто-то пытается ее убить. Ничего из этого не имело смысла.

Я подумал, может быть, это мог быть враг епископа Романо или, может быть, враг Спенсеров, но так глупо пытаться напасть на Джулианну у всех на виду? Ни один из наших врагов не был бы настолько глуп, чтобы сделать это. Они были более… изощренными.

Но теперь, когда единственный подозреваемый мертв, у нас не было зацепок.

Тем не менее, я удвоил охрану вокруг острова. Пока мы оставались в неведении, мы не знали, была ли горничная просто сумасшедшей и действовала по своему усмотрению, или же за стрельбой стоял кто-то другой. Кто-то из организаторов.

Но кто бы это ни был… они больше не нападут. Не в ближайшее время. И особенно не тогда, когда мы теперь были бдительны после их первой неудачной попытки.

Мой бок, где рана была перевязана, до сих пор чертовски болел. Каждый раз, когда я дышал, мне казалось, что кто-то тыкает в рану, вонзает туда палец. И сидеть прямо тоже не помогало. Пот выступил на моем лбу, и я стиснул зубы от боли.

Я пропустил вчерашний ужин, потому что Сэмюэл накачал меня наркотиками, но я слышал, что Джулианна тоже почти вырубилась, и она пропустила ужин. Итак, вчерашняя ночь не в счет.

Но я не собирался пропускать еще один ужин. Простое пулевое ранение меня не остановит.

Нет, если Джулианна воспользуется этим против меня и придумает очередной дерьмовый компромисс, заставив меня плясать под ее дудки.

Не то чтобы я думал, что она…

И это было определенно не потому, что я получал удовольствие от ужина с ней каждый вечер. Ее подшучивания и ее глубокие рассуждения о политике и вообще обо всем, что между нами.

Да, может быть, пуля испортила мне мозги. Черт возьми!

Джулианна не была глупой богатой наследницей, как я ожидал.

На самом деле она неплохо разбиралась в политике и бизнесе, так что за обедами мы нашли общий язык. Кроме того, что мы бросались оскорблениями и вцеплялись друг другу в глотки, мы выбрали безопасные темы для разговора.

В любом случае, это была сделка. Не так ли?

Ужин каждый вечер, в течение тридцати ночей, и мы попытаемся найти общий язык. Ну, конечно, это не всегда удавалось... но мы ладили, достаточно хорошо, чтобы последние две недели не задушить друг друга.

Две недели в ее компании, и я начал видеть в Джулианне кого-то другого, а не убийцу Грейслин…

В ее лице было столько горя, столько муки в глазах — Джулианна уже убивала себя без моего участия. Она самоуничтожалась; ее душа практически умоляла о большей боли, большем страдании, большем отчаянии.

Охуенный беспорядок под черной вуалью, дорогими платьями и красивыми украшениями.

— Я бы не обиделась на тебя, если бы ты пропустил ужин сегодня или завтра, — сказала она. — Разве ты не должен отдыхать?

Три цветочные вазы вдоль стола, стоявшие прямо посередине, скрывали от меня ее лицо. Я знал, что она сняла вуаль, пока мы ели, и я знал, что эти вазы были поставлены таким особым образом по какой-то причине.

Я поймал себя на том, что нахмурился от ее слов, не совсем уверенный, что она называет меня слабым. Неужели она думала, что это дурацкое пулевое ранение может меня сбить? 

— Меня только подстрелили, Чудовище. Ты ведешь себя так, будто я умираю.

— Я веду себя как заботливая жена, — сообщила она мне с легкой дрожью в голосе.

— О да. — Я кивнул, подыгрывая. — Вежливые и влюбленные.

Джулианна издала тихий рык, и я чуть не рассмеялся от того, как безобидно это прозвучало. 

— Это не так. Почему ты продолжаешь искажать мои слова, Киллиан? — закричала она.

Я разрезал свой стейк, засунул кусок в рот и подождал, пока не прожевал и не проглотил свою еду, прежде чем ответить. Потому что уважаемый джентльмен не говорил с набитым ртом. 

— Почему? Ты хочешь, чтобы я думал, что тебе действительно не все равно?

Должно быть, она услышала насмешку в моем голосе, потому что Джулианна со звоном уронила вилку на фарфоровую тарелку. 

— Я не бессердечная. Тебя подстрелили из-за меня. Конечно, мне не все равно!

Мои брови приподнялись от того, как оскорбленно она звучала. 

— Это имеет значение?

— Что? — прошипела моя жена.

— Будет ли это иметь значение, если я умру? — протянул я, наслаждаясь негодованием в ее голосе. — Наконец-то ты избавишься от меня, Чудовище.

Это заставило ее замолчать.

Даже несмотря на расстояние между нами, я услышал ее резкий вдох. Я представил себе ее измученные серые глаза, остекленевшие от разбитого сердца. На этот раз я хотел увидеть выражение ее лица, вместо того, чтобы угадывать ее эмоции по ее глазам. Но ее взгляд всегда говорил то, что она чувствовала. Джулианна могла быть хорошей лгуньей, но ее глаза никогда не лгали.