Ее присутствие насмехалось надо мной.

Я знал, что Джулианна оказалась в ловушке собственного разбитого сердца. Я видел муку в ее глазах; глаза, которые были так похожи на глаза Грейслин.

Ее серые глаза, как дым после пожара, после ожога... как гребаный пепел, в котором мы лежали. Они становились все темнее и серее, когда она злилась. Эти неповторимые зеленые пятнышки, иногда они прятались за серым цветом, иногда они были такими яркими в ее глазах.

Ее чертовы глаза напоминают мне... о том, что я потерял.

Это была пытка — смотреть, как женщина, убившая мое сердце, ходит по залам этого замка, живая и дышащая. Джулианна носила с собой призрак Грейс, насмехаясь надо мной.

Ярость нарастала, становясь все темнее… смертоноснее.

Ее душа так тесно переплелась с моей, что я чувствовал ее мучения и дышал ими. Ее боль питала монстра, скрывающегося под моей кожей.

Мой телефон зазвонил, оторвав меня от мыслей, и, проверив идентификатор вызывающего абонента, я ответил на звонок. 

— Папа, — поздоровался я.

— Ты действительно думал, что сможешь меня одурачить, Киллиан, — сказал он в приветствии медленным и хриплым голосом. Больной.

Мои брови приподнялись в замешательстве. 

— О чем ты говоришь?

— У меня везде глаза, сынок.

Блядь.

Я закрыл глаза и потер переносицу. 

— Я сделал то, о чем ты меня просил. Она пошла на компромисс со мной, и я позволил ей. Я джентльмен, как ты и просил.

Папа пренебрежительно цокнул мне языком. 

— Ты принимаешь меня за дурака, Киллиан? — спросил он, повторяя свои предыдущие слова.

— Нет.

Я услышал шорох на заднем плане и представил, что он все еще в постели. В конце концов, было еще раннее утро. 

— Возможно, в твоем словаре быть джентльменом означает унижать свою жену при каждом удобном случае.

Мои глаза расширились, а желудок сжался. Двойной трах. Как он узнал об этом?

— Что? Как…

Он прервал меня. 

— До бала-маскарада осталось три недели. Не смей все испортить, Киллиан. У тебя есть три недели, чтобы перестать вести себя как сварливый ребенок и больше как мужчина, каким я ожидаю, что ты будешь. Я вырастил тебя лучше, чем это.

Я потер висок, где начала формироваться головная боль. 

— Да, я понимаю.

Он повесил трубку, и я бросил телефон на кровать, борясь с желанием что-нибудь сломать.

Мой отец заставил за мной наблюдать. Каждое мгновение моего дня докладывалось ему.

Проклятье!

Итак, это была либо Эмили, либо Стивен.

Или это может быть Гидеон?

Четыре часа спустя я нашел Джулианну, прогуливающуюся по саду, которая не торопилась, чтобы проверить недавно распустившиеся цветы. Сегодня на ней была изумрудная блузка, заправленная в мягкую белую юбку до щиколотки. И, конечно же, черная кружевная вуаль закрывала лицо.

В то время как волосы Грейслин были платиновыми, почти белыми на солнце, волосы Джулианны были черными и блестящими. Раньше Грейслин шла изящно, покачивая бедрами, а Джулианна ходила прихрамывая. Ее сестра была скромной и никогда не спорила, но моя жена сопротивлялась, делясь со мной своим мнением обо всем, что я ей бросал.

Но все это было притворством.

Ее сила была такой же фальшивой, как и она сама, потому что я мельком увидел женщину, которую Джулианна прятала за своей идеальной уловкой.

Очень жаль ее, она не понимала, что застряла здесь, на этом острове, и это было мое королевство, но она не была королевой.

Джулианна была мученицей.

И она была заперта в этой золотой клетке, которую я построил вокруг нее.

В моих руках была ее душа, а Чудовище даже не подозревало об этом.

— Розы прекрасны, но их шипы могут заставить тебя истекать кровью, — крикнул я, подходя к ней сзади. — Но ты бы знала это лучше, чем кто-либо другой, верно?

Она выпрямилась, в последний раз взглянув на цветы, прежде чем повернуться ко мне. 

— Ты не истечешь кровью, если не будешь связываться с ними. Вот почему ты не рвешь розы. Оставь их в покое, и они останутся красивыми, не причиняя долговременного вреда.

Я хлопнул в ладоши. 

— Какое прекрасное прозрение, жена.

— Что ты здесь делаешь, Киллиан? — Она вздохнула. — Слишком рано для этого.

Я согласился, но чтобы угодить отцу — последним желанием умирающего было увидеть, как его сын ухаживает за женой, — мне пришлось подыграть.

Я неохотно подставил ей локоть. 

— Погуляй со мной.

Джулианна подозрительно покосилась на меня. 

— Зачем?

— Ты мне не доверяешь?

— Нет, — парировала она.

— Это мудрое и разумное решение, Чудовище.

Она закатила глаза. 

— Если бы я не знала лучше, я бы сказала, что ты пытался оставить меня наедине, чтобы перерезать мне горло и бросить где-нибудь на острове.

— Это было бы слишком просто, — протянул я.

— Ты мудак, — прошипела она, прежде чем обхватить меня пальцами за локоть.

— Это мы уже выяснили.

Мы пошли, Джулианна безропотно повторяла мои длинные шаги. Когда я заметил, что ее хромота стала более выраженной, я замедлился. 

— Что ты пытаешься сделать? — спросила она, косясь на меня. В ее голосе звучало замешательство, но задать вопрос заставило ее любопытство.

— Вежливые и влюбленные, помнишь?

Она резко вдохнула.

 — Но здесь никого нет.

Или так она думала, моя наивная жена.

Я остановился перед кустом роз, также остановив Джулианну. Мое внимание привлекла одна особенная цветущая роза. Она была одинока среди других бутонов, которые все еще ждали, чтобы расцвести. Это была самая красная из роз, которые я когда-либо видел, ее большие лепестки трепетали на ветру.

Это было красиво, поэтому я сорвал ее.

— Подожди, не…

Чудовище опоздала. Я держал сорванную розу за стебель, жестом приглашая Джулианну взять ее. 

— Для тебя.

Так близко я мог видеть, как ее губы недовольно скривились из-за тонкой кружевной вуали. Когда она не сразу взяла его, я схватил ее за руку, вложил розу в ее, заставляя Джулианну принять подарок.

Наши глаза молча встретились, говоря на языках, которых мы не понимали. Мои губы дернулись, она моргнула — и я легонько надавил на свою хватку, вдавливая ее пальцы в шипы.

— Ой, — выдохнула она, выпуская розу и пытаясь вырвать руку.

Кровь сочилась там, где шип уколол ее указательный палец.

— Ох, я заставил тебя истекать кровью. — Я поймал ее руку в свою и поднес ко рту. — Некоторые люди — розы, Чудовище. Некоторые люди шипы. Вот в чем дело, ты не можешь превратить шип в лепесток розы. Колючка есть колючка, красивая, но неприятная и болезненная одновременно. Они смешиваются с розами, но никогда не позволяют шипам добраться до тебя. Раз ты укололась, ты истекаешь кровью.

— Они сосуществуют вместе, — выдохнула она. — Что за роза без шипов? Увядшая роза.

Мои губы сомкнулись вокруг ее окровавленного пальца, всасывая кровь. Ее серые глаза вспыхнули, и Джулианна не издала ни звука. Ее грудь вздымалась, а затем опускалась вместе с прерывистым дыханием. Я почувствовал на языке ее кровь с тонким металлическим привкусом. Мой язык обвел кончик ее пальца, лаская малейшую ранку. Мои зубы задели кончик ее пальца, и я укусил его, пока она не вздрогнула и не заскулила. 

— Ну вот. Все хорошо, — сказал я, позволяя ее пальцу выскользнуть изо рта.

Она хотела вырвать руку, но я крепко держал. 

— За нами наблюдают, Джулианна.

Ее брови нахмурились, прежде чем ее глаза расширились от понимания. 

— О.

— О, — повторил я.

Она изобразила на лице фальшивую улыбку. 

— Твой отец, — сказала она.

Мои глаза метнулись через ее плечо, чтобы найти нашего преследователя, наблюдающего за нами. Я кивнул. 

— Подыгрывай, Чудовище. Это желание умирающего.

— Кто там?

— Гидеон, — ответил я, не нуждаясь в уточнении ее вопроса.