— Привычка у меня такая, плохие новости теплой водкой запивать, — сказал Петруха. — С жарких стран осталась.

— Афган?

— Не без этого, — сказал он. — Помню, брали мы одного хронопидора, который на стороне моджахедов воевал, ну, и не только воевал, сам понимаешь. Шесть недель за ним по ущельям скакали, как горные козлы.

— Взяли?

— Взяли, конечно, — сказал Петруха. — А теперь вот я сижу и думаю, а для чего на самом деле мы его взяли? Чем он нашим ребятишкам из будущего помешать мог? Война бы на пару лет раньше началась? Или на пару лет позже? Ты ж понимаешь, Чапай, я теперь каждый такой случай буду под микроскопом рассматривать. Ведь выходит, что и я тоже к грядущему пи… апокалипсису руку приложил.

— Наверняка мы этого уже не узнаем, — сказал я.

— А ты еще и куратора грохнул, — сказал он.

— А если бы не грохнул, что бы мы с ним делали?

— Могли бы следить, а потом лихим кавалерийским наскоком, как ты любишь, ворвались бы в будущее на его плечах и машину времени бы им сломали.

— А смысл? Даже если бы ее насовсем сломали, что толку? Войну-то не они устроили, они только следят за тем, чтобы она состоялась.

— Все равно, пустячок, а приятно, — сказал Петруха. — Но за одно я тебе точно благодарен, Чапай. Ты помог мне окончательное решение принять — детей я точно заводить не буду.

— Что за пораженческие настроения?

— Уж какие есть, — Петруха махнул рукой, а потом махнул второй стакан. — Знаешь, я ведь иногда, грешным делом, смотрел на все, что в стране происходит, что люди друг с другом делают, да и не только у нас, а в целом, и думал «тут уже ничего не исправить, Господь, жги». А оно вон как все повернулось.

— Ну извини, что я твою картину мира мрачными красками раскрасил, — сказал я.

— Да ты-то тут причем? Ты, так сказать, только окончательную ясность в нее внес. А что там по конфликту?

— На подробностях он не заострял.

— С Восточной Европы все начнется, значит, — задумчиво сказал Петруха. — А самые страшные в Восточной Европе — это мы. Как там говорил классик? Да, скифы мы, да, азиаты мы, с раскосыми и жадными очами… И кто бы на нас опять полез?

— Может, это не мы.

— А кто? Болгария с Венгрией сцепилась?

— У них и общих границ-то нет, — сказал я.

— Да это я так, для примера, — сказал Петруха. — Довольно абсурдно все это звучит, Чапай. А ты уверен, что он тебе по ушам не поездил?

— Несомненно, поездил, — сказал я. — Но не в этой части.

— Ну, и какой у тебя план?

— Пока довольно расплывчатый, — сказал я. — Если они хотят меня отсюда изъять, любым способом, то мне стоит задержаться тут подольше.

— Определенный смысл в этом есть, — согласился Петруха. — Ты им почему-то мешаешь, значит, надо продолжать мешать. Но ты ж понимаешь, что, возможно, твое вмешательство ведет не к предотвращению войны, а только размывает ее контуры? Им-то это не в кассу, а нам от этого прибыли никакой.

— Есть и такой момент, — подтвердил я.

— И как это остановить, если даже твое прошлое вмешательство не помогло? Это в американских фильмах все просто, нашел свою Сару Коннор и сразу же наступило блаженство, тишина, покой и благорастворение в воздухах. В реальной жизни такое не работает.

— Если брать пример Шубина, то не работает, — сказал я. — Но, может быть, мы просто еще не нашли свою Сару Коннор. Мы же точно не знаем, как все это устроено. Любая мелочь может кардинально все поменять.

— Это ты брат, Брэдбери перечитал, — сказал Петруха. — У паровоза истории, который на всем ходу мчится к пропасти, явно больше одного машиниста.

— Я не собираюсь сдаваться, — сказал я.

— Понимаю, — сказал Петруха. — Но что мы можем? И что, если дело не в конкретных людях, а, допустим, в самой человеческой природе, которую не изменить? Превратить хищников в травоядных — это, брат, задача невыполнимая. О, придумал! Давай новую религию придумаем, популярную и миролюбивую, с тобой во главе? Кто там у нас бог спорта и прочей физической культуры?

— Не уверен, что такие вообще были.

— Уверен, что были. Если покопаемся, то найдем, да это и не суть важно. Возьмем кого-нибудь из греков, они же, в конце концов, Олимпийские игры придумали. Превратим Люберцы в спортивную столицу мира. Ин Зевс ми траст и физрук — пророк его….

— Не поможет, — сказал я. — Христианство в своей основе тоже довольно миролюбивая религия.

— Мне возмездие и аз воздам, — процитировал Петруха.

— Так это сначала, а потом там про «подставь другую щеку» было.

— Да все религии в основе своей миролюбивы, — сказал Петруха. — А дальше уже вопросы трактовки. Чуть зазеваешься, а тут уже новый крестовый поход или очередной джихад. Ты прав, эту тему мы вряд ли поднимем. Эпоха сейчас не подходящая. А что ты с высоты своего две тысячи девятнадцатого предложить можешь?

— Не знаю, — сказал я. — Подумать надо.

— Подумать — это дело, — согласился Петруха. — А еще схорониться тебе надо, если ты намерен тут с нами долгую жизнь прожить.

— Куда хорониться-то? В тайгу, к Агафье Лыковой? А как я оттуда влиять буду? Блог в инстаграме заведу? Так не придумали еще этот инстаграм.

— Так ты и придумай.

— Во-первых, это неэтично, чужие бизнес-идеи тырить, — сказал я. — Во-вторых, я в этом не шарю.

— Это вообще не проблема, мы найдем тех, кто шарит, — сказал Петруха. — Поставим задачу, обрисуем контуры…

— А в третьих, я так себе блогер.

— Не знаю, что это за профессия, но уверен, что в случае необходимости ты сможешь научиться, — сказал Петруха.

— Должны быть и более другие способы, — сказал я.

— Как придумаешь, дай знать, — сказал он. — Не, третий я, пожалуй, пить не буду. Чай, не Афган, тяжеловато идет. Хотя здесь почти так же уныло. Поехали отсюда, Чапай.

— Куда?

— В нумера, — сказал он. — Прочувствовать всю полноту жизни, пока еще есть время. Или к цыганам с медведями. Будем водку пьянствовать и безобразия нарушать.

— Так на это времени лет сорок, как минимум, — сказал я. — Некуда спешить. В смысле, спешить есть куда, но явно не в нумера.

— Тогда поехали ко мне, — предложил Петруха. — Ночевать-то тебе все равно негде, как я понимаю.

— Только я пить не буду, — сказал я.

— Так и я тоже. Сядем, мозгами пораскинем, план грядущей битвы картошкой нарисуем…

— Только я за рулем, — сказал я.

— Да я не пьяный, — сказал Петруха. — Хочешь, кончик носа потрогаю? Выбирай, моего или твоего.

— Может, ты и не пьяный, — сказал я. — Но когда еще у меня возможность порулить «лексусом» появится?

Глава 42

Спонсируемая Петрухой лаборатория находилась на территории бывшего оборонного завода, маскирующегося под какой-то очередной НИИ с максимально туманным названием, и все это было затеряно в дебрях промышленного района на востоке Москвы. Петруха был прав, без навигатора я бы это место искал очень и очень долго.

Как известно, в девяностые главным активом подобных предприятий были их немереные площади, которые они сдавали в аренду мелким фирмам. Цеха под производство и складские помещения, кабинеты в административном здании — под офисы.

Поэтому не было ничего удивительного, что вывеска самого НИИ терялась в десятке разноцветных и разномастных табличек всяческих ООО «Рога и копыта», торгующих всем подряд, от детских игрушек до холодильников и запчастей для иномарок.

Пропускная система здесь осталась с советских времен и дышала на ладан. Петруха поздоровался с охранником, тот дал отмашку, и мы прошли дальше. Документов никто не спрашивал.

То ли Петруху тут знали в лицо, то ли от былой секретности и закрытости даже следа не осталось.

— Что тут раньше делали-то? — поинтересовался я.

Территория завода пребывала в разной степени запущенности. Если вокруг главного административного здания трава была кое-как скошена, то чуть дальше начинались настоящие заросли бурьяна, в которых мог бы притаиться целый отряд шпионов. Если тут еще осталось за чем шпионить.