– Буду надеяться.
Пришлось сдержаться и не обмолвиться ни словом о канале феникса. Обычно он доверял другу любую тайну, но к обещанию, которое дал Демиру, решил отнестись серьезно. Ни одно слово об этом деле не сорвется с его уст, но и сам он постарается больше не думать о тайне, чтобы не туманить свой разум. Если годглас исчезнет, ему конец. Нет смысла все время возвращаться мыслями к этому.
Тадеас покачал головой и дотронулся до плеча Идриана:
– Мне жаль. Когда война закончится, я помогу тебе разобраться с министерством и найти нового мастера.
– Приятно слышать, – ответил Идриан. Хорошо иметь друга, который заботится о тебе. К пробивникам и их потребностям в армии относились с большим вниманием, и все же члену семьи-гильдии было легче добиться своего, чем простому солдату. – Иногда я спрашиваю себя: сошел бы я с ума, если бы не потерял глаз?
– А я спрашиваю себя: смогу ли я сдержать и не убить твоего отца, если когда-нибудь встречу его? – фыркнул Тадеас. – Даже не знаю, как ты справляешься с этим.
– Министерский трибунал не одобрит отцеубийства.
– Только если тело найдут. – Тадеас взглянул на карманные часы. – Стекло меня дери, я же опаздываю на штабное совещание у генерала Ставри. Для тебя сегодня работы нет, так что отдыхай. Скоро здесь будут артиллеристы с Микой. Держись от них подальше, а то кто-нибудь из напыщенных гильдейцев отправит тебя нести караул.
Идриан поднял руку, прощаясь с другом – тот побежал трусцой по улице, – потом коснулся ею стеклянного глаза. Почти все, кто его знал, думали, что он потерял глаз в бою. Идриан не разубеждал их. Только Тадеас знал о том, как жесток был его отец, избивавший сына с дикими воплями. Нет, не стоит думать об этом. Тадеас прав, ему нужен отдых после вчерашнего, но надо найти себе занятие, иначе мысли о грозящем ему безумии сведут его с ума раньше времени. Он нервно расхаживал по лагерю, не обращая внимания на взгляды ординарцев, которые убирали лагерь, стирали и чинили форму.
На соседнее крыльцо вышел Брейлир с доспехами, мечом и щитом Идриана. Пробивник остановился и принялся наблюдать за ним. Может быть, юный оружейник лучше справится с починкой при свете дня? Но даже если он просто решил еще раз отполировать доспехи, хорошо: пусть будет чем-нибудь занят.
Идриан подошел к юноше, сел на крыльцо и стал смотреть в небо.
– Ты часто думаешь о смерти, Брейлир? – спросил он.
– Нет, сэр.
– Научишься, если задержишься в Иностранном легионе. – Идриан прикусил язык. Это было совсем не в его духе – нагонять тоску на малознакомого человека, к тому же новичка. Брейлир не заслужил этого. – Но это будет лучшее время в твоей жизни.
– Да, сэр, – ответил Брейлир, склонившись над работой.
Идриан решил, что напугал юношу.
Идриан заметил краем глаза какое-то движение, обернулся и увидел маленькую девочку: она наблюдала за ним из окна многоквартирного дома, стоявшего чуть дальше по улице. Многие грентцы бежали, как только началась война, но кто-то не успел сделать этого, а кому-то было некуда бежать; теперь они сидели в своих домах, затаившись как мыши, чующие кошку. Идриан помахал девочке рукой, и она ответила тем же. Вдруг за ее спиной появилась молодая женщина, которая оттащила девочку от окна и стала закрывать ставни, бросив на Идриана сердитый взгляд.
Он не винил ее. Никто этого не хотел: ни мирные люди, ни солдаты. Если бы не приказ, он мог бы сейчас прогуливаться по этой самой улице как отдыхающий, наслаждаясь солнцестоянием и грентским зимним элем, темным и густым.
Вдруг неподалеку раздался грохот, и Идриан вскинул голову. За первым взрывом последовал второй: слишком близко, чтобы чувствовать себя спокойно.
– Брейлир, – прошипел Идриан. – Это гранаты Мики. – Через полминуты он был на ногах, определяя источник звука. – Бери оружие и за мной, – приказал он, вырывая свой шлем из рук Брейлира и нахлобучивая его на голову.
Потом он схватил меч и щит и побежал, даже не оборачиваясь, чтобы узнать, последовал ли за ним оружейник.
Когда он приблизился к источнику взрывов, то услышал крики.
– Грентский пробивник! – кричал кто-то. – Пробивник прорвался!
Идриан выскочил из переулка и увидел настоящее сражение: вдоль улицы стояли пушки, около дюжины, вокруг толпилась орудийная прислуга, сдерживая напуганных лошадей, а солдаты и саперы с шевронами железнорогих оцепили место происшествия. Но возле первых пушек оцепление уже было прорвано. Грент-пробивник в полном латном доспехе прорубал себе путь вдоль колонны. На мостовой валялись две мертвые лошади; орудия были порублены на части, рядом лежали тела солдат, приставленных к орудиям, и железнорогих. На глазах у Идриана с плеч артиллерийского офицера слетела голова. Еще через пару секунд чужой пробивник убил третью лошадь, отсек колесо шестифунтовой пушки и перерезал половину экипажа. Остальные разбежались. Железнорогие продолжали решетить броню нарушителя мушкетной дробью.
– Вам нельзя туда без доспехов, – выдохнул Брейлир, догоняя его; он держал в руках свой короткий меч и щит из форджгласа и выглядел донельзя испуганным.
– Попробуй меня остановить, – огрызнулся Идриан.
За грентским пробивником уже шли солдаты противника, не меньше роты. Они добивали раненых штыками и вели ответный огонь по железнорогим. Идриан искал взглядом товарищей и наконец нашел Мику: ее саперы стояли прямо на пути вражеского пробивника. Зарядив пращу маленькой гранатой, Мика подняла ее над головой, раскрутила и послала навстречу нападающим. Ряды их смешались, чем немедленно воспользовался Идриан. Он на полном ходу вырвался из укрытия и, молясь, чтобы в его шлеме хватило магии, врезался в солдат Грента сбоку, размахивая мечом и проносясь сквозь них с такой же легкостью, с которой их пробивник кромсал железнорогих. Их крики перешли в визг, и через несколько мгновений Идриан покрылся кровью с ног до головы.
Над его плечом пролетела граната, с грохотом взорвавшись прямо у ног вражеского пробивника. Оказалось, что это была женщина. Она разворачивалась к Идриану и не заметила летящей гранаты. Взрыв сбил ее с ног.
Идриан отразил щитом чужой штык, почувствовал, как что-то рубануло его по икре, и сам разрубил целое отделение грентской пехоты одним ударом меча из острого стекла. Пуля свистнула мимо его уха, и Идриан, вспомнив, что на нем нет доспехов, развернулся к вражеской пробивнице.
Та уже вскочила и стремительно приближалась к нему. Он принял первый удар на щит, отбил его и сам ударил тупой стороной своего меча по ее доспехам из хаммергласа, чтобы не расколоть дорогой рейзоргласовый клинок. Удар ошеломил ее, но она тут же опомнилась, отбросила щит, плоской стороной меча отразила ответный выпад Идриана, а потом кинулась на него, изо всех сил размахивая своим клинком. Мечи сшибались, оба бойца действовали ими с быстротой фехтовальщиков и силой шахтеров, врубающихся в породу. Каждый удар отдавался во всем теле Идриана, вплоть до кончиков пальцев ног. Вскоре стало ясно: пожалуй, он искуснее своей противницы, но форджглас ее доспехов делает ее чересчур сильной и быстрой. Он отступил, думая, как разделаться с ней раньше, чем она перережет его пополам, и молясь, чтобы проклятые дураки за его спиной догадались отступить в безопасное место.
Ха, держи карман шире. Вокруг продолжался бой. Его правая рука отяжелела, ноги стали вялыми, ведь он орудовал мечом и щитом, не прибегая к помощи стекла. Чужой клинок врезался в его собственный с такой силой, что у него на миг онемели пальцы и дрогнули колени. Заурчав, он отпихнул от себя пробивницу, которая уже глядела на него с торжествующей улыбкой.
Вдруг по воздуху пролетел какой-то мяч и сбоку врезался в шлем грентской пробивницы. Похоже, та даже не заметила его, хотя и нахмурилась. Идриан рассмеялся бы, если бы не узнал в этом мячике гранату Мики.
Вот она, стратегия отхода.
Идриан бросился назад, заслонившись щитом от гранаты как раз в тот момент, когда взрыв швырнул их обоих в разные стороны. Уши заложило, грудь сдавило так, словно на нее наступил слон. Он не стал противиться этой чудовищной силе, а вместо этого упал навзничь, прокатился по булыжникам и снова вскочил на ноги, с мечом на изготовку. Вражеская пробивница сделала то же самое; броня защитила ее от взрыва, и она повернулась, чтобы бежать. Идриан сморгнул пот, заливавший глаза, и услышал, как горн грентцев трубит отступление. Остатки грентской пехоты стали организованно отходить; солдаты дожидались, когда их пробивница окажется с ними, чтобы развернуться и покинуть поле боя.
