Помимо сыпи у неё опухли губы и глаза.

Ирэн спросила Равшану:

— Надеюсь, что ты не думаешь, что я что-то подмешала в крим?

— Зная тебя нет, вот будь на твоём месте кто-то другой, то это самое первое, что могло прийти в голову, — ответила Равшана и добавила, — поэтому хан так быстро и поверил.

Равшана также одобрила, что Ирэн промолчала и ничего не сказала Мустафе-хану.

— Я постараюсь сделать комнату более уютной, — произнесла Равшана-ханум, когда Ирэн застыла на пороге маленькой, тёмной комнатушки, с узким топчаном, придвинутым к стене.

— Завтра постараюсь получить у Мустафы-хана разрешение для тебя на то, чтобы пойти к Абу Сине, продолжить с ним работать, — проговорила Равшана

— Не надо, — улыбнулась Ирэн, —лучше принеси мне перья и бумагу.

— Ты опять что-то задумала, — сказала Равшана-ханум, — спрашивать не стану. Но, если что-то понадобится, скажи и это сразу будет у тебя.

Когда за Равшаной-ханум закрылась дверь, Ирэн опустилась на жёсткий топчан и прислонилась спиной к стене.

— Надо выбираться отсюда, — подумала она, — вопрос как?

На границе с Ширванским ханством со стороны Стоглавой империи стояла армия. Генерал Цициани привёл весь гарнизон в боевую готовность.

Все переходы, даже самые немыслимые, были блокированы. Помощь оказывали горцы. Князь Кирилл вывел всех, кого мог в подчинение генералу Цициани.

Даже князь Леониди привёл сотню бойцов.

Границу пока не переходили, ждали сигнала. На всех парах летели военные корабли Ханидана в сторону Баку.

Якоб Морозов уже несколько дней жил в Баку, скрываясь под лохмотьями дервиша*

(*Дервишь — нищенствующий монах)

Морозов уже вышел на поставщиков продуктов и всего остального во дворец Мустафы-хана. Один их заказов ему показался настолько знакомым, что он понял, что Ирэн и во дворце не сидит спокойно, и скоро ширванский хан и его жёны будут пахнуть мылом госпожи Лопатиной.

Пока попасть на территорию дворца никак не получалось. Морозову очень хотелось передать хотя бы весточку для Ирэн, чтобы она не падала духом, что спасение близко, что они все скоро будут рядом.

Он получил депешу от Виленского, который мчался день и ночь в сторону Горного княжества с официальным посольским визитом. И ему тоже будет нужна поддержка, поэтому Морозов и собрал по всему Горному княжеству столько людей сколько возможно.

Граф Забела вместе с генералом Цициани разрабатывали операцию по вторжению, которое запланировали на день, когда флот ханиданцев подойдёт на расстояние в день пути.

Сегодня Морозов встречается одной из служанок, с кухни, очень набожная женщина, и он постарается узнать хотя бы что-то

Посольский дом Бротты в Баку

— Ты говоришь, что она жива? И что живёт в гареме Мустафы-хана? Чёртовы ширванцы. Я так и знал, что они не смогут ничего сделать.

Джон Лойсон ненавидел Ширванское ханство. Больше всего на свете он хотел вернуться в Бротту, он скучал по дождю и промозглой погоде. А из-за того, что эти хитророжие ширванцы так и не выполнили его поручения, он теперь вынужден снова заниматься этим вопросом. Иначе что он ответит генералу Лэмсдэну. Все сундуки с золотом розданы, парочку, конечно, удалось присвоить, но результата-то нет.

Скорее всего Мустафа-хан решил вести двойную игру. Неужели эта Ирэн Лопатина и вправду знает, как найти «чёрную кровь». Если это так, то и вправду очень опасно оставлять её в живых.

Всё надо делать самому. Поэтому Джон Лойсон стиснул зубы и приказал слуге принести ему перо и бумагу. Он сделает ещё один подарок Мустафе-хану, он подарит ему «троянского коня*».

(*Чтобы прорваться через оборону города, греки-завоеватели соорудили большого деревянного коня, внутри которого укрылась группа лучших воинов. После того как стоявшие на страже троянцы затащили «подарок» в укрепленный город, греки, дождавшись наступления темноты, вышли из коня и одолели удивленных воинов. С тех пор «троянский конь» употребляется в значении: тайный, коварный замысел, замаскированный под подарок)

Столица Ширванского ханства. Дворец Мустафы-хана.

Рано утром богатый паланкин привёз во дворец посла Бротты, Джона Лойсона, за паланкином следовал ещё один, с подарками.

Мустафа-хан и Ибрагим бек вместе принимали броттского дипломата в главном зале дворца.

— Да пребудет твоё ханство в благополучии, да продлится твоё царствование ещё сотни лет, — так начал броттский посол своё приветствие.

Когда с приветствиями было покончено, Мустафа хан задал вопрос:

— Что привело тебя в такую рань в наш дворец, Джон Лойсон?

Как и любой дипломат, находившийся в Ширванском ханстве, Лойсон понимал, что любое неосторожное слово и его голова поедет в родную Бротту отдельно от его тела. И никто в Бротте и слова не скажет, просто пришлют другого, поэтому он был крайне осторожен в высказываниях:

— Я наслышан, что вы балуете своих жён и когда увидел эту рабыню на рынке в Шемахе, то не удержался и купил её для вас. Разрешите ей продемонстрировать своё умение?

Мустафа хан, который ожидал от посла Бротты претензий в том, что он не выполнил обещание и не убил женщину, был приятно удивлён, что этого не произошло.

— Показывай, — махнул хан рукой.

Броттчанин улыбнулся и дал знак своим людям поставить второй паланкин на пол. Как только паланкин коснулся пола, из него словно яркая бабочка выпорхнула небольшого росточка девушка, в лёгких полупрозрачных шароварах, в коротком лифе, сквозь который просвечивала высокая грудь, длинные волосы были убраны наверх в высокий хвост, сам хвост был заплетён во множество мелких косичек.

Из свиты Джона Лойсона, вышли двое музыкантов, один с думбеком* небольшим ручным барабаном, а в руках другого была зурна**

(*Думбек — небольшой кубкообразный барабан

**Зурна (праздничная флейта) — деревянный язычковый духовой инструмент)

Музыканты встали чуть в стороне и зазвучала мелодия. Девушка вышла на середину зала и начала танцевать под ритм барабана. Она танцевала ракс шарки*

(*Ракс Шарки— восточный танец или танец живота)

Уже через пару минут внимание всех мужчин, находившихся в этот момент в зале, было охвачено танцовщицей. В Ширванском ханстве знали про этот танец, но танцовщица танцевала танец другой школы, это был танец халиджи, в котором немалую роль играли косы, которые словно жили отдельной жизнью и чувственный танец походил на борьбу со змеями, нападавшими на девушку.

Ибрагим бек тяжело дышал, и когда танцовщица закончила танцевать, растекшись по полу ниц перед ханом и его братом, положил руку на плечо Мустафе-хану и сказал:

— Отдай её мне, брат, ни о чём больше не попрошу.

Джон Лойсон, глядя на правителей Ширванского ханства довольно улыбался в усы.

За несколько часов до визита Джона Лойсона во дворец

Была глубокая ночь, когда дверь в комнату Ирэн тихонько отворилась. Ирэн тихо замерла на топчане, приготовившись дорого отдать свою жизнь. С ужина ей удалось оставить у себя металлическую спицу, неизвестно как оказавшуюся на подносе с едой.

Вошедший, видимо, почувствовал напряжение в комнате, потому что остановился у двери и голосом Абу Сины произнёс:

— Ирэн-ханум, это я Абу Сина, не бойтесь.

Но Ирэн и так уже увидела, что это её «ученик». В руках у старика была небольшая масляная лампа.

Ирэн вскочила с топчана, обрадованно подбежала к старику, зашептала:

— Абу Сина, я так рада вас видеть. Но как вам удалось прийти?

Старик развернул, принесённый с собой ковёр, достал из небольшой корзинки, которую принёс с собой сыр и лепёшку. Откупорил небольшой кувшин и комнату заполнил аромат кофе.

Ирэн даже прикрыла глаза, вдыхая этот аромат. Старик улыбнулся:

— Я знал, Ирэн-ханум, что тебе понравится. Но я пришёл не просто, чтобы доставить тебе радость от каффы, хотя мне приятно видеть, что даже в таких обстоятельствах ты не теряешь бодрости духа. Этим ты отличаешься от многих и в том числе, и от меня. Но давай перейдём к разговору, потому что я уговорил стражника пропустить меня ненадолго.