– Всё. Закончили, – ответил он. – Ребята наши попросили оставить им там палатку на новогодние праздники, хотят там молодёжной компанией Новый год встречать.

– Холодно, наверное, будет, – удивился я.

– Здрасьте, – недоумённо взглянул он на меня. – Там же печь!

– Точно! Вот они себе устроят там отдых на природе на три дня! Щедрый подарок ты кому-то устроил.

– Да ладно, пусть молодёжь отдыхает, – махнул Иван рукой, словно говоря – мол, пусть, хоть, кому-то будет хорошо.

Ну а что поделать, дружище? – подумал я. – Сейчас, скорее всего, в твоих отношениях с Ксюшей ничего уже не исправить. Да и ты действуешь так, чтобы она, несмотря на беременность, не жаждала иметь с тобой ничего общего… Обиделся, дело понятное, но надо как-то повзрослее все же…

Понимающе похлопал его по плечу и пошёл домой.

А у нас дым стоял коромыслом, женщины что-то парили, жарили, пекли. Предпраздничная суета наполнила дом. Заразился от всех атмосферой ожидания чего-то чудесного. В семнадцать лет это совсем несложно, гормоны зашкаливают, и радоваться так легко, когда ничего не болит, не ломит, не ноет… Чего же не верить в чудеса?

В большую комнату на завтра уже притащили откуда-то ещё один стол. Там уже стояли тарелки, стаканы, бокалы, вилки, ложки.

– Завтра останется только табуретки принести, – сказала Анна Аркадьевна, взглянув со счастливой улыбкой на Загита, и тот с готовностью кивнул. Ну, ясно, откуда стол!

Зазвонил телефон, и он взял трубку.

– Доча, тебя к телефону, – заглянул он в нашу спальню, где Галия с Ириной Леонидовной занимались малышами.

– Давай, я тебя подменю, – предложил я. – Такая суматоха, – сказал я Ирине Леонидовне, когда жена выбежала из комнаты. Андрюшку надо было покатать на мячике и мы с ним занялись зарядкой.

– Нас Маша Шадрина с бабушкой к себе в гости первого января пригласили к трём часам, – вернувшись, сообщила жена. – Витя тоже будет.

– Да? Ну, пойду поговорю с мамой, попрошу нас отпустить, – уступил я ей место у гимнастического снаряда.

Мама с Анной Аркадьевной охотно согласились остаться с детьми в понедельник, о чём я и сообщил сразу же жене.

Вскоре Загит собрался было ехать к себе в общежитие, чтобы было где уложить бабушку с Трофимом. Но Анна Аркадьевна запротестовала и предложила бабуле свою вторую комнату.

– А Загит и Трофим в детской переночуют, – обрадовалась мама.

Остаток вечера допечатывал записки для Межуева и побольше с Тузиком погулял.

Тридцать первого декабря день начался с почтальона, принесли телеграмму с поздравлениями от Рафика. Вскоре пришла на подмогу Никифоровна, но у наших женщин к праздничному столу почти всё уже было готово. Все занимались нарядами, бигудями, кто ногти красил, кто туфли подбирал. Дети всю первую половину дня были на нас, мужчинах.

Звонил отец, поздравил нас всех. Спросил его, какие у них планы на завтра, хотел заехать с подарками. Но они с Кирой собрались встречать Новый год не дома, а где-то за городом, поэтому решил сразу к ним съездить подарки отдать, хороша ложка к обеду.

Они меня за стол усадили, поговорили немного. Батя поделился озабоченно, что Диана стала сильно занятия в институте задвигать, но что интересно, к нему по этому поводу никто не приходит жаловаться.

– И это очень странно, ты не находишь? – посмотрел Тарас на меня. – Обычно, мне самому приходилось бегать и её отсутствие прикрывать. А теперь… Я просто не понимаю, что происходит.

Первая мысль, что мне в голову пришла, что ей кто-то свободное посещение обеспечил, как и мне. А кому это под силу в случае Дианы? Только Комитету. Фирдаус ни о чём таком не заикался, похоже, он не в курсе, что она занятия прогуливает. И где же она пропадает целыми днями? Понятно, понятно…

– Может, народ уже не заморачивается из-за её отсутствий? – ответил я. – Знают уже все, что это твоя дочь.

– Может быть, может быть, – задумчиво проговорил отец.

Я прекрасно его понимал. Он привык все контролировать, что касается учебы детей, в своем Горном. Для него это дело профессиональной гордости, фактически. А тут вдруг привычная схема рушится прямо на глазах. Для него дело чести понять, что за ерунда происходит. Хоть бы не нарыл слишком много информации, выйдя на длинную руку КГБ. Ни к чему ему знать, что она с Комитетом связалась. Только расстроится, а сделать все равно ничего не сможет… Не поймет, зачем при свекре-миллионере ей записываться в бойцы невидимого фронта КГБ и рисковать свободой…

Кира мне вручила целую сумку с собой.

– Там конфеты шоколадные, курага и чурчхела из Абхазии. Угости всех, – улыбнулась она и они проводили меня домой.

Часам к четырём пришли Егорыч с Гришей и Родькой, принесли бутылок в двух сумках.

– Где Аришка? – пробежался по комнатам Родион. – Я нам газировки набрал…

– Они попозже будут, – ответил я, увидев разочарование на его лице. – Потерпи чуть-чуть, скоро приедут.

Но Жариковы приехали только в шестом часу. Александр Петрович изволили почивать до четырёх часов, будить его родители не рискнули. А то будет капризничать и испортит всем праздник.

Зато Родька с Аришкой обнимались и радовались встрече очень искренне. Малая уже сносно объяснялась, и Родион сразу потащил её смотреть, что он к новогоднему столу для них прикупил.

Ближе к вечеру все расползлись по комнатам подремать перед бессонной ночью. Нам с женой тоже удалось покемарить, пока малые спали. Но с девяти часов все уже начали готовиться провожать старый год. Включили телевизор в большой комнате, женщины наряжались, а мы с мужиками детей развлекали. Анна Аркадьевна увела Загита к себе за табуретками и стульями. Иван тоже принёс свои табуретки и остался с нами. Воспользовался моментом и вывел пса.

В десять часов все сидели за столом с наполненными у кого чем бокалами. Разглядывал стол, это что-то с чем-то. Женщины заморочились, так заморочились. Просто подать яйца под майонезом было нельзя, надо было обязательно каждому яйцу мордочку сделать. Селёдка под шубой в виде рыбы. Колбасно-сырная нарезка в виде герба СССР! Оливье в хрустальных салатницах, и, вообще, женщины расстарались.

В повисшей тишине я вдруг осознал, что все смотрят на меня.

– Не понял, вы что, мне первое слово решили дать? – оглядел я всех за столом.

– Так хозяину первое слово, – как о само собой разумеющемся сказал Трофим.

– Ну, ладно, – поднялся с сынишкой в одной руке и бокалом вина в другой. – Что касается меня, то этот год я запомню на всю жизнь! Моя жена подарила мне двоих замечательных сыновей. Я был и до этого счастлив, а стал в три раза счастливее. Я поднимаю этот бокал с мыслью о тебе, дорогая, – сел я на своё место и поцеловал засмущавшуюся Галию со вторым малышом на руках. – А может, пофотографируемся заодно? – предложил я, оглядывая собравшихся.

– Конечно! – согласилась за всех Никифоровна.

– Эх, сразу не сообразили! – поддержал её Ахмад.

Передал ему сына и принёс фоторужьё.

– Будем снимать всех, по очереди, – проговорил я, подготавливая его. – Нас с Галиёй и детьми кто-нибудь снимите, пожалуйста. Из коридора лучше, чтобы расстояние было приличное…

– Давай, я, – предложил Гриша и мы с женой и детьми опять сели рядом.

Григорий сделал несколько кадров и слово передали Галие. Взял у неё второго сына, держа их по одному в каждой руке, а она сказала, что год был, конечно, особенный, родились дети, она почувствовала, что такое быть мамой и она только сейчас начала понимать своих родителей…

Гриша сделал несколько снимков. Представляю, какие у нас останутся фотографии после этого: грустная-грустная Галия, видимо, подумавшая о разводе родителей.

Загит, похоже, тоже понял ход её мыслей и, не дожидаясь своей очереди, перехватил у неё эстафету.

– Для родителей, – поднял он свой бокал, – самое главное, чтобы были счастливы их дети. А за тебя доча, я спокоен и очень рад, что двое деток появилось у вас в этом году, квартира увеличилась, работу такую замечательную предложили… В общем, всё хорошо!