Перед глазами Софии пробежало изображение двух мертвых парней подросткового возраста с пустыми чёрными глазницами.

Галахад посмотрел на колчан стрел и тут же потянул к нему руку.

— Давай ещё раз, давай сразу две.

— Нет! — крикнула София, хватая рыцаря за запястье. — Каждая стрела — это целая жизнь. И две я уже отдала за бесценок!

— Мы не можем её здесь бросить!

— Вы вообще не должны были сюда приходить! — она толкнула его с такой силой, что Галахад упал с корточек на спину. — Извини, — добавила она, когда он поднялся и встал над ней.

— Тогда возьмем её собой, подальше отсюда. Где ты живешь?

— Хватай её и иди за мной.

Галахаду никогда раньше не приходилось нести Марию на руках, и он не знал, сколько она весит. Но сейчас, подняв её с травы, он не мог не заметить мысли, подбирающиеся к свету. «Она не может весить так мало, быть такой легкой». Руки девочки тряслись в разные стороны, будто в теле отсутствовали кости. Даже голову пришлось придерживать, как у маленького ребёнка, от того как сильно она тряслась при беге.

Сверху на бегущего рыцаря смотрел Маркиз. Его лицо нельзя было рассмотреть. Несмотря на это, Галахад знал, что тот переживает за Марию не меньше его.

В той темноте, где они оказались вчетвером, было сложно определить, двигаются ли они с места. Сколько осталось бежать? И бегут ли они помимо — «к чему то», «от кого-то еще».

Грива Маркиза погасла, переставала дарить падающие светящиеся искры. Галахад больше его не видел и не слышал. Он оглядывался по сторонам в поисках хоть каких-то признаков мёртвого города, но кроме пустоты ничего не было видно.

Казалось, прошла целая вечность, прежде чем София остановилась и вытянула перед Галахадом руку, давая понять, что ему тоже стоит остановиться. Из-за холма, на который они поднялись, выглядывало старое деревянное строение. Все три этажа были покрыты мраком, как и местность вокруг.

— Может я понесу? — София протянула руки к Марии.

Галахад сделал шаг назад, прижав девочку к груди.

— Она в порядке со мной. Я не устал.

София наверняка бы вдохновилась такой заботой, если бы Галахад изначально не привёл её в Воларис.

— Поздно переживать за её жизнь, — выдохнула она и пошла спускаться с холма.

— Что это за место? — Галахад поспешил за ней.

— Не знаю, — пожала плечами София, — старый храм. Он дальше всего от Волариса и ближе всего к границе. Этого достаточно, чтобы сделать его пристанищем.

— Пристанищем для кого? — Галахаду не нравилась, как она не договаривала, будто специально держала его в неведении.

— Для тех, кто сюда попадает. Для кого же ещё? Для таких идиотов, которым не сидится дома.

Галахад резко остановился, шумя травой. София это заметила и повернулась к нему.

— Ты злишься, — сказал он и замолчал.

София сложила руки на груди.

— И?

— И относишься ко мне, как к очередному глупцу, что забрался сюда ради наживы или приключений. Есть причина, по которой я здесь. Веская. Я держу её у себя в руках. Ты должна поверить мне, что я не очередной идиот, и прежде, чем я буду следовать за тобой, должна ответить: могу ли я тебе доверять? Могу ли привести Марию в этот храм?

За все десять лет София впервые встретила человека, который держит себя в руках, а не развалился на сопли и слюни от осознания, куда он попал. Первые минуты всегда самые тяжелые в этом месте. Потом человеку становится всё равно. Один из немногих плюсов Волариса — со временем здесь притупляются все чувства.

— Да, Галахад, ты можешь мне доверять. Это место безопасно для нас троих.

Они двинулись дальше. Дверь храма, как и подобает в её возрасте, заскрипела, когда София распахнула её перед рыцарем.

Именно в этом храме когда-то родила своего единственного сына королева Мария. Разумеется, Галахад и София об это даже и не подозревали. Но они находились именно там, где всё началось.

Весь первый этаж пах сыростью и тухлыми поленьями. Потолок над Галахадом заскрипел, словно от чьих-то шагов на втором этаже.

— Мы здесь одни? — спросил он у Софии.

— Одни, — ответила она и закрыла дверь.

Галахад сделал несколько шагов вперед. Он не чувствовал себя в большей безопасности чем снаружи. Они просто сменили одну темноту на другую. И осознание того, сколько погибших людей добирались до этого храма как до промежуточной остановки, заметно давило на и без того тревожную грудь рыцаря.

София крикнула из ближайшей комнаты, дверь которой сама и распахнула. Войдя в длинный коридор, Галахад заглянул за дверь.

— Клади её сюда, на эту кровать, — услышал он голос Софии.

Внутри комнаты рыцарь увидел тумбочку и продавленную кровати. Он всё еще не понимал, как его глаза могут разглядеть мебель в таких деталях. Во всём храме не было ни одного источника света, но окружение оказалось подвластно взгляду.

Галахад зашел в комнату, медленно наклонился к кровати и отпустил Марию. София взбила подушку и положила её под голову девочки. Прежде чем потрогать лоб Марии она посмотрела на Галахада. Тот одобрительно кивнул.

— У неё жар, — сказала София, трогая лоб в разных местах тыльной стороной ладони.

— Не от твоих ли стрел?

— Нет. Мои стрелы спасают.

— Здесь есть кто-то ещё, кто сможет нам помочь?

София горько улыбнулась, выдохнув носом.

— Нет. Я здесь одна.

— Тогда скажи мне, что сделать, чтобы спасти её.

Галахад сел на край кровати. София села на пол, напротив лица Марии, продолжая поглаживать её лоб.

— Должна быть причина, почему она не просыпается. Она не умирает.

— Откуда такая уверенность?

София убрала руку со лба девочки, отцепила колчан из-за спины, положила себе на колени и достала оттуда стрелу.

— Внутри этой стрелы — человеческая душа. Именно души из этих стрел — это единственное, что позволяет тебе и мне здесь находится.

— Но?

— Но это не лекарство. Эти стрелы, они не исцеляют чужие души. Они занимают их место.

— Я не понимаю…

— Причина, по которой Марии не помогли души из этих стрел, проста. Они не нашли себе там место. Не нашли той пустоты, которою нужно заполнить. Внутри Марии всё ещё есть её душа.

Галахад слез с кровати, опускаясь на колени. Он подтянулся к Софии, переполненный одним вопросом.

— Что значит «всё ещё есть её душа»?

— Ты знаешь, что это значит.

— Что стало с моей душой? Где моя душа? — затребовал ответа Галахад.

София пожала плечами.

— Там же, где и моя. Наши души забрал Воларис.

Глава девятнадцатая

Дорога до деревни заняла целую вечностью. На каждой кочке карету слегка подбрасывало, и королева Мария, которая думала, что уже привыкла к этому, с каждым новым толчком вздрагивала от неожиданности. Несколько раз она кричала извозчику быть аккуратнее, на что тот ей отвечал: «Так дорога такая, ваше величество, стараюсь я, стараюсь». И вправду, королева знала этого извозчика с тех пор, как обвенчалась с Яковом. Он был совестливым, и по каждой дороге ехал с такой осторожность, будто едет в первый раз.

— Я что сказала! Аккуратней! — не выдержала Мария, когда они снова подпрыгнули. Она сотню раз пожалела о своём решении посетить родную деревню во время сезона дождей. Но вот что странно — сезон дождей стал длиться дольше, а её дело, по которому она едет, стало более неотложным. Она хотела найти ответы на вопросы, связанные с её кровью, с её родословной. И никто другой на них не ответит, как могут это сделать ближайшие родственники.

Последние годы её жизни были непростыми. С тех самых пор, как она вернулась к королю со своим сыном, которого прозвали Леонард и нарекли наследником престола. Вот только случилось это через год после рождения.

В первую встречу с королем после родов он разбил Марии сердце. Королева тогда вышла из кареты и сразу попала в объятия мужа. Он так сильно её прижал, обозначая, что разделяет эту боль за сына вместе с ней. Мария поверила, что Яков будет рядом с ней и новорождённым, несмотря ни на что. Голубые глаза короля были полны любви и надежды. Но, к сожалению, длилось это не долго. Пока эти же голубые глаза не посмотрели на то чудо, что создало его семя. Тут же, лицо Якова сменилось на более грозное, тучное, отягощенное предстоящим бременем. Это был первый взгляд, который он подарил сыну. Этот же взгляд и разбил сердце Марии. Никто не должен смотреть на детей такими глазами, в особенности их отцы.