Заметив быстрый взгляд, которым обменялись Родж с Дэком, я добавил:

– Ведь это он так хочет, верно?

– Родж, скажи ему, – сурово велел Дэк.

– Мы с Дэком сами решили, что так будет лучше, – нехотя признался Клифтон.

– Значит, мистер Бонфорт этого не одобряет? Вы его спрашивали?

– Нет.

– А почему?

– Шеф, ну нельзя его тревожить из-за каждого пустяка! Ведь он старый, больной, измученный человек. Я обращаюсь к мистеру Бонфорту лишь по серьезнейшим политическим вопросам, а тут мы и сами справимся. Этот округ полностью наш, и не важно, кто его представляет.

– Тогда зачем вам мое мнение?

– Мы хотим, чтобы вы знали кто, где и почему. Думали, надо получить ваше одобрение.

– Мое? Вы просите от меня решения, словно я – мистер Бонфорт. Я не он. – Я нервно забарабанил пальцами по столу – совсем как он. – Если вопрос такого уровня, вам все же следует спросить его. А если все это не важно – зачем спрашивать меня?

Родж немного пожевал сигару и объявил:

– Ну хорошо. Я вас ни о чем не спрашивал.

– Нет!

– Что вы имеете в виду?

– Я имею в виду «нет». Вы именно спрашивали, значит в чем-то сомневаетесь. Так что если хотите, чтобы я от имени Бонфорта представил этот список в исполнительный комитет, пойдите и спросите его самого!

Некоторое время они молча глядели на меня. Дэк со вздохом сказал:

– Да выкладывай уж все, Родж. Или давай я.

Я ждал. Клифтон вынул изо рта сигару:

– Шеф, у мистера Бонфорта четыре дня назад случился инсульт. Его ни в коем случае нельзя беспокоить.

Я замер и стал читать про себя: «И тучами увенчанные горы, и горделивые дворцы и храмы» и так далее. Немного придя в себя, я спросил:

– А с головой у него как?..

– Полный порядок, но он измучен до смерти. Та неделя в плену совсем его подкосила, мы и не ожидали такого. После инсульта он двадцать четыре часа пробыл в коме. Сейчас пришел в себя, но полностью парализована левая сторона лица и частично тела.

– А что говорит доктор Чапек?

– Полагает, что тромб рассосется и все пройдет. Но и после его придется беречь от нагрузок. Шеф, он действительно серьезно болен. Завершать кампанию придется нам самим.

Я ощутил отзвук того чувства, которое охватило меня, когда умер отец. Я никогда не видел Бонфорта, только получал от него коряво написанные поправки в текстах. Однако я постоянно на него опирался. Меня поддерживало само его присутствие за стеной.

Глубоко вздохнув, я проговорил:

– О’кей, Родж. Постараемся.

– Постараемся, шеф, – он поднялся, – собрание скоро начнется. Как решим с этим?

Он указал кивком на список по «надежным» округам. Я задумался. Может, Бонфорт и впрямь хотел наградить Билла, подарив ему право добавлять к фамилии «Достопочтенный»? Просто чтобы его успокоить. Бонфорт в таком не скупился – не заграждал рта волам молотящим. В одном эссе о политике он писал: «Не то чтобы у меня был такой уж высокий интеллект. Весь мой талант в том, что я нахожу способных людей и не мешаю им работать».

– Родж, давно Билл у него работает? – внезапно спросил я.

– Года четыре. С лишним.

Значит, его работа Бонфорта устраивала.

– С тех пор одни всеобщие выборы уже прошли, так? Почему же Бонфорт еще тогда не ввел Билла в Великую Ассамблею?

– Почему… Не знаю. Не поднимался как-то такой вопрос.

– А когда Пенни стала Достопочтенной?

– Три года назад. На дополнительных.

– Ну что ж, Родж, вот вам и ответ!

– Не понимаю.

– Бонфорт в любое время мог сделать для Билла место в парламенте. Однако не стал. Так что ставьте в список кого-нибудь, кто при необходимости согласится подать в отставку. Если мистер Бонфорт сочтет нужным, всегда успеет назначить дополнительные выборы после выздоровления.

Выражение лица Клифтона не изменилось. Он взял список, сказав лишь:

– Хорошо, шеф.

В тот же день Билл уволился. Наверное, Родж сообщил ему, что фокус не удался. Но, узнав о его уходе, я чуть инфаркт не схватил: только теперь сообразил, что своим упрямством поставил под удар всех. Я сказал об этом Роджу. Тот мотнул головой.

– Но он же знает все! Это с самого начала был его план! Он же столько грязи в лагерь Партии Человечества может приволочь.

– Забудьте вы о нем, шеф. Тля он, конечно, раз бросил все в разгар кампании, и слова-то другого не подберу. Вы, человек посторонний, и то так не поступили. Но – не шакал же! В его профессии не принято выдавать тайны клиентов, даже если навсегда распрощались.

– Ваши бы слова да богу в уши.

– Увидите. И не волнуйтесь понапрасну, работайте себе спокойно.

Следующие несколько дней прошли тихо. Я уже решил, что Клифтон знал Билла лучше, чем я. О нем никаких вестей не было; кампания близилась к концу и становилась все напряженнее. На разоблачение – ни намека. Я начал забывать об инциденте и с головой ушел в составление речей, выкладываясь целиком и полностью. Иногда мне помогал Родж, иногда я сам справлялся. Мистер Бонфорт шел на поправку, однако док Чапек прописал ему полный покой.

Началась последняя неделя кампании. Роджу понадобилось слетать на Землю – некоторые дыры издалека не залатать. Голосуют как-никак в округах, и работа на местах значила теперь больше речей. Тем не менее надо было произносить речи и выступать на пресс-конференциях. Этим я и занимался, а помогали мне Дэк с Пенни. Конечно, с опытом стало легче – на многие вопросы я отвечал не задумываясь.

Роджа ждали назад как раз к очередной пресс-конференции, проводившейся раз в две недели. Я надеялся, он поспеет к началу, хотя справился бы и сам. Пенни со всем необходимым вошла в зал первой и тихонько вскрикнула.

Еще в дверях я увидел, что за дальним концом стола сидит Билл, но, как обычно, оглядев присутствующих, сказал:

– Доброе утро, джентльмены!

– Доброе утро, господин министр, – отвечали многие.

– Доброе утро, Билл, – добавил я, – вот уж не думал вас здесь встретить. Кого вы нынче представляете?

Воцарилась мертвая тишина, все ждали его ответа. Каждый здесь знал, что Билл ушел от нас, а может, его ушли. Он же, ухмыляясь, ответил:

– Доброго утречка, мистер Бонфорт. Я – от синдиката Крейна.

Я уже понял, что за этим последует, но изо всех сил постарался унять тревогу и не дать ему порадоваться моему испугу.

– Что ж, неплохая компания. Надеюсь, они оценят вас по достоинству. Итак, к делу. Вначале – письменные вопросы. Пенни, они у вас?

С этим я разделался в два счета, ответы были обдуманы заранее; потом, как обычно, опустившись на стул, сказал:

– У нас есть время, чтобы еще немного поболтать, джентльмены. Есть еще вопросы?

Задали еще несколько вопросов, и лишь один раз мне пришлось ответить: «Без комментариев». Любому уклончивому ответу Бонфорт предпочитал честное «нет». Поглядев на часы, я заметил:

– На сегодня – все, джентльмены, – и начал подниматься с места.

– Смайт! – крикнул Билл.

Я выпрямился, даже не взглянув в его сторону.

– Эй, «мистер Бонфорт»! Я к вам обращаюсь, мистер дутый Бонфорт – Смайти!

Билл был зол и кричал в полный голос.

На сей раз я взглянул на него с изумлением, как и полагалось важному политическому деятелю, которого оскорбили на людях. Билл ткнул в мою сторону пальцем; лицо его цветом напоминало свеклу.

– Ты самозванец! Актеришка! Жулик!

Представитель лондонской «Таймс», сидевший справа от меня, шепнул:

– Сэр! Может, мне за охраной сбегать?

– Не нужно, – ответил я, – он не опасен.

Билл нехорошо заржал:

– Ага, так я, по-твоему, не опасен, да?! Сейчас поглядим!

– Так я сбегаю все же, сэр, – настаивал «Таймс».

– Сидите, – резко ответил я. – Довольно, Билл. Уйдите лучше по-хорошему.

– Ага, разбежался!

И он взахлеб принялся излагать основные детали всей истории. О похищении, равно как и о своем участии в подмене он ни словом не обмолвился, зато ясно дал понять, что его не уволили, он сам ушел, не желая участвовать в наших махинациях. Подмена, по его словам, была вызвана болезнью Бонфорта. Затем он прозрачно намекнул, что мы сами ее вызвали, посадив Бонфорта на наркотики.