— Отлично, — говорит Пакс, хмуро оглядывая стол. — Я благодарен за то, что мне приходится заниматься подобной ерундой только раз в году. И… благодарен, что могу делать это с вами, идиотами, — добавляет он с неохотой.

— Это мило, — говорит Кэрри. Сидя по другую сторону Пакса, она чокается своей бутылкой пива с его бутылкой, поддразнивая: — Мои чувства в точности совпадают. Но я выражусь немного деликатнее. Я благодарна за друзей, которые мне так же дороги, как и семья. Благодарна за потрясающую еду и красивый дом, в котором можно собираться. И благодарна за все грядущие приключения…

— Ладно, ладно. Ты не выиграла «Оскар». Это не гребаная благодарственная речь, — ворчит Пакс. — Джейкоби. Ты следующий.

— Я благодарен, что здесь нет моей сестры-засранки. — Он невозмутим. Говорит это каждой клеточкой своего существа. Однако Рэн поделился и другими, гораздо более наглядными вещами, за которые он был благодарен этим утром, шепча их мне на ухо, лаская меня пальцами, пока я не кончила.

Его волосы в кои-то веки укрощены, зачесаны назад густыми, пышными черными волнами, искусно спадающими на лицо. Пятен краски, которыми обычно покрыта его кожа, нигде не видно. Рукава закатаны до локтей, рубашка, разумеется, черная. Когда Дэш что-то говорит, черты лица Рэна преображаются: рот расплывается в искренней улыбке, в поразительно зеленых глазах пляшет веселье, и мое сердце делает сальто назад от этого зрелища. Беззаботный. Спокойнее, чем был уже несколько недель. Рэн пребывает в хорошем настроении, с тех пор как вчера утром в новостях объявили, что Уэсли Фитцпатрик снова взят под стражу.

Теперь моя очередь. Мне есть за что быть благодарной, но на самом деле все сводится к двум вещам:

— Я благодарна своему отцу за то, что он отправил меня в академию Вульф-Холл. Если бы он этого не сделал, я бы никогда не встретила никого из вас, ребята. А теперь я очень, очень, очень благодарна, что он мертв.

Возможно, кто-то возмутился бы столь мрачным заявлением, но люди, сидящие за этим столом, понимают, что такое страдать от рук людей, которые должны были заботиться о них. Каждый из них преодолел в своем прошлом темное, поганое дерьмо, и двигается дальше.

— Я благодарна за желе, — говорит Пресли, отправляя в рот крошечную порцию десерта.

Она жаждала его последние несколько дней. Собственно, это все, что она может есть. Сегодня утром она пришла к завтраку очень бледной. Отец пытался уговорить ее съесть кучу еды на обед, и она вернулась в Бунт-хаус совсем зеленой. Желе, похоже, помогает.

Дэш прочищает горло и поднимает в воздух свой бокал с шампанским, держа его на весу.

— Я благодарен, что Пакс вызвался помыть посуду.

— Ничего подобного.

— Счастливого Дня благодарения! — продолжает Дэш, игнорируя злобный взгляд, который бросает на него Пакс. — Давайте есть, пока не остыло!

Следуя тенденции прошлой недели, погода на улице продолжает ухудшаться по мере того, как мы приступаем к ужину. Дождь барабанит по окнам, ветер сотрясает дом. За огромными панорамными окнами в столовой качается лес, море деревьев колышется в грозу, вдали сверкают молнии и грохочет гром.

— Похоже, там конец света, — замечает Кэрри, когда мы, закончив есть, убираем тарелки и посуду на кухню. — Слава богу, что дом стоит на склоне холма. Первый этаж уже наверняка был бы на метр в воде.

— Академию, наверное, залило, — говорит Рэн.

В этот момент по небу пробегают вилки молний, освещая облака… и раздается оглушительный раскат грома. Земля стрясается под нашими ногами. Яркая вспышка света пронзает кухню, появляясь после грохота, и молния бьет в вершину горы.

— Твою мать! — воскликнул Пакс.

— Господи! — Пресли прижимает руки к лицу, прикрывая глаза. — Я смотрела прямо на неё.

Я тоже. И все еще вижу очертания зазубренной электрической нити, спускающейся с небес и выжженной на моей сетчатке.

— Она коснулась земли, — замечает Дэш. — Думаю, ударила по академии.

— Серьезно? — Кэрри выглядит обеспокоенной.

— Потрясающе. — Пакс не выглядит обеспокоенным.

— Думаете, нам стоит подняться туда и убедиться, что никто не пострадал? — спрашиваю я.

Справедливости ради, не могу сказать, что мое пребывание в Вульф-Холле было легким. Я была в восторге от перспективы никогда больше не видеть это место после окончания школы. При обычных обстоятельствах я бы не вернулась туда ни за какие деньги, но если в здание ударила молния и кто-то пострадал, я бы никогда себе не простила бездействие…

Рэн возвращается в гостиную. Мы все следуем за ним, наблюдая, как он стоит у окна, прижав руки к стеклу, и вглядывается в ненастную ночь.

— Наверное, там никого нет, — говорит он, и стекло запотевает от его дыхания. — Они больше не разрешают ученикам оставаться на время каникул. Новая политика. Держу пари, здание пустует.

— Там должен кто-то быть. Ночной сторож или кто-то из обслуживающего персонала, который делает ремонт, пока никого нет, — говорит Кэрри. — Я согласна с Элоди. Думаю, что мы должны пойти и проверить.

Дэш присоединяется к Рэну, щурясь в темноту, но стекло продолжает запотевать, закрывая вид на гору.

— Я предлагаю убедиться, что здание, по крайней мере, не горит, — говорит он.

— А я предлагаю поджечь его, если оно не горит, — возражает Пакс.

Никто не удостаивает его ответом.

Рэн отворачивается от окна, засовывая руки в карманы.

— Ну что, тянем жребий? Там все еще идет дождь.

— Я пойду. — Я не могу вынести мысли о том, чтобы сидеть здесь и ждать, что же там происходит.

— Я тоже, — добавляет Кэрри.

Пресли потирает левое плечо, впиваясь пальцами в сустав, и направляется к входной двери.

— Да. Считайте, что я в деле.

— Ты неважно себя чувствуешь, Чейз. Тебе лучше остаться здесь и отдохнуть. — Пакс в кои-то веки подает голос разума, но Пресли качает головой, длинные рыжие волосы колышутся. В ее глазах — решимость, не терпящая возражений.

— Я не инвалид. Если все идут, и я пойду.

Пакс подумывает о том, чтобы возразить, но жесткое выражение лица его подруги не дает ему и рта раскрыть.

— Хорошо. При первых признаках того, что тебе не по себе, мы сразу же возвращаемся. Ты уже сказала, что у тебя кружится голова.

— Приступ головокружения меня не убьет, черт возьми. На свежем воздухе я, вероятно, почувствую себя лучше. Ну же. Пошли

***

Мы едем на двух машинах. До Вульф-Холла километров пять по извилистой дороге, а дождь не собирается стихать. Нет смысла идти пешком и промокнуть до нитки. В сотне метрах от собственно подъездной дорожки к академии поперек проезжей части стоят запертые огромные железные ворота с гербом и названием школы, не давая нам проехать дальше. Я никогда не видела даже закрытых ворот, не говоря уже о замке. Пакс и Пресли подъезжают к воротам на своей машине, тормозные огни «Чарджера» светятся впереди красными шарами, освещая струи дождя. Мы с Дэшем и Кэрри останавливаемся позади них.

— Похоже, отсюда придется идти пешком, — говорит Дэш.

Здание академии вырисовывается впереди, такое же зловещее, как и раньше. Это место совсем не изменилось, с тех пор как мы уезжали, что неудивительно. Прошло всего пять месяцев. Плющ все также душит каменную кладку. Аркбутаны все также подпираются каменными статуями. И шпили, и остроконечные арки, и покатистые крыши крыльев здания школы остались такими же, как и прежде. Изысканные витражи стоят в темноте, не освещаясь изнутри, когда мы выходим из машины и плотнее кутаемся в куртки, защищаясь от непогоды. Порыв ветра, словно решив вымочить нас до нижнего белья, обрушивает на нас шквал крупных дождевых капель, хлещущих по бокам и попадающих в лицо, когда мы приближаемся к воротам.

— Не думаю, что нам стоит перелезать через них, — говорю я.

Я не боюсь высоты. И сделала бы это, но давайте отнесемся к этому с умом. Ворота никак нельзя открыть с другой стороны — во всяком случае, я этого не вижу, — а шансы поскользнуться, упасть и сломать лодыжку, пытаясь спуститься по мокрому и скользкому кованому железу с другой стороны, очень высоки.