— Да! Хорошая девочка. Хорошая, блядь, девочка. Черт возьми, Чейз. Вот так. Поддайся этому. — Его голос грубый, полный похоти.

Рука, давящая мне на живот, расслабляется, и по моему телу пробегает ударная волна булавок и иголочек, другой, меньший оргазм следует по пятам за потрясающим оргазмом, который только что ошеломил меня..

— Я чувствую, как ты сжимаешься, — говорит Пакс, затаив дыхание. — Боже, твоя киска такая чертовски тугая. Блядь. Я тоже сейчас кончу.

Он склоняется надо мной, упираясь лбом в мой лоб, и подается вперед, глубоко проникая в меня. Я так, так полна им. Я утопаю в Паксе, его руки свободно блуждают по моему телу, пока он вгоняет себя в меня, как товарный поезд. Его запах — слабый аромат пота и его эндорфинов — вызывает у меня желание прижаться к нему. Обхватить его руками и ногами и держаться за него изо всех сил. Так я и делаю.

Его сердце гулко бьется о мою грудь, и он стонет. Стон переходит в яростный, бессловесный рев, который вырывается из его горла, когда он кончает.

В наступившей оглушительной тишине никто из нас не произносит ни слова. Мы оба задыхаемся, прижимаясь друг к другу, переводя дыхание. Через некоторое время Пакс приподнимается, отклоняясь назад, выходя из меня, и я с болью ощущаю влажность между бедер. Я не должна быть такой мокрой. Черт, неужели я действительно…

— Не смотри так испуганно. Ты была чертовски великолепна.

Я поднимаю взгляд на Пакса и вижу, что он очень, очень неподвижен, сидит на пятках, его пресс и квадрицепсы блестят от пота и… и бог знает от чего еще. Он наблюдает за мной со странным выражением на лице, сдвинув брови. И тут я понимаю, что он смотрит на мой живот.

На мой маленький, но неоспоримый бугорок.

— Если беспокоишься не слишком ли сильно меня трахал… — начинаю я, но он резко смеется и качает головой.

— Почему у тебя сложилось впечатление, что я не знаю, что делаю, Пресли Мария Уиттон Чейз? Женское тело было создано для того, чтобы выдерживать роды. Я большой, но думаю, что твоя киска более чем способна выдержать небольшое насилие со стороны моего члена без каких-либо неприятных последствий. И я убедился, что не опираюсь на твою матку.

Я очарована им. Ради бога, у меня от него перехватывает дыхание. Его щеки необычайно раскраснелись. Я уже видела его немного зажатым после секса, но это выглядит как-то иначе. Его полные губы приподнимаются на одну сторону, и меня осеняет ужасное осознание: он думает о том, что находится у меня в животе.

Одеяло. Где одеяло? Мне нужно прикрыться. Мне нужно спрятаться. Он так завел меня, что я забыла о человеческом существе, которое растет внутри меня. Теперь, когда послеоргазменное возбуждение угасает, я слишком хорошо осознаю свое тело. Я не хочу, чтобы он видел меня такой.

Словно зная, что именно происходит у меня в голове, Пакс хватает в охапку свое смятое пуховое одеяло и вырывает его из пределов моей досягаемости. Не обращая внимания на то, что я уже не могу к нему дотянуться, он подхватывает его на руки и бросает на пол, где, как он точно знает, я не смогу его достать.

— Знаешь, я пожалел, что спас тебе жизнь. В прошлом году, еще до того, как я тебя узнал. — Это заявление звучащее из ниоткуда, как удар в живот.

— Ну, спасибо.

Он хмыкает, игнорируя меня.

— Я не жалел, что ты выжила. А сожалел, что был тем, кто спас тебя. Я продолжал говорить себе, что кто-то другой пришел и помог тебе. Кто-то другой нашел тебя и отнес истекающую кровью, в ту больницу. Ты была везде, куда бы я ни посмотрел с той ночи. В коридорах. В классах. В моей гребаной голове. Куда бы я ни пошел, днем или ночью, везде была ты. И ты была так полна решимости стать моим другом. Хотела от меня большего. Ты ожидала, что я буду хорошим человеком. Ты, блядь, требовала этого от меня, и я нашел способ. Это не в моей природе, Чейз. Любить тебя для меня не естественно. Я сам это выбрал. Работал, чтобы быть достаточно хорошим для тебя. И не просто выделил для тебя место в моем сердце. Мне пришлось поднести к нему чертов дефибриллятор и заставить его снова функционировать. А потом я отдал его тебе, чего бы это ни стоило.

— Это многого стоит. Так много… — шепчу я.

— Тогда, блядь, докажи мне это. Покажи мне. Покажи, что я не зря потратил свое время, чтобы стать лучшим мужчиной для тебя, Пресли. Я был злодеем в каждой истории, рассказанной обо мне. Просто… хоть раз позволь мне быть хорошим парнем. Поверь, что я люблю тебя. Поверь, что я прикрою тебя. Поверь, что это не сломает меня, не сломает нас. Позволь мне быть самым лучшим отцом для этого ребенка. Позволь мне заботиться о тебе. Позволь мне…

— Воу! — Я отползаю назад, потянувшись за чем-нибудь, хоть чем-то, чем можно прикрыться; он, возможно, избавился от одеяла, но подушек все еще много.

Я пытаюсь прикрыться одной из них, но Пакс испускает монументальный вздох, устав от моей возни, и вырывает ее у меня. Схватив меня за лодыжки, он тянет меня вниз по кровати, к себе. Я вскрикиваю, извиваюсь, делаю все возможное, чтобы освободиться, но все бесполезно. Он настолько больше меня, что ему даже не нужно пытаться. Парень нежно проводит рукой по изгибу моего живота и бросает на меня многозначительный, пристальный взгляд.

— Может быть, до этого я и держал свое мнение при себе, но теперь уже слишком поздно. Я вижу, как наш ребенок меняет твое тело. И я хочу этого, — его голос срывается от эмоций. — Я хочу этого так чертовски сильно.

— Пакс.

— И если ты еще не забыла, ты только что согласилась выйти за меня замуж, пока мы трахались…

— Твой член был внутри меня, Пакс! Я соглашусь на все, пока твой член во мне!

Его челюсть двигается, ноздри раздуваются.

— Значит, ты не хочешь выходить за меня замуж?

— Я этого не говорила! Я… — Почему он такой? Почему он все время такой упрямый и неуступчивый?

Мои глаза горят, слезы грозят пролиться. Я вся на взводе. И не могу заставить хаос в голове затихнуть, а Пакс сидит напротив меня, такой неподвижный, такой спокойный, такой решительный. Он наклоняется вперед, обхватывает мою щеку ладонью и оставляет осторожный, нежный поцелуй на моем лбу.

— Ты сказала Кэрри, что боишься потерять меня, но я здесь и обещаю тебе, что так и будет. Я хочу жениться на тебе. Хочу этого ребенка. Почему бы тебе не подумать об этом? Дай мне знать, когда примешь решение. — С этими словами он хватает свои штаны с того места, где бросил их на полу, молча надевает их и уходит.

ГЛАВА 24

ЭЛОДИ

— Это традиция. Ты должен.

— Ни хрена я не должен, — ворчит Пакс, косясь на Дэша. — Что ты вообще можешь знать? Ты же англичанин. Вы даже не празднуете День благодарения.

— Просто скажи что-нибудь, и мы сможем двигаться дальше. — Дэш фыркает, закатывая глаза.

Я оглядываю обеденный стол, и меня охватывает неожиданное тепло. Я ничего не делала на День благодарения, с тех пор как была жива моя мама. Обычно это были только мы с ней. Отца никогда не было рядом на праздники, где бы мы ни находились, и нам это нравилось. Мы с мамой готовили гигантские порции жареной индейки и отправлялись есть их на пляж, в парк или на озеро. На Рождество мы ели попкорн, смотрели фильмы и дарили друг другу маленькие дурацкие подарки, которые делали своими руками. После ее смерти я старалась на праздники бывать дома с друзьями. Это было безопаснее, чем прятаться в своей комнате, когда по дому бродит пьяный отец.

Сегодня я с друзьями, и впервые за целую вечность меня ждет прекрасное будущее. Стол перед нами стонет под тяжестью приготовленной нами еды.

Невероятно, но Рэн взял на себя ответственность за индейку. Он не только не сжег ее, но она выглядит и пахнет просто потрясающе: мясо уже срезано с костей и сложено в стопку, готовое к употреблению. Дэш и Кэрри приготовили запеканку из зеленой фасоли и кукурузный хлеб. Я поджарила картофель, морковь и брюссельскую капусту. Пакс отвез Пресли к ее отцу, и они пробыли там почти все утро — на такой компромисс пришлось пойти, чтобы отец был доволен, — так что они избавились от большей части тяжелой работы, когда дело дошло до приготовления еды, но Паксу все же удалось сделать пюре из картофеля, а Пресли приготовила галлон подливки, которая пахнет так вкусно, что мне хочется налить ее в бокал и, черт возьми, выпить.