Таковы были главные пункты показаний служанок. На вопрос инспектора Мартина они ответили, что убеждены в том, что все двери были заперты изнутри и что никто не мог убежать из дома. На вопрос Холмса обе ответили, что слышали запах пороха с того момента, когда выбежали из своих комнат в верхнем этаже.

– Обращаю ваше внимание на этот факт, – сказал Холмс своему коллеге по профессии. – А теперь, я думаю, мы можем приняться за тщательный осмотр комнаты.

Кабинет был маленькой комнатой, три стены которой были заняты книгами; письменный стол стоял у окна, которое выходило в сад. Мы прежде всего занялись несчастным сквайром, громадное тело которого растянулось поперек всей комнаты. Беспорядок в его костюме свидетельствовал о том, что он был внезапно поднят с постели. Выстрел был сделан в него спереди, и пуля, пройдя через сердце, осталась в теле. Его смерть, несомненно, была моментальной и безболезненной. Ни халат, ни руки не были запачканы порохом. По словам доктора, у дамы были пороховые пятна на лице, но их не было на руках.

– Отсутствие последних ничего не доказывает, хотя их присутствие доказывает все, – сказал Холмс. – Если только порох случайно не прорвется назад из плохо пригнанного патрона, то можно сделать несколько выстрелов и не иметь на руке ни малейших следов. Я бы думал, что теперь можно перенести тело мистера Кебитта. Полагаю, доктор, что вы не извлекли пулю, ранившую даму?

– Для этого потребовалась бы серьезная операция. Но в револьвере осталось четыре заряда. Сделаны два выстрела и нанесены две раны, следовательно, все ясно.

– Так кажется, – сказал Холмс. – Может быть, вы также объясните, где и та пуля, которая ударила в край окна?

Он быстро обернулся и своим длинным тонким пальцем показывал дыру, которая была пробита в нижней части оконного переплета, приблизительно на один дюйм ниже подоконника.

– Боже мой! – воскликнул инспектор. – Каким образом вы увидели эту дыру?

– Потому что я ее искал.

– Удивительно! – произнес деревенский врач. – Вы, конечно, правы, сэр. Так, значит, был сделан третий выстрел, следовательно, тут должно было быть третье лицо. Но кто же это мог быть и каким образом он ушел?

– Решением этой задачи мы и заняты теперь, – ответил Шерлок Холмс. – Помните, инспектор Мартин, когда служанки сказали, что, выйдя из своих комнат, они тотчас же услышали запах пороха, то я заметил, что это показание очень важно?

– Помню, сэр, но признаюсь, что я не вполне понял вас.

– Этот факт свидетельствует о том, что в то время, когда произведены были выстрелы, как окно, так и дверь комнаты были открыты настежь. Иначе запах пороха не мог разнестись так быстро на весь дом. Для этого необходим был сквозной ветер в комнате. Однако же дверь и окно были открыты очень короткое время.

– Чем вы это докажете?

– А тем, что свечка не потекла.

– Бесподобно! – воскликнул инспектор. – Бесподобно!

– Убежденный, что окно было открыто в то время, когда происходила трагедия, я подумал, что в это дело может быть замешано третье лицо, стоявшее за окном и стрелявшее через него. Всякий выстрел, направленный в это лицо, мог попасть в эту часть переплета. Я посмотрел и увидел несомненный знак, оставленный пулей.

– Но каким образом окно было заперто на задвижку?

– Женщина инстинктивно прежде всего заперла окно… Эге, а это что такое?

То был стоявший на письменном столе дамский мешочек – щегольской мешочек из кожи крокодила с серебряной оправой. Холмс открыл его и вытряхнул из него все содержимое. Оно состояло из двадцати пяти фунтовых кредиток, перетянутых резинкой.

– Это надо сохранить, потому что оно будет фигурировать на суде, – сказал Холмс, передвигая инспектору мешочек с его содержимым. – Теперь необходимо попытаться пролить некоторый свет на эту третью пулю, которая была выпущена из комнаты, о чем свидетельствует расщепившееся дерево. Мне хотелось бы снова повидать кухарку, миссис Кинг…

– Вы сказали, миссис Кинг, что были разбужены громким выстрелом. Говоря это, не подразумевали ли вы, что этот выстрел был громче второго?

– Видите ли, сэр, он меня разбудил, когда я крепко спала, а потому трудно судить. Но он показался мне очень громким.

– Не думаете ли вы, что это мог быть звук от двух выстрелов, произведенных одновременно?

– Право, не могу это сказать, сэр.

– Думаю, что это было, несомненно, так. Полагаю, инспектор Мартин, что мы теперь использовали все, что могла дать нам эта комната. Не будете ли вы добры пойти со мною, и мы поищем, не даст ли нам что-нибудь сад.

Под самым окном кабинета находилась цветочная клумба, и, подойдя к ней, мы все издали возглас удивления. Цветы были растоптаны, и на мягкой почве было множество следов больших мужских ног с особенно длинными, тонкими носками. Холмс зашнырял по траве и листьям, как охотничья собака, отыскивающая раненую птицу. Затем, вскрикнув от удовольствия, нагнулся и поднял медный цилиндр.

– Я так и думал, – сказал он, – револьвер был с экстрактором, и вот третья гильза. Право, инспектор Мартин, я думаю, что наше следствие почти окончено.

Лицо провинциального инспектора выражало крайнее удивление при виде быстрого и мастерского успеха расследования, производимого Холмсом. Сначала он попытался было предъявить свои права, но теперь был подавлен восхищением и готов был следовать без возражений за Холмсом, куда бы он его ни повел.

– Кого вы подозреваете? – спросил он.

– Об этом я скажу немного позже. В этой задаче есть несколько пунктов, которые я не в состоянии был до сих пор объяснить вам. Теперь, раз я зашел так далеко, то уж лучше буду продолжать по-своему, а затем объясню все дело сразу и всем.

– Как вам будет угодно, мистер Холмс, пока мы не получим нашего человека…

– Я не имею никакого желания делать тайну, но в минуту действия немыслимо входить в длинные и сложные объяснения. У меня в руках все нити этого дела. Если даже эта дама никогда не придет в себя, мы все-таки можем восстановить происшествие прошлой ночи и обеспечить торжество правосудия. Прежде всего, нет ли по соседству гостиницы под названием «Эльриж»?

Допросили всех слуг, но никто не слышал такого названия. Конюх же припомнил, что фермер, носящий такое имя, живет в нескольких милях отсюда по направлению к Ист-Рестону.

– Эта ферма уединенная?

– Очень уединенная, сэр.

– Может быть, там ничего не слышали о происшедшем здесь в эту ночь?

– Может быть, сэр.

– Оседлай-ка лошадь, малец, и отвези записку на ферму Эльрижа.

Холмс вынул из кармана полоски с пляшущими фигурами и положил их перед собою на письменный стол, за которым некоторое время писал. Наконец он протянул мальчику записку и сделал ему указания, чтобы он вручил ее лично тому, кому она адресована, и чтобы не отвечал ни на какие вопросы.

Я взглянул на записку и увидел, что адрес написан отдельными неправильными буквами, совершенно не похожими на твердый почерк Холмса. Она была адресована:

– Мне кажется, господин инспектор, – заметил Холмс, – что вы бы хорошо сделали, если бы потребовали по телеграфу конвой, так как, если мои расчеты верны, то вам придется отправить в тюрьму графства особенно опасного преступника. Мальчик может заодно отправить и вашу телеграмму… Если есть, Ватсон, поздний поезд в город, то полагаю, что нам следует ехать с ним, так как мне нужно кончить интересный химический анализ, а наше расследование здесь быстро подходит к концу.

Когда мальчик отправился с запиской, Шерлок Холмс дал свои инструкции прислуге: если какой-нибудь посетитель спросит миссис Гильтон Кебитт, то, не сообщая ему ничего о ее состоянии, следует пригласить его в гостиную. Относительно этого он сделал крайне строгие внушения прислуге. Наконец он прошел впереди нас в гостиную, заметив, что так как теперь нам остается только ждать, то мы должны постараться как можно лучше провести время, пока не узнаем, что нас ожидает впереди.