Карма— старушенция неподкупная, а бумеранг, помощник её, тем более!

Разговор, надо полагать, выдался содержательным и поучительным, потому что Родион больше меня не допекает. Это радует и у меня получается расслабиться, не тушуясь под его непроницаемым взглядом, который то и дело ловила в школьных коридорах.

Правда наша маленькая шалость в виде поста-оправдания не удалась, публикацию удалили уже через полчаса и охват получился не такой, какой хотелось бы, но тоже неплохо.

Без ободряющей поддержки Конова я бы в жизни не решилась воспользоваться свалившейся «привилегией», как выяснилось, Атласов не успел ограничить мне доступ к управлению паблика. И нам это было на руку.

Мы здорово заобщались с Артёмом, он оказался очень интересным, но я стала замечать, как это раздражает Зарину, поэтому беседы с Коновым сошли почти на нет, а переписка — не выход, учитывая способности Атласова.

В общей беседе желают друг другу удачи, успехов и лёгких вариантов, потому что сегодня первый школьный пробник на четыре урока. Ста баллов пока от нас не ждут, но напортачить в первой части будет непростительным ударом для Натальи Владимировны.

Завтракаю в тишине, собираюсь неспеша и едва успеваю заметить, что бессовестно опаздываю в школу. Наспех свалив посуду в раковину, бегу умываться и одеваться, по пути заказывая такси в приложении.

Чищу зубы и, скосив взгляд на телефон, замечаю, что пошла пятая минута поиска авто.

Твою дивизию! Час пик! Ни одной машины, даже за косарь никто не желает подкинуть меня до школы. Я готова поднять стоимость поездки, только таксистов по близости действительно нет.

— Опять… — сплевывая в раковину, злюсь на себя.

По непривычке последние дни не успеваю вовремя собраться в школу и прихожу а-ля «подайте милостыню бедному одиннадцатикласснику».

Неужели опять придётся гнать на велике? Блин блинский, даже так уже не успею…

Прихватив телефон, мчу в комнату, открываю шкаф и не глядя беру первый попавшийся сарафан и рядом с ним блузку. Погода вроде пока позволяет ходить девочкой-девочкой.

В комоде нахожу капронки, надеваю их с немыслимой скоростью, молясь, чтобы стрелки не пошли раньше того, как ноги встретят школьные стулья. Махнув пару раз расческой, приглаживаю волосы, чтоб они уж не совсем напоминали культовое «я упала с самосвала, тормозила головой».

Когда телефон пиликает, подрываюсь к нему через всю комнату, как сумасшедшая. Первый — русский язык, Наталья Юрьевна и так на меня поглядывает который день. Счастье, что пока не оставляет на беседу, но стыдно ужас как!

Любимый: «Выходи, опаздываем».

Вчитываюсь в сообщение и замираю. То ли радоваться, то ли негодовать…

Ненавистная переписка восстановлена, а я помню, у меня получилось её удалить тогда. Атласов и тактичность, видимо, в разных вселенных живут.

Выглядываю в окно и встречаюсь взглядом с Родионом. Он стоит, привалившись на мотоцикл, и вертит в руках шлем.

Я определенно схожу с ума, ведь правда рада увидеть его. Это потому, что опаздываю, в любой другой день привычно проигнорировала бы его.

Точно, даже искать подвоха не стоит!

Сбегаю на первый этаж, мазнув взгляд по своему отражению в зеркале, подхватываю ключи с полки, сменку с обувницы и выхожу из дома.

Запираю дверь, как было велено, на два замка, защёлкиваю калитку и, сделав глубокий вдох, шагаю к Атласову.

— Привет, — здороваюсь, потому что так воспитали.

И совсем чуть-чуть потому, что испытываю жгучую благодарность.

— Привет, Белова Василина! — ровно отвечает он и протягивает мне шлем. — Готова прогулять школу?

18. Василина

Уже собираюсь ответить, что слишком высокая плата, как Родион, оттолкнувшись от своего железного коня, шагает ко мне и говорит без налёта насмешливости:

— Проехали, знаю, что нельзя вклиниваться между отличницей и учёбой. Чревато! — улыбается совершенно искренне, и я впервые подмечаю для себя, что на правой щеке у Атласова приветливая ямочка.

Не успеваю что-либо ответить, как моя голова оказывается закована в шлем.

На шее щёлкнуло, и Родион наконец вернулся к мотоциклу, легко вскочил на него, приготовившись к полёту. А что езда будет максимально быстрой, сомневаться не приходится, до урока остаётся пятнадцать минут.

Топчусь на месте, теряя заветные секунды, но не могу решиться. Меня не смущает, что у Атласова может не быть прав, что держаться скорее всего придётся за него. Я никогда ещё не ездила на мотоциклах, страх этих неизвестных ощущений ужасает сильнее.

Каким-то чудом Родион понимает мои метания, в одно мгновение вновь оказывается рядом со мной, легко подхватывает в воздух и сажает на мотоцикл, поправив аккуратно складки моего сарафана, чтобы они меньше развевались на ветру.

Не успеваю даже подумать, как ревёт мотор, и мы срываемся с места. В первые секунды меня отбрасывает назад, ветер хлещет по телу, недоступной для него остаётся только защищенная голова. Чтобы не упасть, обхватываю Родиона за талию, крепко сцепив руки в замок у него на животе.

Мы мчим короткими путями, не огибая пробки и светофоры, как это делают таксисты, желающие навариться, а оставляя их в другой стороне. Пытаюсь привыкнуть к шлему на голове и, когда с трудом получается, расслабляюсь.

По моим ощущениям Атласов держит умопомрачительную скорость, но ведёт не дергано, а плавно, словно разрезает волны. Пропускает там, где нужно, прибавляет там, где неопасно.

Странное ощущение безопасности накрывает неожиданно, словно в центре неистового смерча.

Влетаем на территорию школы, ученики даже отскакивают, завидев и заслышав нас. А я только сейчас начинаю переживать, как мы смотримся со стороны. Это уже второе такое яркое общение с Родионом. Публичное даже!

Он подъезжает к радуге, которая в хорошую погоду богата прикованными к ней велосипедами, глушит мотор и накренив мотоцикл, ставит его на подножку.

Все в школе привыкли, что Атласов гоняет на мотоцикле, но сейчас-то он не один, поэтому спиной чувствую чужое любопытство.

— Мне, конечно, приятно. Но мы вроде как почти опаздываем, — полуобернувшись на меня, с улыбкой произнёс он.

А у меня словно уши заложило. Но это полбеды, а вот руки, намертво сцепленные и отчего-то похолодевшие, не хотели разжиматься. Предатели!

Снова чудеснейшим образом догадавшись, Родион помогает моим пальцам ослабить замок. Я тут же завожу руки себе за спину, чтобы прекратить странные объятия.

— Я помогу!

Спрыгнув с мотоцикла и завидев, как я мучаюсь со шлемом, пытаясь его снять непослушными пальцами, которые скорее путаются, чем распутывают головоломку, Атласов одним движением освободил мою голову.

Пока он убирал шлем, я сама сползла с мотоцикла.

Ноги, как чужие, словно проехалась на роликах по ухабистой брусчатке. Поправляю сарафан, лямки рюкзака, мучившего меня всю дорогу, и замираю, чувствуя на себе внимательный взгляд.

Поднимаю глаза и встречаюсь с раскаленным июльским небом, отвергающим тучи и грозы.

— Спасибо! — не своим голосом лепечу я, понимая, что вопрос благодарности не обсудила на берегу.

— Обращайся! — вернув себе ироничную улыбка, ответил Атласов.

Прозвучало чудовищно нагло, ведь мы оба знаем, что я бы даже не подумала обратиться с таким, если бы Родион бессовестно не пользовался доступом к моему телефону.

— Простого «спасибо» мало, да? — раздражённо интересуюсь я, теряя даже крохи искренней благодарности за действительно неоценимую помощь. — Что ты хочешь?

От моего прямого и грубоватого вопроса Атласов кривится.

— Вальс? — начинаю гадать я, поглядывая на время. Есть ещё две минуты, чтобы добежать до русского.

— Нет, ты же не хочешь, — вдруг мягко отзывается Родион.

Запомнил, ничего себе! Да не просто запомнил, а вроде бы даже принял и смирился. Это удивительнее.

— Хорошо, как надумаешь, что я должна взамен, напишешь, — разворачиваюсь, чтобы убежать в школу, но Атласов ловит меня за локоть.