— Ты решила поиграть?
— Возможно, — поднимаю руки, и Эрвин стягивает корсет через голову.
Вновь разворачиваюсь к близнецам лицом и бесстыдно оголяю грудь, припустив тонкую сорочку на живот.
Эрвин и Анрей медленно выдыхают. Соски под их взглядами твердеют.
— Неужели ты это сделаешь? — Анрей вскидывает бровь, предугадывая мой план.
Я молча, вскинув подбородок, разминаю в руке пирожное, чтобы затем размазать крем с кусочками бисквита и ягод по голой груди и ключицам.
Анрей и Эрвин удивленно переглядываются, и шепчу:
— Десерт подан, Лорды.
Закрываю глаза, когда они поддаются в мою сторону с жадными влажными ртами. Слизывают, покусывают и тихо порыкивают. Они поднимаются все выше и целуют шею, жарко выдыхая.
Голова кружится.
Губы Анрея сменяются ртом Эрвина. Сливочно-малиновые поцелуи становятся глубже и нетерпеливее.
Шарюсь рукой, нахожу пирожное, которое размазываю по лицу Анрея, чтобы собрать с его щек и подбородка сладкую субстанцию, а затем поцеловать Эрвина.
Он валит меня на спину, а Анрей рвет юбки.
Рывком стягивает сорочку, и я в решительном порыве переворачиваю Эрвина на спину. Ныряю рукой в его штаны, освобождаю его твердый член из плена и без смущения седлаю жертву.
Приподнимаю бедра, обхватив пальцами основание мужской плоти. Упругая головка скользит по клитору, влажным складкам, и я с громким стоном насаживаюсь на охнувшего Эрвина. До снования.
— Пирожные понравились? — шепчу в его губы и подхватываю кончиком языка с его верхней губы сладкую крошку.
— Ты хорошо постаралась, Ягодка, — его ладони бегут по моим бедрам к ягодицам, которые он мягко раздвигает.
Чувствую влажные теплые пальцы Анрея на тугом колечке мышц. Поглаживают, массируют, медленно скользят по кругу.
— Какая ты сегодня развратница… — Анрей с шепотом вжимается головкой между ягодиц и мягким, но уверенным толчком входит в меня.
Со стоном выдыхаю, въедаюсь в губы Эрвина, с болезненным удовольствием раскрываясь глубокому проникновению его брата.
— Ты мне такой нравишься, — шепчет Анрей и награждает меня новым толчком.
Мой каждый выдох обрывается стоном. Покачиваюсь, как в сладком дурмане, который обращает тянующую боль в густое удовольствие. Оно заполняет меня с двух сторон, обволакивает внутренности спазмами.
Распирают, растягивают рывками. Их дыхание сбивается и переходит в рык, что отзывается в моей груди жаркой вибрацией.
Кровь вскипает, плавит мышцы, и из глубин нутра расходятся волны острого удовольствия.
Лоно пульсирует, сжимается под толчками, что выбивают из меня крики и стоны. Мягкие горячие выстрелы семени растекаются во мне, мужская плоть внутри вздрагивает, и на несколько коротких мгновений в громком удовольствии мы становимся одной яркой вспышкой в вязкой бурлящей темноте.
Под мой всхлип Анрей выскальзывает из меня, падает на подушки и рывком тянет к себе. В тихом стоне закусываю губы, когда член Эрвина выскакивает из меня, и обмякаю между близнецами, которые хрипло и тяжело выдыхают.
— Ягодка опять нас удивляет, — Анрей похлопывает меня по бедру. — И не только пирожными.
Я знаю, что сейчас точно могу уйти, и Лес меня выпустит. Сделка закрыта.
— Я больше для вас не Ягодка, — неуклюже сажусь, перевожу дух и тянусь к сорочке. — Я Тинара.
Глава 48. Он - мой
— Вот так и уйдешь? — спрашивает Эрвин, когда я невозмутимо натягиваю панталоны и затягиваю тонкие подвязки на талии.
— Таков был уговор, — встряхиваю волосами, а затем аккуратно подхватываю с локона жирную крошку бисквита.
— Какая серьезная Тинара, — смеется Анрей.
Оглядываюсь, и он щурится:
— А как же заснуть в наших крепких объятиях, сладко посопеть и проснуться под поцелуями.
Звучит очень заманчиво. И да я хочу развалиться между близнецами и в сонной неге поболтать о каких-нибудь глупостях.
— А потом на утреннюю охоту, — шепчет Эрвин. — за сладкими зайчиками, или ты уже готова на целого оленя? Молодого самца.
Волчица в груди скребет когтями. Она хочет оленя.
— Твоя пушистая красавица тоже будет тосковать, — Эрвин вглядывается в мои глаза. — По Лесу, в котором она родилась.
— Найду новый лес.
Решительно подхватываю сорочку, надеваю ее через голову и неуклюже просовываю руки через проймы.
— Все-то у тебя продумано, — хрипло отзывает Анрей.
— А то, — поправляю сорочку. — Потом встречу Нареченного, — оборачиваюсь через плечо с улыбкой, — настоящего.
— И всего-то одного? — Анрей смеется.
— И тебе одного хватит после двух Альф? — Эрвин самодовольно усмехается. — Мы-то у тебя тоже в памяти останемся, Ягодка.
Конечно, останутся. И в памяти останутся не только близость с ними. Я влюбилась. И их поцелуи, грубые ласки, сильные руки я буду вспоминать не со стыдом и злостью, а с тоской.
— Тинара, — шепчу я. — Мое имя Тинара.
— Для нас останешься Ягодкой, — Анрей потягивается. — Вредной Сладкой Ягодкой.
— Сделка закрыта, — отворачиваюсь я и перешагиваю через его мускулистые ноги. — Все, я больше вам ничего не должна.
Но я все равно жду, что они сейчас кинуться за мной, швырнут под мои возмущенные крики на подушки и никуда не отпустят.
И не просто не отпустят.
А признаются в чувствах.
Просто быть в плену двух оборотней я не хочу.
Мне нужны признания. И это они прекрасно знают, и им очень льстит моя глупая влюбленность.
Поэтому они бы хотели, чтобы я осталась. Чтобы развлекла не только телом, но отчаянными взглядами, обреченным ожиданием и бессмысленной надеждой.
Это же ведь так приятно, когда глупая пленница любит и ждет чуда.
— А я не буду ждать, — шагаю к двери. — Вы неисправимы.
— Может, ты рано сдалась со своей дрессировкой? — шутливо спрашивает Анрей.
Я оборачиваюсь.
— Я ухожу, — говорю я по слогам, и выхожу в темный коридор.
Приваливаюсь к холодной каменной стене, прижам руку к груди в желании успокоить сердце.
Как я могла влюбиться?
Ну что я за дура-то такая?
Чувствую, как по внутренней стороне бедра стекает вязкая капля семени и моей смазки, и с рыком вытираю ее подолом тонкой сорочки.
Влюбленная, потасканная и грязная.
И ведь сейчас Анрей и Эрвин затихли и бессовестно подслушивают мои мысли, и наслаждаются моей девичьим гневом.
Мерзавцы.
Замираю, когда неожиданно улавливаю в темноте обрывки вибрирующих эмоций.
И не моих.
В вязкой сонливости Анрею и Эрвину не хватает среди подушек меня. Убаюканные тихим дыханием, они бы с удовольствием нырнули в мои сны, вдыхая мой запах. В своих-то они все видели.
Только хочу зацепиться за их мысли крепче, как они исчезают, растворяются, и опять одна в темноте и тишине.
— Вот блин, фыркаю я.
Ко мне приближается тусклый огонек свечи. Лида. Я шагаю к ней и важно объявляю ей:
— Я покидаю это место.
— В таком виде? — охает она.
— Да, — вскидываю подбородок.
— Не пущу, — понижает она голос до низких ноток. — Не позволю.
Оглядываюсь на нее и хочу рявкнуть, что я не спрашивала ее мнения, но сама понимаю, что выгляжу отвратительно.
Я не могу вернуться домой к родителям растрепанная, со следами пирожных на груди и в одной тонкой сорочке.
Это будет отвратительное зрелище, которое доставит моей маме и папе много боли.
— Пойдем, Тинара, — семенит мимо. — Приведем тебя в порядок. Ты бы видела себя сейчас.
— Я знаю.
— Знаешь, но хотела в таком виде в город вернуться? И чтобы я тебя еще сопровождала?
— Сопровождала?
— Да, — Лида приподнимает подбородок.
— Подожди.
Я притормаживаю и замираю, прислушиваясь к тишине.
Хочу поймать мысли Анрея и Эрвина в темноте, а они спят. Я, кажется, слышу их умиротворенное дыхание в стенах замка.
— Вот же…
— Что? — шепчет Лида.
— Они заснули, — возмущенно вглядываюсь в ее глаза. — Вот после такого я точно не останусь тут. Да ни за что.
