С тихим стуком и без слов ставлю тарелку на столик, и опять гордо шагаю мимо. Открывают глаза, провожают взглядами и хмыкают, когда я дергаю двери за холодные ручки, а они не поддаются моей решительному желанию сбежать.

— Какого лешего? — возмущенно оглядываюсь я.

Глава 46. Золото солнца

— Немедленно выпустите меня, — разворачиваюсь к близнецам, которые потягиваются на подушках и похрустывают шейными позвонками, разминая плечи и шею. — Эй, вы меня слышите.

— Закрой сделку, как подобает, Ягодка, — Анрей садится и щурится.

— Такая важная, — Эрвин смеется и тоже садится. — Оставила и ушла? Ты настолько в себе уверена?

— Да.

— Допустим, — Анрей хмыкает. — Однако Альф стоит угостить сладеньким со своих рук.

— Что? — возмущенно вскидываю бровь и делаю глубокий вдох.

Аромат малины и сливочного переплетается с густым и терпким амбре Анрея и Эрвина, и я реагирую на их запах румянцем на щеках и частым сердцебиением.

В свете белых свечей их волосы кажутся серебряными, а кожа — фарфором. Нет. Мрамором. Хочу коснуться их, почувствовать напряженные мышцы под руками.

— Пожалуйста, искушайте пирожные, Альфы, — шепчу я, и мой голос дрожит низкой вибрацией.

— Искушаем из твоих миленьких ручек, — Эрвин касается кончиком языка верхнего правого клыка. — Такова наша воля.

— Вы были в Храме? Последовали совету Вестара? — скрещиваю руки на груди, чтобы скрыть волнение.

— А как это относится к нашей сделке, Ягодка? — Анрей вскидывает бровь.

— Я не буду кормить вас с рук, — упрямо говорю я. — Этого не было в сделке.

— Ты должна со всем почтением преподнести нам пирожные, — Эрвин пожимает плечами. — Ты, конечно, можешь упрямиться дальше, но тогда ты нескоро купишь двух лошадок, чтобы укатить в далекие дали.

— Да вы охамели, господа! — повышаю голос. — Вы крутите и вертите условиями сделки, как вы того пожелаете!

— Да, потому что конкретных условий не было оговорено, — Анрей ласково смеется. — И мы Альфы. И прислушайся. Лес против нашей воли?

— Да вашему Лесу начхать на происходящее! Ваш Жрец может вам наклепать новых Истинных, и ветерок не дунет!

— Так или иначе, Ягодка, условия сделки дополнены, — Эрвин расплывается в ехидной улыбке.

— Я вас кормлю и ухожу, — цежу я сквозь зубы.

— Это если ты нас удивишь пирожными, — Анрей ухмыляется. — Может, они на вкус отвратительные. В прошлые разы ты нас совсем не впечатлила.

— В этот раз все иначе, — медленно выдыхаю. — Они идеальны.

— Твоя самоуверенность, — Эрвин окидывает меня взглядом и вновь всматривается в глаза, — очаровательна.

— Тогда я тоже дополню условия сделки, — вскидываю подбородок. — Если мои пирожные сегодня ночью закроют сделку, то никто больше не будет вам готовить малиновые пирожные.

— Интересно, — Анрей тихо усмехается.

— И к чему это? — Эрвин недоуменно моргает.

— Для вас, Альфы, малиновые пирожные останутся лишь в памяти и будут под запретом. Вы будете тосковать по этой ягодно-молочной сладости, но ее никто больше не повторит.

— Ммм, — одобрительно тянет Эрвин, — звучит зловеще-соблазнительно. Тосковать по пирожным и упрямой Ягодке? Думаешь, ночами спать не будем?

— Ну? Принимаете условия? — мило улыбаюсь.

— Принимаем, — Анрей медленно кивает, и в окно бьет порыв ветра, что приносит шелест Леса.

— И Лес принимает, — Эрвин скалится в улыбке. — Очень уж ему нравится эта тема с пирожными.

— Может, потому что нам нравится? — Анрей клонит голову набок, разглядывая меня, как забавную зверушку.

На его лицо падает локон, и он становится еще более томным в белом полумраке.

— Мы проголодались, Ягодка, — шепчет он. — Очень уж хочется сейчас сладенького. И нам стоит насладиться десертом сполна, раз нам больше не светит малиновых пирожных.

Подхватываю юбки, и братья опускают взгляд на мои щиколотки. Слишком высоко подняла? Очень может быть, но ничего приспускать стыдливо не буду.

Вскидываю подбородок и дефилирую к близнецам, но я не создана для того, чтобы с достоинством выеживаться перед мужчинами.

Мои ноги путаются в юбках, я спотыкаюсь и лечу с открытым ртом в немом визге на белый ковер.

Но меня ловит Анрей, который быстрой и ловкой тенью подрывается подушек и в мгновение ока оказывается рядом со мной. Резко, но плавно в моем полете разворачивает к себе лицом.

Одна рука под моей спиной, вторая мягко сжимает вскинуту ладонь, а сам я выгнута в пояснице и запрокинута назад.

— Пусти, — шепчу я.

— Тогда ты упадешь, — скалится в белоснежной улыбке. — Разве я могу это допустить.

— Я и так низко пала…

— Сколько поэтичности, Ягодка, — хрипло отзывается он, — и трагичности.

— Да, так и есть…

Тянет к себе, крутанувшись в легком и небрежном па, и давит на поясницу, чтобы прижать к себе.

Я чувствую жар его тела, а в его запахе смешались хвоя, влажный мох, смола и мускус. Голова кружится, щеки горят, и дыхание сбивается.

— Твои глаза золотом сияют, — губы Анрея так близко, что я вдыхаю его выдох. — Золотом солнца, Ягодка.

— Это тоже поэтично, — хмыкает Эрвин, пристально и внимательно наблюдая за нами.

— Что поделать, — Анрей скользит взглядом к моим полуоткрытым губам, — ночь такая. И самые сладкие томные ночи перед расставанием, да?

Не дожидаясь ответа, уверенно разворачивает меня и толкает к Эрвину, который уже успел подняться на ноги.

— Поймал, — рывком привлекает к себе, вглядываясь в глаза. — Действительно, золото солнца.

Подается чуть вперед, чтобы поцеловать меня, но затем с улыбкой отстраняется, когда я вспыхиваю горячим смущением:

— Нет, все же вернемся к пирожным, Ягодка.

Глава 47. Больше не Ягодка

Сижу, подобрав под себя ноги, между братьями к ним лицом. Передо мной — блюдо с пирожными.

— Мы готовы, Ягодка, — шепчет Эрвин.

Тонкая ткань их штатном натянута на их мужских достоинствах. Зрачки расширены, а на скулах — легкий румянец возбуждения.

Я шумно выдыхаю.

Глупо спорить с тем, что они сейчас чертовски соблазнительны.

— Ты медлишь, Ягодка, — Анрей щурится. — Что такое?

Они должны запомнить эту ночь. Она должна въесться в их память, чтобы потом годами до самой их смерти отравлять их тоской.

И я не хочу, чтобы они влюбились в меня.

Я желаю посадить их на короткий поводок одержимости и сожаления, что обидели такую миленькую Ягодку.

Такую сладкую Ягодку, с которой они сыграли в жестокие и порочные игры.

И если моя мама считает, что я могу быть ведьмой и у меня есть силы в женских чарах, то я этим сегодня воспользуюсь.

Мне нечего терять.

Подхватываю с блюда пирожное и подношу его к губам Эрвина, вглядываясь в его глаза. Когда он хочет его укусить, я отстраняюсь, прищурившись, и сама кусаю свое сладкое творение, чтобы затем прильнуть к его губам и затолкать в рот сладкую воздушную массу.

— Ух ты, — хмыкает Анрей. — Неожиданно.

Мягко отшатываюсь от Эрвина, который удивленно моргает и глотает.

— Ну как? — тихо спрашиваю я.

— Хорошо, Ягодка, — глаза Эрвина вспыхивают одобрением.

— Теперь твоя очередь, да? — смотрю на Анрея, который медленно кивает.

Я пальцами отламываю мягкий кусочек бисквита с джемом и кремом, и кладу в ложбинку меж грудей. Затем сверху добавляю одну малинку.

— Не изволите ли, Альфа, — поддаюсь в сторону Анрея, — испробовать мое пирожное.

— Изволю.

И вот он уже подхватывает губами угощение, слизывает с кожи крем и заглядывает в глаза:

— Вкусно и сладко.

Откладываю пирожное на блюдо, облизываю пальцы и сажусь спиной к Эрвину. Оборачиваюсь через плечо:

— Поможешь со шнурками?

— Решила во все тяжкие пойти?

— Это не ответ.

Усмехается, подползает ближе и медленно ослабляет шнуровку на тесном корсете, выдыхая в шею: