Литмир - Электронная Библиотека

Галина показывала в журнале какие-то стихи и, округляя губы, – словно пела, – что-то увлеченно говорила, плавно жестикулируя свободной рукой и резко отбрасывая нависавшие волосы.

Он не успел подумать, чтобы это могло значить – сочетание плавности и резкости, как Галина закрыла журнал и пошла к выходу. Он тоже подхватился, торопливо собирая книги и тетради. Девушка, сидевшая напротив, удивленно взглянула на него. Глядя на Галину, ожидая, что она поздоровается, он проходит мимо них. Пестрая блузка ей очень к лицу. Остановилась, еще что-то доказывает парню и не смотрит по сторонам.

А значит и не видит никого, с кем можно поздороваться. Но что-то проскальзывает в движениях – какая-то скованность, подчеркнутость, разложение на составляющие. Движение, не склеенное одним чувством, – увлеченностью разговором, – словно распадается на жесткие механические отрезки. Виктор подумал, что она все-таки заметила его, но почему-то не взглянула и, словно нарочно, затягивает разговор с парнем. Когда сдавал книги, обернулся, поймал ее взгляд. Она суховато кивнула. Подруга проследила за кивком и что-то спросила. Галина не ответила.

Он снова обогнал их, оделся раньше и стоит смотрит, как они одеваются. Ребята не помогают девушкам. Это его немного успокаивает. Виктор, не отрываясь, пристально следит за Галиной, только за ней, не отвлекаясь на спутников. Но вот один из них, коротко взглянув на Виктора, что-то сказал, поигрывая глазами. Галина промолчала. Виктор подавил в себе раздражение. Да, ему интересно видеть ее с другими, оценивать искренность интонаций и жестов, запоминая неискренние и фальшивые, чтобы знать их в лицо и не пропускать в отношении к себе.

Галина медленно надевает шубу, но вдруг приостанавливается, начинает что-то говорить, вроде бы даже страстно, с запалом. Чувствуется, что ей не хватает рук, которые сзади, в рукавах. В ее движениях та же скованность, то же распадение на составляющие. Нет вдохновения, которое всем этим самим по себе правильным движениям дало бы непринужденность естественности и органичности.

Виктор подумал, что она похожа на розу, лепестки которой вместо того, чтобы просто располагаться на чашечке, оборваны и нанизаны на нитку. Ему кажется, что она все-таки немного напрягается, старается не замечать его, и эти старания что-то обещают, обнадеживают.

Минуя Виктора, их компания молча выходит на улицу. Край ее шубы касается его пальто – коричневое скользит по серому. Это волнует Виктора. Ее профиль мелькает так близко, что, чуть наклонившись, он мог бы поцеловать ее в ямочку на щеке. Галина проходит, наклонив голову, унося тот вчерашний запах и дырочку в мочке.

Он выходит следом. Медленно спускается по ступеням, бесстрастно смотрит, как она уходит куда-то с какими-то чужими людьми. Их длинные тени – от фонарей – покачиваются перед ним на асфальте, словно мнутся в нерешительности, многословно извиняясь, а потом деловито укорачиваются и догоняют хозяев.

Слышно, что они опять о чем-то спорят. Точнее, это Галина их в чем-то убеждает. Какие тупые –‑ разве с девушками можно спорить. Им нужно говорить только то, что им нравится. Но, возможно, самый действенный вариант – это когда приятное для них приходится отстаивать с ними же в споре. И преодолевая не шуточное сопротивление. В сущности, каждая женщина предпочитает быть изнасилованной. По форме. А высшее насилие со стороны мужчины – это когда женщина сама приползает.

Виктор подумал, что они идут в какую-то предновогоднюю компанию. Ее спутники его уже не беспокоят. Такие ей не должны нравиться: грубоваты. Виктор остановился, постоял, глядя, как они исчезают в тумане, становясь смутными и лохматыми. Галина сделала левой рукой какое-то кошачье, замахивающееся движение. Парень рядом с ней отшатнулся. Они, похоже, расстаются. Виктор заторопился. Да, расходятся, прощаются. Виктор делает еще несколько быстрых шагов и подходит к ним.

– Смена караула,– бодро начинает он.

– Вы меня ждете? – она делает движение к нему, так интимно, что он сразу успокаивается и забывает все свои маленькие обиды.

– Нет, в принципе, но… – говорит он очень неискренне.

– Вы извините, – виновато звучит ее голос, – но мы сейчас торопимся. Мы сегодня уезжаем.

– Галина! – Виктор бросается за ней так стремительно, что прохожие оборачиваются. – Простите! У вас есть телефон?

– Да, есть. Но я не скоро приеду. Мы еще где-нибудь увидимся, – обнадежила она.

– Да, конечно, – подтвердил он бесстрастно.

– Стал как столб посреди дороги!

– Извините… Резко повернувшись, Виктор куда-то заторопился, словно надеясь, что сама торопливость подскажет куда.

А ВОТ И ЦИРЦЕЯ

Высохшая старушка в черном платке и с осадком обиды на лице – как осадок на стенках выкипевшего чайника – молча открыла Виктору дверь и сразу ушла в свою комнату. Виктор несколько раз пробовал с ней заговорить, но ничего не получалось. Она даже на приветствия не отвечала. Считалось, что это дальняя родственница, какая-то осетинская княжна. Сквозь негромкую приятную музыку пробивался оживленный голос Заиры.

– Я уже балдею, такой интересный мужчина… А Верка ему: тра-ля-ля! тра-ля-ля! В общем, все испортила…

– Привет чесной компании! ‑‑ еще не решив, уйдет он сразу или немного посидит, произносит Виктор бодрым голосом. Словно уловив эту нерешительность, Заира взяла его руку и усадила на стул подле Веры.

– Видишь, Верка, я совсем не жадная.– Заира села на тахту рядом с парнем, который сидел, упираясь локтями в колени и закрыв лицо ладонями. Виктор отодвинулся от Веры и расположился посередине между ней и Заирой. Та сразу прокомментировала:

– Ну не хочет, Верка. Ну что я сделаю! Вить, не смотри на меня так строго, я совсем пьяная. Беня, представляешь, я его знаю лет пять и ни разу не видела пьяным. В отличие от некоторых, не будем тыкать пальцами.

– Значит, не знаешь, истина в вине,– парень, похожий на баскетболиста, сказал это так, как будто поделился сокровенным и выношенным. Тот, кого назвали Беней, налил чего-то в стакан и протянул Виктору.

– Я бы с удовольствием, – Виктор развел руками, – здоровье не позволяет, – и улыбнулся.

– Действительно, с таким здоровьем не поспоришь,– заметила Заира. – Представляете, берет он меня под локотки и выжимает как штангу. И я, как эта железная дура, возвышаюсь над всей аудиторией, а в это время входит наш самый дорогой и любимый человек. Я начинаю махать крыльями и сучить лапками, неотвратимо видя, как он наливается праведным гневом. «Что вы себе позволяете по отношению к девушкам?» ‑‑ «По согласию, по согласию!» ‑‑ верещу я как последняя дура и сучу, сучу ножонками. Народ ржет, как табун кобылиц, и наш любимый человек не выдерживает, хлопает дверью.

‑‑ Я пью вино! Но я не раб тщеты! Над чашей помыслы мои чисты! В чем смысл и сила поклоненья чаше? Не поклоняюсь я себе, как ты!

– Браво, Беня! – отозвалась Заира. – Витенька, не бери до головы, ‑‑ притворно посочувствовала Заира, утверждая тем самым несуществующую обиду.

– Беня, ты пьешь, как интеллигент,– продолжала Заира.– А по какому праву? Я думаю, что ты сможешь себе это позволить еще очень нескоро. Видите ли, он тоже смакует! И естественно, тянет поговорить. Но рано, Бенечка, рано. Посмотри на Клаптона. Хлоп стаканчик – и ни звука. Хлаптунишечка мой! – Заира вытянула умильно губы и положила руку ему на плечо. – Клап, Клап!– она потрясла его. Он только мотнул опущенной головой и продолжал смотреть в пол, чуть покачиваясь в такт музыке, которую, пожалуй, он только один и слушал. Заира хлопнула его по плечу, и он вдруг упал поперек тахты, чуть не ударившись головой о стенку, закрытую, к счастью, ковром.

–Ой! – успела испугаться Заира.

‑‑ Ммм…‑‑ только промычал Клаптон. Его ноги в разношенных ботинках чуть оторвались от пола. Потом он попытался сделать какое-то движение головой, даже открыл глаза. Но для того, чтобы вернуться в исходное положение, этого не хватило. И он успокоился.

4
{"b":"913387","o":1}