– Зачем себя томить и утруждать? Зачем себе безмерного желать?– опять к месту процитировал Беня, все так же наклоняя голову и покачиваясь. Казалось, будто он все время что-то бормочет, а эти прорывы к внятности связаны с каким-то ускользающим положением рук, суетящихся над столом, – пепельница, стакан, бутылка.

– Ох, эти физики! Я уже зареклась давать им книги. Представляешь, взял Хайяма, и нет, чтобы как филолог, – прочитать и забыть, – так он вызубрил наполовину. Представляешь? Обалдеть можно. Пока трезвый, одни цитаты,– почти серьезно жаловалась Заира.– И поговорить не с кем…

– Своим подругам тебе уже нечего сказать? – спросила Вера меланхолично.

– Верка, ну какой разговор между бабами? Так, обмен информацией. А душа жаждет искусства, ‑‑ она ударила по последнему слогу, ‑‑ наслаждения…

Ее огромные темные глаза и яркие полные губы, казалось, существуют независимо друг от друга и от самого лица и дрейфуют в нем, как тропические острова в Ледовитом океане. Запрокинув голову, – ее медные волосы вытянулись отвесно и коснулись тахты, – Заира о чем-то задумалась и словно улетела из этой комнаты. И все как-то почувствовали это, показались чужими друг другу – будто кто-то выдернул невидимую нить, соединявшую их, и теперь они рассыпались и лежат как скучные камешки, хотя еще недавно поблескивали в ожерелье.

Беня опять пришел на помощь – наполнил стаканы.

– Да, Верке этого не понять, – вернулась Заира, деловито тряхнув своей гривой, – волосы зазмеились, – и наклонилась к столу, но, не найдя пепельницы, вдавила окурок в тарелку.

– Вить, давай выпьем, – Заира взяла свой стакан,– на брудершафт, а? Давай! Домашнее вино, отец прислал. Изабелла. Ну, давай!

– Заирочка, радость моя, не хоцца, ну, честное пионерское. Должен же быть у меня хоть какой-нибудь недостаток?

– Я же говорила, – Заира кивнула Вере,– у него комплекс полноценности. Плюс бесконечная самоуверенность. Да, Витек, не клевал тебя жареный петух. Вот я болтаю с тобой, и уже не первый год, но до сих пор не знаю, как ты ко мне относишься… Ты добрый? – она пристально взглянула на него.

– Не знаю. Со стороны виднее. Просто, наверное, ты не разбираешься в людях.

– Не хочу и не буду! Еще не хватало! Раз-би-ра-аться! Это так мелко! Что-то от копанья на помойке,– она презрительно повела плечом.– Разглядывать! Раскладывать! Использовать! Пока человек интересен – он со мной. И как видишь, – она улыбнулась и обвела рукой присутствующих, – вокруг меня одни таланты и красавицы. Всегда. И знаешь, – она доверительно наклонилась к нему, – собственная ординарность переносится гораздо легче…

«Пой, птичка, пой, – думал про себя Виктор, – уж своего не упустишь».

– Да, а ведь ты единственный, кто видел все поколения моих посетителей. Всех знал и всех пережил… За это выпьешь?

Виктор с сожалением развел руками.

– Прости, если сможешь. Вообще, я подозреваю, что первым творением господа бога был самогонный аппарат. И естественно, возникла проблема собутыльника.

– Иногда это единственная проблема, – опять многозначительно произнес парень, похожий на баскетболиста, который никак не мог пристроить свои ноги, они постоянно во что-то упирались и кому-то мешали.

– … так появился Адам, – продолжил Виктор. – Хорошенько врезали и взялись за Еву.

Беня расплылся в довольной улыбке и поторопился ее запить.

– Полная победа над розумом! – холодно произнесла Заира.

‑ На трезвую голову, – продолжал Виктор, – господь придумал бы что-нибудь пооригинальней. Да и Адам не расстался бы с ребром ради такого существа.

– Сомм-мнительно, ‑‑ промычал Клаптон, не открывая глаз.

– Это он сомневается, что на трезвую голову можно вообще что-нибудь придумать,– пояснила Заира.– Нет, каков! Насколько интеллект превышает в нем бренное тело!

– Я хочу пить! – сказала Вера мрачно и королевским жестом, не глядя, протянула стакан Бене. Тот плеснул немного.

– Все умные люди спиваются,– выдал Длинный.

– Тогда и замечаем, как их много, – усмехнулся Виктор.

– Верка исключение, – улыбнулась Заира. – Обидели, обидели мальчика… Витенька, кто она? Я ей, стерве, зенки достану!

Расширив глаза, замерев, вся сочувствие и понимание, она наклонилась к Виктору. Задетый ее проницательностью, возможно случайной, он все же смог улыбнуться. Правда, несколько натянуто.

– Ох, достану! Вот этими вот своими коготками,– продолжила она трагическим шепотом и рассмеялась.– А я знаю, чего Верка напивается: я уже вышла замуж…

– Заира! – Виктор дурашливо схватился за сердце.

– Ты должен пережить это, дорогой. Тем более, что распределение мне не угрожает. И не надо будет никого беспокоить – ни отца, ни маман в Париже. Кстати, она тоже собирается вкусить семейного счастья на склоне лет. А Верку никто не берет. Красавица да разумница – ну кому такие жены нужны?

– Никому, – подтвердил Виктор, глядя на Веру с притворным сочувствием.

Она то блаженно улыбалась, то темнела. То сидела невозмутимая, как античная статуя, и такая же холодно-совершенная.

– Вот, а я завтра в загс иду, с Клаптоном… Беня, сейчас кончится, перевернешь кассету. Будем слушать песню пьяницы весной. Правда, у нас-то иное время года. Хотя какое – не понять.

Виктор, бесстрастно, механически воздевая руки – словно выжимает штангу – подает свою реплику:

– О горе мне, о горе, о соберите пепел всех курильщиков и сыпьте, сыпьте на мою голову…

– Не стоит, – утешает его Вера, – это фиктивный брак.

– Бряк-бряк! – сердито передразнивает ее Заира. – Ну что за манера – все разбалтывать! – вполне серьезно обижается на нее Заира.

– Я думала…

– Тебе думать не надо. Для чего я тебя держу? Чтоб муз-чин привлекала. Муз-чин! А ты сидишь и напиваешься, как последняя пьяница.

– Ничего страшного,– утешает Заиру Виктор.– Брак может быть фиктивным, зато дети – всегда настоящие.

Заира рассмеялась.

– Иногда ты бываешь довольно глубок. Я подумаю над этим. ‑‑ Заира многозначительно улыбнулась Виктору.

Беня переворачивает кассету, и комнату снова заполняет печальная и светлая музыка, к которой в той или иной степени прислушиваются все.

– Странно, но это почему-то не пьяница весной. Чего-то у меня самой – ум за разум уже.

– Будем считать, что это песня трезвенника в осеннюю слякоть,– предложил Виктор.

– Да уж… Кстати, кто у меня брал Высоцкого? Вернуть.

– Понял,– отозвался Длинный.

– Но ты же не любишь босяков, ‑‑ заметила Вера.

– Это мое дело. Вить, Лев тебя искал. Он сейчас такой импозантный, с бородой. И с очередным бзиком. Занят созданием своей эстетики. Все меня Хайдеггером насилует. Я даже кое-что запомнила: невозмутимость по отношению к вещам и причастность тайне – это спасет мир. Любопытно, что люди, которые ни к чему реальному не способны, так и рвутся в спасатели, в спасители. Делом бы занимались.

– А вдруг он гений? – возразила Вера.– Еврейские мальчики, они, знаешь, непредсказуемы.

– С жиру бесится. Вдруг только замуж выходят, да и то… Я думаю, что он даже в диссиденты не вытянет. Его я вижу на десять лет вперед: фига в кармане, куча детей, жена стерва и диссертация по научному коммунизму. Ну и Хайдеггер перед сном. Вить, что там говорил этот урод, ну Лихтенберг твой?

– Ничтожен ум, который не может приспособиться к всеобщей глупости.

– В общем, у нас у всех один недостаток – мы умные люди. И на том стоим. Да, а знаете, я была когда-то даже влюблена в этого бесчувственного человека,– Заира кивнула на Виктора.– Представляете, даже на лекции ходила, чтобы его увидеть. Это было непросто: мелькнет, и нет его. Приходилось на все лекция ходить – чего я только не наслушалась. Зато меня ставили в пример, а на экзамене слова не давали сказать. Да, да, своей повышенной стипендией я обязана тебе, коварный искуситель. Увы, поздние признания безопасны. А теперь я замужняя женщина – ни-ни! О мой дорогой Клаптон! Я буду верна тебе до… сама не знаю до чего.