Ху миновал густые заросли осоки, потом внизу замигали звезды, отраженные в зеркальцах болот среди камыша. Лететь стало труднее: холодные испарения стлались низко над застойной водой, и потоки воздуха не поднимали филина, а напротив, тянули его вниз.

На мгновение Ху испугался: полет в нисходящих струях опасен! — но это чувство быстро прошло: заболоченные озера остались позади, начались песчаные холмы, прогретые за день, и теплое дыхание их снова легко подтолкнуло филина вверх.

Горная цепь приближалась, и нашему путешественнику пришлось забрать выше, чтобы не карабкаться по горному склону, перепрыгивая с дерева на дерево.

Хоть и не любит филин летать высоко, но, что было делать, пришлось подняться.

И вновь Ху стремился вперед, хотя лететь становилось все труднее.

Еще полчаса — и под ним потянулась лесная чаща, но путь его вел дальше в гору, ведь он еще не достиг вершины хребта, а именно там, на перевале, на каком-нибудь одиноко стоящем старом дереве Ху собирался отдохнуть. Ночи, этой поры, отведенной филину для охоты, не прошла и половина, значит на вершине горы он сможет и поохотиться, и отдохнуть…

Но достигнув, наконец, вершины, он так устал, что ему было не до выбора. Он просто упал на ближайшее дерево; к счастью, подвернулся толстый сук высохшего, разбитого молнией дуба.

Филин впился когтями в грубую кору, смежил веки и забыл обо всем на свете. Но забытье это длилось недолго. Вскоре филин вновь открыл глаза и осмотрелся по сторонам, потому что даже самая тяжелая усталость не могла заглушить инстинкта самосохранения, который постоянно напоминал ему об опасности.

Однако в густых зарослях чернильного дуба царила глубокая тишина, ничто не давало повода для беспокойства, и тогда в филине заговорило другое, более сильное чувство — непостижимая, счастливая уверенность, что пещера его близка.

Расстояние теперь уже для него ничего не значило.

Над поднимающейся грядой холмов стлался клочковатый туман и мешал видеть дали… Ху, конечно, хотелось большего обзора. Поэтому он осмотрелся и в стороне увидел до сих пор не замеченный гигантский, с обломанными бурей ветвями, полузасохший бук. Филин устал, ему не хотелось трогаться с места, но начавшийся мягким шелестом восточный ветер все усиливался и грозил наполнить свистом и воем весь лес. Так что медлить не стоило. Филин распластал свои крылья, ветер подхватил его, и Ху, мягко планируя, но не упуская возможности с каждым поворотом набирать высоту, кругами, будто по ступенькам, начал уходить ввысь, а когда поравнялся с гигантским, точно крепостная башня буком, мягко опустился на его сук.

Восточный ветер уже набрал силу, но филина это теперь не беспокоило.

Когти его глубоко впились в кору бука, а все чувства сосредоточились на одном: он вглядывался в горизонт, потому что ветер разогнал неплотный предрассветный туман с лесистых гребней холмов, и за холмами — загадочно и расплывчато, — но все же различимо, в слабом мерцании молодого месяца тускло блестела река, а за нею виднелась отвесная скала с пещерой.

При виде пещеры Ху забыл про усталость, осторожность, он свободно раскинул крылья — и понесся к родному дому!

Когда полковник еще до рассвета — едва только пробило два часа — подошел к дому Киш-Мадьяров, Янчи и Йошка уже были на ногах и курили.

На дворе было темно, но на узкой лесной дороге, кажется, стало еще темнее.

— Ну, Янчи, — нарушил молчание полковник, — ступай первым, глаза у тебя помоложе.

Охотники медленно пошагали вверх по извилистой лесной тропе и вскоре дошли до просеки, неподалеку от которой полковник вчера видел горного козла.

— Я здесь останусь, господин полковник, — шепнул Янчи, — но и вам советую, пока не развиднеется, дальше русла ручья не ходите, там камней полно…

Полковник молча кивнул, а Янчи присел у куста, разглядывая через сильный полевой бинокль низко висящую луну и все более сонно мерцающие звезды.

Звезды начали гаснуть, пропадать с небосклона, по лесу пронесся предрассветный ветер, и тут сердце Янчи дрогнуло.

Перед стеклами бинокля, направленными на звезды, что-то мелькнуло, пролетела какая-то большая птица.

Сердце Янчи бешено заколотилось, паренек лихорадочно вертел бинокль, стараясь вновь поймать в окуляры загадочную птицу, и на одно мгновение это ему удалось, но потом птицу поглотила темная даль. Ноги и руки Янчи вдруг стали как ватные, дрожащие пальцы едва не выронили бинокль, и паренек прошептал:

— Филин!

Да, он видел птицу, и сомневаться тут не приходится.

Аптекарь сразу же рассказал Янчи, что агроном выпустил Ху на свободу, и Янчи тогда очень обрадовался: чем ближе его сердцу становились лес и его обитатели, тем яснее сознавал он (да и в книгах читал об этом), что похищение птенцов и происшедшее позже убийство старых филинов были, пожалуй, непоправимым проступком, своего рода преступлением.

Но птица, сейчас пролетевшая, была филином. И, может быть, тот самый филин, которого агроном выпустил на свободу…

Возможно такое?

Письмо пришло только вчера… Но когда его отправили? Сколько же времени летел филин? И возможно ли, чтобы он сумел отыскать дорогу к пещере?

Хорошо бы порасспросить кого-нибудь из взрослых о филине, но эту мысль Янчи тотчас же выбросил из головы.

Нет!

О том, что он видел филина, никто не узнает: ни его отец, ни аптекарь. Никто!

Дайте время, и он станет учиться, закончит лесотехническое училище, и в этом самом лесу станет сперва помощником лесничего… а там и лесничим…

— Филин летел точно к пещере, — шептал Янчи. — Возможно ли это? Чтобы из этакой дали! — Паренек посмотрел на небо и только теперь заметил, что время не стояло на месте: звезды пропали, а по другую сторону горы уже поднимается солнце…

Здесь Янчи стал вглядываться в другую сторону леса, туда, куда ушел полковник, потому что за собственными треволнениями начисто позабыл о нем.

И в этот момент ударил и прокатился по лесу резкий, сухой щелчок выстрела.

Янчи вскочил. Придерживая бинокль, чтобы не болтался на шее, он прямиком припустился бежать к высохшему руслу ручья, вскарабкался вверх по противоположному склону и, запыхавшись, выскочил к самой просеке.

В просвете слева Янчи увидел полковника, тот стоял метрах в шестидесяти от него и, завидев паренька, с таким жаром принялся махать ему руками, будто выиграл сражение.

— Сюда, Янчи, скорее!

Янчи, по-прежнему не выпуская из рук бинокль, подбежал к охотнику и замер от изумления: подстреленный козел был на редкость красив.

— Господин полковник! — И Янчи, поздравляя, приподнял свою потертую шляпу.

Рука у полковника дрожала, когда он протянул ее пареньку:

— Спасибо, Янчи!

Янчи вытащил из кармана толстую бечевку и, довольный собой, показал ее полковнику.

— Я верю сычам, господин полковник! Вот и бечевку заранее прихватил, чтобы связать козлу ноги…

Он просунул палку под связанные ноги козла и взвалил добычу на плечо.

— Если устанешь, скажи, я понесу…

— Чего там, — пожал плечами Янчи, — идти-то вниз, не в гору…

Йошка, как только вдали показались охотники, кузнечиком выскочил из машины и побежал им навстречу.

— Хорош красавец! — Восхищенно потрогал он рога. — Такого великана не видывал… А ведь и господину агроному тоже случалось иной раз подстрелить козла…

Машина, весело урча мотором, повезла охотников назад, в деревню. Когда поравнялись с домом Янчи, паренек попросил остановить.

— Передайте, пожалуйста, господину аптекарю, что я сразу приду, как только освобожусь. У меня кое-какие дела по дому… а отец в отъезде.

Мотор снова взвыл, и машина помчалась дальше.

Янчи аккуратно запер калитку, потом обошел вокруг дома — отца действительно нигде не было — и крадучись взобрался на чердак.

Филин летел точно по направлению к скале, и Янчи хотел проверить, там ли он, в пещере. Ведь если там, тогда это может быть только Ху.