Толстяк снова кивнул. В глазах его стоял ужас.
– Рассказывай, не бойся, – повторил Мики. – Мы ведь теперь партнеры. Почти друзья. Кто ж тебя защитит, если не я?
– Арабы… – неожиданно тоненьким голоском пропел Ольшенблюм. – Требуют денег.
– Сколько?
– Четыре миллиона. Говорят, Нисо им задолжал. А при чем тут я? Нисо мне даже не брат. Но они требуют.
– За что?
– За товар. Так они говорят: за товар. Мол, Нисо обязал-ся взять товар. Они достали товар, а Нисо пропал, и теперь…
– Погоди, не части, – перебил его Мики. – Какой товар? Наркоту? Женщин? Пушки?
Ольшенблюм пожал плечами:
– Откуда мне знать? Товар и товар…
Мики покосился на меня с немым вопросом, и я поняла, что не смогу помалкивать и дальше. К счастью, меня уже не так мутило, и удалось почти свыкнуться с вонью.
– Вот что, жучила, – сказала я, заставив себя подойти поближе. – Давай попробуем еще разок – только теперь с самого начала.
– С как-кого начала? – жалобно проблеял толстяк.
– С твоих трудовых будней и вечеров. Живет себе красавец Йонатан, любимец женщин. Подсыпает им в стакан хитрые порошки, а когда отключаются, везет к себе и мучает, пока не приходят в себя. Скольких таких ты изнасиловал, сволочь, за последние два года?
Мики толкнул меня локтем. Зив тоже смотрел с тревогой. По их мнению, я вела разговор совсем не в ту степь. Что ж, в чем-то они были правы. Ольшенблюм потел все сильней и сильней. Креслу потом не поможет никакая химчистка.
– Ладно, оставим тему любви и дружбы… – вздохнула я. – Главное, что твоя размеренная благопристойная жизнь вдруг пошла под откос. Причем настолько, что ты вознамерился сделать ноги. Но с чего-то ведь началось, правда? Не сразу ведь арабы наехали? Сначала тебе кто-то позвонил, так? Или ты кого-то встретил… Или еще что-то произошло… Ну, давай, напряги соображалку…
Ольшенблюм судорожно кивнул, вытер лицо рукавом и стал рассказывать. Примерно месяц тому назад ему позвонил Мени из анархистского «Союза Свободы» и принялся умолять связать его с Ави Нисангеймером. По голосу было понятно, что человек пребывает в крайней степени паники. Удивившись, Ольшенблюм ответил, что не имеет ни малейшего понятия о местонахождении Нисо и что по логике вещей «Союз» должен быть куда лучше других информирован на предмет исчезновения своего бессменного вождя. Тут Мени сорвался на крик, ругань и угрозы, что и стало причиной завершения разговора. Но уже на следующий день анархист заявился в рабочий офис Ольшенблюма, и тот вынужден был уделить незваному посетителю достаточное внимание из опасений, что тот устроит шумный скандал.
Выяснилось, что примерно полгода тому назад в бар Red&Black, где обычно тусуются члены «Союза Свободы», зашли три араба откровенно мафиозного вида, и это ознаменовало окончание не только «свободы», но, видимо, и «союза». Удобно расположившись за столиком возле входа, гости подозвали бармена Эрнесто и на вопрос, не хотят ли чего заказать, отвечали со смехом, что вообще-то обычно заказывают им, только не «чего», а «кого», и что здешнему боссу по имени Нисо желательно очень поторопиться, дабы не попасть в число заказанных.
Потом один из них сгреб Эрнесто за грудки, вернее, за нарисованную на футболке бородатую физиономию Че Гевары, и, грубо скомкав в кулаке вдохновенный образ революционного вождя, уточнил заказ: если Нисо не появится здесь в течение часа, здешним обитателям придется дорого заплатить за каждую минуту опоздания. Услышав знакомую по гангстерским фильмам фразу «Время пошло», бармен бросился звонить Мени, который временно остался у анархистов за старшего после исчезновения Нисо. Мени жил в том же районе и не заставил себя ждать. Он наивно рассчитывал объяснить пришельцам, что, хотя Ави Нисангеймер бесследно пропал вместе с автомобилем и двумя помощниками, отчаиваться преждевременно, поскольку вождь «Союза» и прежде имел обыкновение исчезать на длительный срок по своим важным революционным делам.
Арабы опять рассмеялись: они вообще оказались весельчаками и даже не думали отчаиваться. По их словам, теперь, с появлением Мени-заместителя, можно было обойтись и без его пропавшего босса, заказавшего товар на три года вперед. И вот товар доставлен и требует немедленной оплаты, которая и без того сильно запоздала. Ошеломленный Мени попробовал было выяснить, о каком товаре и о какой сумме идет речь, на что гости, разом посерьезнев, посоветовали ему не умничать, а выкладывать деньги. Как раз в этот момент в разговор вмешался другой завсегдатай бара, чьей фамилии Ольшенблюм не запомнил: что-то вроде Перхоткина…
– Наверно, Карподкин? – перебила я.
– Да, верно… откуда ты знаешь? – удивился толстяк. – Именно Карподкин. Дурацкая фамилия. Мени сказал, в «Союзе» его держали из милости. Полупомешанный шлимазл, мальчик на побегушках…
Конечно, я прекрасно помнила юродивого дурачка Карподкина, чье странное погоняло вроде бы представляло собой искаженную фамилию какого-то знаменитого русского анархиста. Говорили, что лет десять-двенадцать назад его завалило в туннеле, который он собственноручно копал в направлении Газы, на соединение с героическими бойцами Хамаса. Идиота успели откопать, прежде чем он задохнулся, но к тому времени бедняга и вовсе лишился последних остатков разума – и без того небогатых. Что, впрочем, лишь помогало его участию в нападениях на поселенцев и в провокациях на армейских блокпостах. В баре Red&Black Карподкин обычно слонялся от стола к столу в надежде на дармовую выпивку. Большей частью его гоняли, но иногда наливали глоток-другой. Поди позабудь такую колоритную фигуру…
Похоже, вмешательство в разговор с арабскими гостями стало решающей глупостью в фантастически глупой жизни анархиста Карподкина. Ему с самого начала не понравилось невежливое обращение пришельцев с великим Че Геварой: виданое ли дело – комкать в кулаке столь значительное лицо? Но, как и свойственно идиотам, Карподкин не отреагировал сразу, а вместо этого долго копил злобу, наливаясь ею, пока не хлынуло через край. Подскочив к арабам, он принялся угрожающе размахивать костлявыми руками и требовать, чтобы невежи немедленно убрались из революционного штаба борьбы за светлое будущее человечества. А не то… – дальше следовало нечто и вовсе нечленораздельное.
С интересом дослушав до конца карподкинскую тираду, гости неторопливо поднялись из-за стола. Первые двое несколькими точными движениями привели Карподкина в бессознательное состояние и резво потащили к выходу его бесчувственное тело. Третий дружеским жестом положил руку на плечо Мени и пообещал обязательно вернуть товарища – причем целиком, если деньги будут в течение недели. А если нет, то по частям. Потому что долг платежом красен.
Десять дней спустя проезжий мотоциклист доставил в бар Red&Black посылку и укатил, не дожидаясь расписки. Кредиторы пропавшего Нисо не стали размениваться на пальцы. В картонной коробке лежала отрубленная кисть левой руки дурачка, хорошо знакомая завсегдатаям бара по татуировке с серпом и молотом. За нею последовали другие части тела. Посылка с головой сопровождалась запиской, адресованной Мени и содержащей всего два слова: «Следующий ты».
На этом этапе Мени окончательно осознал, что погибнет, если не переведет стрелки на кого-нибудь другого. Нельзя сказать, что до этого он пассивно наблюдал за безжалостным расчленением товарища по партии: напротив, анархисты сразу бросили все силы на поиски, отчаянно пытаясь найти если не самого Нисо, то хотя бы разгадку злосчастной, почти марксистской истории о товаре и деньгах. Какой товар? Какие деньги? Где взять второе и с какой целью пропавший Нисангеймер заказывал первое? К несчастью, Нисангеймер не посвящал в свои секретные дела никого, кроме двух телохранителей, которые уже не могли ничем помочь, поскольку исчезли вместе с боссом и его перламутровым «Гранд Чероки».
Оставалась лишь смутная надежда на бывших анархисток, которых Нисо время от времени брал в свои поездки – как он говорил, для оказания секретарских услуг. Долго они в этой роли не задерживались, причем вылетали не только из перламутровой машины, но и из партии, больше никогда уже не возвращаясь ни в «Союз», ни в бар Red&Black. Все они бледнели и начинали дрожать при одном упоминании Ави Нисангеймера. С огромным трудом, больше угрозами, чем увещеваниями, Мени удалось разговорить нескольких таких бывших однопартиек. Увы, девушки тоже не слишком помогли. Впрочем, одна из них вспомнила о визите на склад благотворительной организации под вывеской: «Общество помощи беженцам с Ближнего Востока». Там-то и всплыло имя бессменной председательницы «Общества» судьи Далии Ольшенблюм – родной тетки Нисо и матери его кузена Йонатана.
