Понятие «русской идеи» начинает светить неверным умозрительным пламенем уже у Владимира Соловьева, поместившего абстракцию России между абстракциями мусульманства – где частное растворяется в Едином – и европеизма – где Единое растворяется в частном. Россия, противопоставленная этим двум оппонентам, оказалась без каких-либо исторических или психологических претензий – кроме одной: отказываясь от частного и особенного – чем можно было бы самоудовлетвориться, самоограничиться, – она хотела видеть себя восприемницей самого Духа Святого – третьей ипостаси Единого. Если в начале века на волне духовного подъема Россия могла говорить о своей миссии, являя собой счастливый феномен платоновского мира идей, страну, где по словам П. Д. Успенского, появился высший тип человека, то сегодня в сумерках подпольно-подвального существования русской культуры и русской мысли можно ли брать на себя смелость учить другие племена и народы? Действительность оказалась иной. Готовя себя к великой миссии, Россия стала служить идее механической справедливости, впав в рабство материи. Злорадствовать по поводу этой трагической трансформации – удел низости. Однако, осмысления ее нельзя избежать. Заключалась ли причина метаморфозы, как думал Бердяев, в женственной податливости русской души, соединяющей в себе глубины созерцания с безволием? То ли судьба ее является судьбой нового Израиля, призванного стать печальным уроком плодов национальной гордыни и предостережения другим народам. Но сколько таких уроков дала история – Египет, Рим, Византия! Что может добавить еще один? К тому же уроки всегда предполагают вдумчивого ученика и уроки для созерцательности, то есть именно то, чего лишает нас ускоряющаяся история нашего века.

Если взглянуть на Россию в перспективе существенных процессов, то можно увидеть, что она оказалась одним из самых главных русел всемирного потопа и из проводников логики неблагородного ума. Это – жесткая и в своем контексте непробиваемая логика, обладающая императивностью для душ со срезанной духовной перспективой, которые видят жизнь в категории экономики: трудодней, покупательной способности и капитала. Другим аспектом этой логики является слепая самодостаточность и обольщение мыслью, что человек управляет своей судьбой – логика, отрывающая человека от гравитационной мудрости Провидения, выводящая человека из духовной сферы и оставляющая его наедине с метафизической пустотой, которую он не в состоянии заполнить. Это логика людей, с детства не знавших и не культивировавших в себе чувство благоговения, превращающих мир в марксистско-дарвиновский зверинец с борьбой видов и классов.

Благородный ум – это не социальная привилегия, отсчитывая ее сверху или снизу. Это – духовная привилегия, заключающаяся в восприимчивости к воздействию благодати: благодарности вместо ненависти, дара вместо экспроприации. Конфликт этих двух сил, двух логик был главной темой знаменательных статей Блока 1908 года.

Блок писал: «Никто не хочет видеть, что существуют два стана. Один стан непрерывно строит по нездешним неземным законам. Идет непрерывное упорное строительство. Но почва, на которой строится этот мир, уходит из-под ног, материки этой культуры заливаются волнами низкой реальности. Другой стан – часть стихии».

Развивая эту тему, Блок цитирует Дж. Рёскина: «Наше время породило громадный класс черни, совершенно не способной к благоговению и к самому представлению о нем». С тех пор прошел почти век – и процесс, только обозначивший свои черты во времена Рёскина и Блока, обрел монументально законченные формы. Победившая низкая логика является сейчас общедоступным и общеизвестным полем идеологических манипуляций. В этой логике можно, уничтожив религию, торговать иконами, уничтожив культуру, лепить вместо нее суррогаты; убивать суверена, стрелять в папу, «освобождать» английские территории от англичан и т. д. без предела. Мы видим, что границы ее действия национально не зафиксированы.

Идея бунта против действительности (понимая последнюю как духовную закономерную последовательность событий) чужда логике благородного ума. Христос принес миру не бунт, а крест. Он столкнулся с детьми, самаритянкой, с прелюбодейной женой, и три раза человечество поднялось на высоту Бога. Трансформация реальности, облагораживание низких стихий, сострадание к ним, их просветление – вот эти и другие аспекты высшей логики исчезают в поле слепого фанатизма, борьбы за так называемую социальную справедливость, не предполагающую понимания зависимости социума от космического и, тем более, божественного планов.

Одно дело – сострадание просветленной души, самой жизнью облагораживающей пространство, помогающей даже без прямой помощи. Сострадание же неблагородного ума неизбежно ведет к логике бунта, к господству грубых энергий. В индийской традиции говорится о трех видах сострадания и помощи: помощи духовной: молитвой, медитацией – помощи наиболее высокой; интеллектуальной: советом, подсказкой, анализом – помощи, которую люди быстро забывают; и, наконец, самой грубой и буквально-материальной. В логике неблагородного ума идея сострадания сводится к идее экспроприации у другого и оборачивается насаждением всех видов ненависти: классовой, расовой, ненависти поколений и полов. Чувство справедливости оправдывает ненависть, а ненависть оправдывает любые средства для достижения цели. Объединенные усилия ненависти и социальной справедливости – «благородная ярость» – обрушивается против главного противника – логики благородного ума, исключающей идеи ненависти и бунта.

Остановить поток низкой логики сейчас – значит, прежде всего, отстоять область благородного ума – острова высшей логики. Затопление мира логикой низкой стихии – не это ли сегодня главные контекст и фон для русской идеи? И не является ли общечеловеческая задача восстановления логики благородного ума, помощи жертвам «тьмы низких истин» ее главным смыслом?

Неизбежна последовательность первых усилий: в движении от имманентной логики благородного ума к ее реализации в историческом процессе. И первой сферой приложения этой логики, естественно, является область, отведенная сегодня идеологическому гипнозу с одной стороны, или миру инстинктов с другой, – сфера воспитания, последовательное культивирование логики благородного ума, развитие «внутреннего человека». Это медленный, но верный путь восстановления пирамиды цивилизации, органичный процесс экстернализации ее высшей логики.

Кроме этой внешней задачи выведения логики благородного ума из социальных катакомб, сохраняется внутренняя задача – ее непрерывного обогащения, развития, движение к истине – к логике Платона, Оригена, Чаадаева, Федорова. Ответ на вопрос, как это должно происходить, каждая страна может найти в своем прошлом. Россия должна искать подсказки в «золотых эпохах» своей истории и культуры. Только там ей откроется ее собственный, ей присущий тип нравственного устройства. И вместо умиления своей судьбоносностью с одной стороны, и навязчивой идеи всеобщей ненависти и зависти к России, с другой, она увидит перед собой ту же трансцендентную задачу, которая поставлена сегодня перед всем миром.

1981 г.

Статья Юрия Мальцева «Симуляция культуры», блестящая по ясности и энергии, выполнила только негативную задачу, выразив накопившееся недоумение. Автор оказался тем самым андерсеновским искренним человеком, который не принял правил неправды и назвал вещи своими именами: подделку культуры подделкой, а симуляцию симуляцией, разъяснив то, что, казалось бы, лежит на поверхности. Действительно, можно ли так беспечно оперировать критерием качества, ставя его выше водораздела истины и лжи, какой бы последняя ни была изощренной и правдоподобной. Ведь качество произведения искусства зависит от эстетики, а эстетика коренится в духовно-философских основаниях. В конечном счете вопрос сводится к этим основаниям, стоящим за культурой; они и отличают подлинную культуру от суррогата, как бы он ни старался пролезть в ранг культуры.