— Я купил твою ферму. Я бы купил сотню таких, если бы это означало, что ты будешь счастлива. Я столько всего сделал не так, Сид. Пожалуйста, Бин, открой глаза и позволь мне все исправить.

В стеклянную дверь стучат, прежде чем она открывается, и доктор снова входит.

— Ее сестра просит разрешения войти, но вы оба не можете находиться здесь, пока мы ждем результатов анализов.

Моя рука крепко сжимается вокруг ее руки, и я подавляю желание рассердиться на несправедливость всего этого.

— Хорошо.

— Я вернусь в приемную и позову вас обоих, как только мы что-то выясним.

Я стою, не в силах отпустить ее руку. Входят две медсестры и начинают поправлять провода и трубки. Я все еще не двигаюсь. Я не могу отпустить ее.

Я не могу заставить свои руки двигаться.

Я наблюдаю за ней, желая, чтобы она открыла глаза и прекратила это.

— Пожалуйста, — мой голос едва слышно шепчет, но в палате он звучит как крик.

Все перестают двигаться, и тогда медсестра кладет свою руку поверх моей. Я смотрю на ее лицо, теплое и доброе. Медсестре, наверное, около пятидесяти, и она чем-то напоминает мне мою мать. Она не предлагает мне ничего, кроме утешения и того, на что можно опереться.

— Я не могу ее отпустить, — признаюсь я.

Она чуть сжимает руку.

— Мы будем с ней и будем наблюдать.

— Она — мой мир. Только она этого не знает.

Медсестра мягко улыбается и кивает.

— Я понимаю. Позвольте нам позаботиться о ней.

Она убирает мою руку с руки Сидни, и я чувствую ее потерю в своей душе. Я должен отпустить ее и молиться, чтобы это было не навсегда.

— Деклан, — от голоса Коннора мои глаза распахиваются, и я поднимаюсь на ноги.

— Что ты здесь делаешь?

Он качает головой, словно я идиот, раз спрашиваю.

— Мы приехали, как только Сьерра позвонила.

Прошло шесть часов. Шесть часов и столько же тестов, чтобы выяснить, почему Сидни не реагирует. У них нет ответов, что происходит, только то, что она не просыпается.

Мозговая активность есть, сахар в крови в норме, признаков инсульта нет, но она все равно спит.

— Верно. Прости. Конечно. Просто…

— Никаких изменений.

— Никаких.

Я делаю несколько вдохов через нос, пытаясь успокоиться. Я не могу сейчас сорваться. Я должен быть сильным, уверенным и верить, что с Сидни все будет хорошо. Что бы ни происходило, все можно исправить.

— Сид проснется.

Я киваю, потому что это правда.

— Люди не впадают в кому просто так, верно? Не тогда, когда ничто не указывает на то, почему это может произойти. Они просыпаются, когда готовы. Насколько я знаю, это ее способ наказать меня, — беззлобно смеюсь я. — Это работает, так что она может чувствовать себя хорошо из-за этого.

— Она не настолько жестока.

— Разве не так? Она не говорила мне о ребенке. Потом она узнает, что что-то не так, что у нее чертова опухоль, но не говорит мне об этом, — злость и разочарование начинают нарастать. — Я узнал об этом, когда она была на операции, и она даже не знала, почему я не пришел на прием.

— Какая причина? — спрашивает Коннор.

— Я был занят покупкой ее чертовой фермы, на продажу которой она настаивала. Либо она продаст ее в тот же день, либо откажется и обратится к другому покупателю.

Коннор ухмыляется.

— Так ты на нее злишься?

— Я зол… нет, я чертовски зол. Я не могу ее потерять! Мне нужно, чтобы она очнулась. Мне нужно, чтобы она жила. Она написала эту гребаную записку, в которой говорится, что, если выбор будет стоять между ней и ребенком, мы должны спасти его. Я не могу…

Коннор делает шаг вперед, притягивая меня к себе. Мой младший брат, которому я больше всего на свете напоминаю отца, утешает меня. Я хлопаю его рукой по спине, и он делает то же самое. Он обхватывает меня за плечи, притягивая к себе, а затем сжимает челюсти.

— До этого не дойдет.

— Я потерял столько времени… — я отступаю и подхожу к окну. — Все эти годы я был так уверен, что держаться подальше — это правильно. Я думал, что даю ей шанс на жизнь, которую не могу обеспечить. Теперь я хочу все это стереть. Я готов отдать все, чтобы побыть с ней. Я просто хочу получить второй шанс, чтобы все исправить.

Он садится в кресло рядом со мной.

— Правильный второй выстрел разделит первую стрелу и проложит прочный путь.

— Этот совет сейчас очень кстати. Я знаю, какой путь мне нужен, он ясен и тверд, но у него может быть конец.

Коннор смеется без юмора.

— Мне кажется, что мама говорила нам то, что мы должны были услышать, но мы не были достаточно умны, чтобы слушать.

— Я боюсь, что потеряю ее… — признаюсь я в своем самом глубоком страхе.

Его рука сжимает мое плечо.

— Не теряй надежды, Деклан. Сидни нужно верить, что ей есть за что бороться. Стань этим для нее.

Я буду всем, что ей нужно.

Глава тридцатая

Деклан

— Прошло двадцать четыре часа. Мне нужно, чтобы ты услышала меня, Бин. Проснись. Открой свои голубые глаза и позволь мне увидеть тебя.

Я пытаюсь убедить ее проснуться. Я не могу спать. Я не могу есть. Все, что я делаю — это чередуюсь с Сьеррой или Элли у ее кровати. В основном они не могут вытащить меня отсюда.

— Деклан, — тихо говорит Элли, стоя у стеклянной двери.

— Пожалуйста, сделай перерыв.

— Я отдохну, когда она проснется.

Она заходит дальше в комнату и смотрит на меня.

— Нам с Коннором пора домой. Я принесу тебе чистую одежду завтра.

— Хорошо.

Она тяжело вздыхает, глядя то на меня, то на Сид.

— Ты сводишь его с ума, — шепчет Элли, но достаточно громко, чтобы я услышал. — Он не брился, не принимал душ и вообще ничего не делал, кроме как донимал тебя. Оставь его в покое, Сид. Он любит тебя, и я обещаю, что ты сможешь убить его, если он снова причинит тебе боль. У нас достаточно земли, чтобы спрятать тело.

Я улыбаюсь, думая о том, как ей это понравится.

Элли поворачивается ко мне.

— Позвонишь мне, если что-то изменится?

— Обязательно.

Она подходит ко мне и целует меня в щеку.

— По крайней мере, постарайся что-нибудь съесть. Ты ей не поможешь, если будешь обессилен.

Я ничего не говорю, потому что еда — это последнее, что меня волнует.

Проходит еще несколько часов, но ничего не меняется. Все, что я могу делать — это сидеть, ожидая любого движения, которого не происходит. Я наблюдаю за ней, думая, что, может быть, ее веки дрогнут. Может быть, ее пальцы дернутся, но этого не происходит. Я прошу, умоляю, уговариваю ее, но она не двигается.

Я откинулся в кресле, поражение заполнило мое тело и оставило конечности тяжелыми. Сегодня утром доктор объяснил нам со Сьеррой, что они собираются провести еще одну серию тестов, потому что это определенно ненормально.

Что-то не так, и они понятия не имеют, с чего начать.

Все в этой ситуации, начиная с момента моего приезда в Нью-Йорк и до настоящего момента, было сюрреалистичным и ненормальным. Мне нужно, чтобы Вселенная взяла себя в руки и навела порядок, пока я не сошел с ума, потому что я не знаю, выдержу ли я еще.

Мои братья звонят, но я не отвечаю, мне нечего сказать, я не могу снова и снова объяснять ситуацию.

Я закрываю глаза всего на секунду, так как тяжесть наваливается на меня. Я измучен, но не могу сдаться.

— Будешь ли ты любить меня вечно?

— Навеки вечные, — отвечаю я, когда Сидни лукаво улыбается мне и окунает пальцы ног в пруд.

— Хороший ответ.

Всего через несколько недель мы оба отправимся в колледж. Это было лето, которое никто из нас не забудет. После стольких неприятностей, которые я пережил, каждый момент с ней — это рай. Сидни — лучшее, что есть на свете.

— А ты? — спрашиваю я в ответ.

Сид пожимает плечами с блеском в глазах.

— Зависит от того, заслуживаешь ли ты этого.

Я хватаюсь за грудь и падаю на землю.

— Ты ранила меня.

Она бросается ко мне и закрывает руками мою рану, целуя меня.