Лежа на спине, я смотрю на незнакомый потолок, в центре которого висит девственно белый вентилятор с огромными лопастями, которые бесшумно вращаются, а мой мозг перебирает в памяти все, что произошло вчера вечером. Разочарование пронзает меня, как раздражающе громкие сигналы автомобилей, словно пробирающие до костей.

Я натягиваю на лицо подушку, чтобы заглушить свои истошные крики. Надеюсь выплеснуть наружу свой гнев и обрести некое подобие спокойствия. Напомнить себе, в чем состоит моя цель.

Заставить Нико раскрыть больше информации.

— Ты собираешься задушить себя подушкой или придешь завтракать? — глубокий мужской голос врывается в то, что должно было стать моим личным моментом.

Я не слышала, как он открыл дверь моей спальни. Чего бы я только не отдала за то, чтобы у этой чертовой штуки были ржавые, скрипучие петли.

С досадой я стягиваю с лица подушку и поворачиваю голову, чтобы увидеть Нико, который стоит, прислонившись одним плечом к дверному проему. Его руки засунуты в карманы сшитых на заказ черных брюк, а черная рубашка на пуговицах обтягивает стройный торс.

— Спускайся и поешь.

Этот человек говорит только приказами?

— А если я этого не сделаю? — спрашиваю я.

Его глаза проходятся по моему телу. Жар его взгляда скользит по бретелькам моей простой хлопчатобумажной майки, оголяющей плечи, и по тонкой простыне, прикрывающей остальные части тела. Он выглядит раздраженным, когда фиксирует свой взгляд на мне.

— Зачем ты испытываешь мое терпение?

— Почему ты настаиваешь на том, чтобы командовать мной? — сидя, я натягиваю простыню, чтобы прикрыть грудь. Это бесполезная попытка защитить себя, но я делаю то, что могу. — Может быть, я не голодна. Может быть, я не хочу спускаться и есть прямо сейчас.

Его подбородок опускается на грудь, и он качает головой, укоряя меня. Когда он поднимает глаза и смотрит мне в глаза, по мне пробегают мурашки.

— Ты на моей территории, а это значит, что ты делаешь то, что я говорю.

Я стискиваю зубы.

— Верно.

Он выпрямляется и опирается одной рукой о дверной косяк, пальцы раздвинуты, а другая рука остается в кармане. Чернила его татуировок двигаются, когда он барабанит пальцами по твердой поверхности.

— Ну что, спускаешься?

Внезапно осознаю, как я выгляжу, помятая и с всклокоченными волосами после сна, поэтому отвожу глаза.

— Наверное, сначала надо привести себя в приличный вид.

В ответ на мои слова наступает тишина, настолько продолжительная, что я бросаю на него взгляд.

В его глазах мелькает что-то похожее на оценивание.

— Делай, что должна. — Он отталкивается от дверного косяка, берется за ручку и закрывает за собой дверь.

Решаю отнестись к сегодняшнему дню, как к любой другой субботе, поэтому спускаюсь по лестнице через несколько минут и следую за насыщенным ароматом кофе. Без макияжа, но со свежевымытым лицом и расчесанными волосами, я одета в простые черные шорты и светло-голубую майку без рукавов.

Как только я попадаю на кухню, то вижу кухонный стол, установленный вдоль панорамных окон с видом на ухоженный газон и дальнюю кромку воды залива.

— Угощайтесь, профессор. — Нико сидит на стуле во главе стола и сосредоточенно смотрит на экран своего телефона, нахмурив брови. — Твой любимый кофе с ореховым вкусом в серебряном кофейнике. Сливки, которые ты любишь, тоже есть. Верхняя полка холодильника.

Он говорит это, не поднимая глаз, и я благодарна ему за то, что он не обращает на меня внимания. В данном случае мне кажется, что он специально заботится о том, чтобы у меня были все необходимые мелочи. Это не умаляет обстоятельств сложившейся ситуации, но доказывает, что он, по крайней мере, предусмотрительно старается сделать так, чтобы я чувствовала себя здесь комфортно.

Я беру чистую кружку из нескольких, стоящих рядом с кофейником на стойке, и наливаю себе. Нерешительно подхожу к столу, выбирая место на другом конце. Мы сидим в тишине; он просматривает электронную почту или сообщения в своем телефоне, а я потягиваю кофе, глядя в окно и исподтишка изучая его.

Наконец, я сдаюсь. Мои манеры берут верх, даже в такой момент.

— Спасибо за кофе и сливки.

Он медленно поднимает голову и смотрит на меня, в его взгляде мелькает любопытство.

— Там омлет из яичных белков с твоим именем. — Он поднимает подбородок, жестом указывая мне за спину. — Вон там, в духовке, и он еще не остыл.

Ошеломленная, я буквально пялюсь на него. Не знаю, почему это застает меня врасплох — то, что он знает, во сколько я обычно встаю, даже по выходным, и как завтракаю, — но теперь становится очевидным, что он собрал обо мне всю доступную информацию.

Такое впечатление, что он все продумал и все предусмотрел. Я полагаю, что человек, занимающий его место, должен быть экспертом в этом деле из соображений собственной безопасности и благополучия.

Он резко отодвигает стул и поднимается.

— У меня есть дела. Все, что тебе нужно — здесь. Расслабься. Пользуйся тренажерным залом. Делай что угодно, но ты должна оставаться здесь. — Он убирает телефон в карман. — В понедельник Рэйф отвезет тебя на работу.

— Подожди! — протестую я. — Ты думаешь, что я буду сидеть здесь все выходные? А что, если я…

Он внезапно склоняется ко мне, кладя одну руку на спинку стула, а другую — на стол передо мной. Наклоняясь, он приближает свое лицо к моему, в его глазах плещутся раздражение и гнев.

— Ты делаешь то, что я говорю, и остаешься в безопасности. Это не обсуждается. Ты меня поняла?

Я до боли сжимаю зубы и смотрю на него.

Слабый след ухмылки мелькает в одном из уголков его губ. Поднимая руку со стула, он проводит пальцем по моей щеке, и я с трудом подавляю желание отпрянуть назад.

Его голос хриплый и низкий.

— Привыкай ко мне, если мы хотим кого-то убедить, что вместе.

На долю секунды золотые искорки в его глазах становятся более заметными, и его взгляд опускается к моим губам. Как будто мне это только показалось, выражение его лица тут же меняется, и он выпрямляется.

— До скорого, профессор.

Мои руки крепко сжимают кружку с кофе, а я фантазирую о том, как брошу ее в его затылок, когда он будет уходить из кухни.

Оставшись в пустой кухне, я заставляю себя допить кофе и съесть, как оказалось, восхитительный омлет. Возможно, только этот неожиданный момент поможет мне успокоиться. Но, даже думая об этом, я понимаю, что это бесполезно. Окружающая меня тишина имеет жутковатый характер, как будто скоро наступит неминуемая гибель.

Когда я подношу тарелку и кружку к раковине и включаю кран, чтобы ополоснуть их, маленькие волоски на моих руках встают дыбом.

— Доброе утро, профессор.

С вынужденным спокойствием я выключаю кран. Мне не нужно поворачиваться, чтобы убедиться, кто присоединился ко мне на кухне. Один только голос Лоренцо таит в себе гнусные интонации, исполненные мерзкого смысла.

Как только наши глаза встречаются, я едва сдерживаю дрожь, которая проносится по телу от глубины порочности в его взгляде. Это словно кипит под поверхностью, еще не дойдя до точки кипения, чтобы выплеснуться наружу и посеять хаос и разрушение.

Когда он подходит ближе, тесня меня своим зловещим присутствием, я напрягаю спину. Пригибая голову, он проводит кончиком носа по моему виску, глубоко вдыхая.

— Ты пахнешь сладко, как те трусики. Но в тебе есть и какая-то острота, не так ли?

Я пытаюсь отодвинуться от него, когда его рука обхватывает мое горло. Он давит не так сильно, чтобы я задыхалась, но достаточно, чтобы донести до меня его мысль. Это предупреждение. Еще один прием запугивания.

Я все еще смотрю на него.

— Отпусти меня.

Звук приближающихся шагов разносится по коридору, и он отступает за долю секунды, прежде чем в комнату входит высокий, внушительный мужчина. Темный взгляд скользит по мне и Лоренцо, стоящему в нескольких шагах от нас.

— Все в порядке? — спрашивает мужчина. Я не совсем понимаю, кому он адресовал свой вопрос, поэтому молчу.