— Возможно, было бы разумно усилить охрану во время упаковки.

Ректор Боман отвечает.

— Да. Мы усилим охрану, и вы увидите, что беспокоиться не о чем.

Короткая пауза предшествует низкому, смертоносному голосу Нико, когда он задает вопрос.

— А если поставка будет скомпрометирована, кто за это ответит? Кто возместит мне те миллионы, в которые это обойдется?

— Я уверен, что мистер Боман и мистер Хэррод позаботятся об этом, ведь они только что пообещали сделать все возможное, чтобы наши инвестиции были в безопасности, — спокойно предлагает Мэнни. — Не так ли, джентльмены?

Миллионы? В университете, конечно, так хорошо не платят.

А вот за торговлю наркотиками, очевидно, платят.

Каким-то образом я сохраняю самообладание, хотя внутри меня все клокочет. Это говорит о том, что никогда нельзя судить о книге по ее обложке. Никогда не судите о мужчине или женщине, если на то пошло, по их академическим достижениям. Потому что они могут быть прикрытием для чего-то темного и незаконного.

— Лучше, чтобы так и было, — предупреждает Нико. — Потому что, если ты этого не сделаешь, то в твоей голове появятся такие дыры, которые ни один врач не сможет заделать. Понял?

— Я могу вам помочь, мисс?

Я поворачиваю голову и вижу, что в метре от меня стоит мужчина, одетый в неприметную одежду, соответствующую одежде персонала, который суетится вокруг гостей. Его голос достаточно громкий, чтобы его услышали все находящиеся в комнате люди — об этом свидетельствует тишина, установившаяся в ней. На его лице застывает терпеливая, отработанная полуулыбка.

— О, простите. — Я одариваю его извиняющейся улыбкой и жестом указываю на картину. — Когда я выходила из дамской комнаты, это произведение привлекло мое внимание. — Наклонившись к мужчине, я заговорщицки понижаю голос. — Мои родители были оценщиками произведений искусства и пользовались большим спросом, но, к сожалению, я не могу сказать, что унаследовала их талант к этому.

В улыбке мужчпредставляется искренность.

— Ах, ну что ж, мисс… — Он замолкает, и я спешу представиться.

Я протягиваю руку.

— Оливия Райт.

Он предлагает крепкое рукопожатие со словами.

— Приятно познакомиться с вами, мисс Райт. Я Филипп. — Оглядев нас, он понижает голос, и его глаза озорно блестят. — Если говорить откровенно, то моя племянница могла бы дать фору этой работе, когда ей было два года, и она разрисовывала пальцами стены моей сестры.

Из меня вырывается смех.

— Приятно знать, что я не одинока в своих размышлениях.

— Действительно, мисс. — Он жестом показывает в сторону коридора, где собрана основная масса гостей. — Могу я проводить вас обратно?

— Это было бы замечательно, Филипп. Спасибо.

Я не пытаюсь оглянуться. В этом нет необходимости. Филипп провожает меня к остальным будто под тяжестью тысячи взглядов.

Сорок восьмая глава

Нико

Как только ректор и декан выходят из комнаты, Рэйф закрывает нас внутри вместе с Мэнни.

Я наклоняюсь вперед в своем кресле, опуская предплечья на колени, и смотрю в окна от пола до потолка, выходящие на набережную.

Первым говорит Рэйф.

— Она слышала.

Я не отвечаю. Не уверен, что смогу это сделать, когда этот огромный невидимый кулак сжимает мое нутро. Я знал, что она придет за мной. Она слишком любопытна. Слишком умна для своего собственного блага.

И, черт возьми, какая-то часть меня все еще не доверяет ей. Именно поэтому я говорю Мэнни и Рэйфу оставить дверь приоткрытой. Людям Мэнни дан строгий приказ следить за тем, чтобы никто не приближался к нашей встрече.

Кто угодно, кроме Оливии, то есть.

Я думал, что, услышав наши голоса, она вернется на вечеринку, как только поймет, что ей не о чем беспокоиться. Когда глаза Рэйфа встречаются с моими, безмолвно говоря мне, что она все еще задерживается у двери, черт возьми, я ощущаю себя так, словно на центр моей груди опускается тысячефунтовая гиря.

Рот Рэйфа то открывается, то закрывается, он заметно колеблется, прежде чем пожать плечами.

— Ее родители были оценщиками произведений искусства. Это могло быть невинно.

Я прищуриваю на него глаза, а он скрещивает руки, прислоняясь к стене.

— Просто говорю.

Мэнни вздыхает.

— Нико, ты знаешь, я должен спросить… — я поднимаю глаза на него. — Как ты думаешь, она пойдет на компромисс ради нас?

Я поджимаю губы, потому что не знаю, что, черт возьми, сказать. Все, что мне удалось узнать об Оливии, наводит меня на мысль, что она действует по принципу «черное-белое, без оттенков серого». Правильное и неправильное, законное и незаконное. И все же… она до сих пор не сдала меня. Никаких анонимных сообщений федералам не поступало. Так, может, у нее действительно есть ко мне чувства? Чувства достаточно сильные, чтобы удержать ее от моральных принципов.

Но она только что становится свидетелем разговора, подтверждающего, что двое других мужчин действуют не по закону. Мужчины, работающие в том же университете, где и она.

Поднявшись со стула, я иду к окнам и засовываю руки в карманы. Я задерживаюсь на мгновение, прежде чем повернуться и через мучительно сжатое горло выдавить из себя ответ.

— Я не позволю этому случиться.

Рэйф ворчит.

— Ходят разговоры о парне из Бюро. Есть предположение, что он работает на обе стороны.

Мэнни прищуривается.

— Под работой на обе стороны, ты имеешь в виду…

— Да. — Это все, что я говорю в ответ. Это все, что нужно, потому что он знает, как плохо это может быть для нас.

Сантилья. Утверждается, что в постели Сантилья находится агент.

Глаза Мэнни закрываются, и он устало проводит рукой по лицу.

— Черт.

— Послушай, Мэнни. Мы справимся. Ни один человек не сможет нам все испортить. Мы потратили на это дело слишком много времени, черт возьми.

Он устало усмехается, но напряжение с его лица спадает.

— Нико, друг мой. Найдется совсем немного людей, с которыми я охотно прошел бы сквозь огонь. Но тебе я доверяю.

Я выдерживаю его взгляд и коротко киваю.

— Тогда поверь, что я с этим справлюсь.

Сорок девятая глава

Оливия

После того как Филипп провожает меня обратно к скоплению гостей, и я принимаю от официанта бокал шампанского, он удаляется.

Оглядывая толпу, я раздумываю, стоит ли пытаться представиться и завязать с кем-нибудь разговор. В любое другое время я бы так и сделала. Не то, чтобы я не могла справляться сама и нуждалась в том, чтобы Нико нянчился со мной. Но сейчас у меня в голове крутятся мысли о том, что я подслушала, и мне просто необходимо побыть одной.

Я выскальзываю на улицу и укрываюсь возле лепного ограждения, отделяющего внутренний дворик от бассейна, расположенного внизу и, кажется, впадающего в воды залива. К счастью, другие гости не решаются покинуть комфортные условия кондиционера, чтобы оценить умиротворяющий вид, открывающийся из окон поместья.

Мне всегда лучше всего работается в одиночестве или на расстоянии от других людей. Сейчас ничего не изменилось, и мне есть о чем подумать.

И гораздо больше поводов для беспокойства.

Я перебираю в уме услышанное и думаю о посетителе, который заходил ко мне в понедельник.

«Как будто тебе нужно, чтобы я рассказал о Сантилья».

«Или в следующий раз она заставит их целиться в тебя».

Откуда ему знать, что они целились в Нико? Я никому не рассказывала о стрельбе. Меня достаточно быстро увезли оттуда. Кроме того, я подслушала разговор Нико и Голиафа о том, что у камер наблюдения в округе «технические проблемы».

Он никак не мог знать, что они нацелены именно на Нико. Разве что…

Леденящий душу ужас наполняет мои вены, потому что в отношении него может быть только одно логическое объяснение. Этот ублюдок каким-то образом связан с Джоанной Сантилья.

Но я должна была сидеть в кресле, которое занял Нико. Они приказали мне сесть в кресло лицом на восток, а я этого не сделала. Неужели они намеревались застрелить меня? Кто-то готовился выпустить эту пулю, так что, возможно, они предполагали, что Нико будет сопровождать меня.