Сжимая челюсти, он отходит от двери, и его ноги быстро преодолевают разделяющие нас несколько футов. Благодаря моим каблукам мы оказываемся почти лицом к лицу, и я благодарна им за это. Его глаза впиваются в мои, пылая гневом.

— Ты можешь думать, что знаешь, что делаешь, но это не так. Ты ни черта не понимаешь. — Его брови опускаются еще ниже, и следующие слова он произносит сквозь стиснутые зубы. — Тебе нужно прекратить сейчас же.

Подозрение пробивает себе дорогу сквозь гнетущий осадок гнева, в котором я погрязла. Я поднимаю брови и опираюсь рукой на спинку одного из стульев. Непринужденная, не угрожающая поза.

— Почему?

Он недовольно сжимает рот в линию и с отвращением качает головой.

— Мы оба знаем, что ты дилетант. Если ты не выйдешь из этого сейчас, то станешь очередной жертвой своей матери.

Что? Я прищуриваю глаза, подозрение захлестывает меня, и мой тон становится жестким.

— Что ты знаешь о моей матери?

Он делает такое лицо, как будто разговаривает с имбицилом.

— Как будто тебе нужно, чтобы я рассказал о Сантилья. — Его тон зловеще мрачнеет, а глаза с гневом впиваются в мои. — Уходи, Райт. Оставь Альканзара. Иначе в следующий раз она заставит их целиться в тебя.

Ярость вырывается наружу и пробивает плотину, которую я сдерживаю. Я говорю тихо, но в моем голосе звучит смертельное обещание.

— Ничего не выйдет. Я никогда ни от чего не отказываюсь. И пойду до конца.

Ни один из нас не отводит глаз. Захваченные жестоким противостоянием, мы оба отказываемся сдвинуться с места.

Раздается стук в дверь, знакомый тяжелый стук большой, мускулистой руки, и я бросаю острый взгляд на мужчину, который не подает никаких признаков того, что собирается двигаться. Это игра власти, в которой я отказываюсь проигрывать. Я не буду обходить его стороной.

Он на моей территории. Пришел без приглашения. Он пришел сюда, чтобы запугать меня.

Я ни за что на свете не поддамся на это.

— Профессор? — окликает Голиаф, и я понимаю, что он чувствует, что что-то не так.

Обращаясь к мужчине, который все еще не двигается с места, я тихо шиплю.

— Если ты хочешь сохранить лицо красавчика, советую тебе двигаться, пока человека за этой дверью не расстроило твое присутствие.

Он хмыкает и начинает поворачиваться, но в последний момент передумывает. Тыкая пальцем в центр моей груди, он приближает свое лицо к моему, наши носы почти соприкасаются, а изо рта пахнет несвежими сигаретами.

Его слова звучат тихо, но в них скрыта ярость, подобной которой я никогда не видела.

— Я наблюдаю за тобой, Райт. Ты делаешь неправильный выбор. Попомни мои слова, ты сгоришь в огне.

Не успеваю я произнести ни слова, как он уже стоит у двери и распахивает ее, натягивая назад свой образ. Обращаясь к человеку, стоящему у входа в мой кабинет, он говорит.

— Извините.

Голиаф недоверчиво смотрит на него, затем отступает совсем немного. Я чуть не рассмеялась, когда это чудовище едва сдвигается с места, заставляя другого повернуться боком, чтобы проскользнуть мимо него.

Чарли останавливается и с тоской смотрит на меня, и я уже знаю, что именно он собирается использовать.

— Извините за беспокойство, профессор. Надеюсь, он хорошо заботится о вас.

Я вежливо киваю и улыбаюсь.

— Никаких обид. — Может, это и было умным прикрытием для его визита, но от этого он не становится меньшим мудаком.

Как только он исчезает из поля зрения, Голиаф обращает свой взор на меня, и я почти теряю контроль над тем, что заставляет меня держаться с начала этого визита. Выражение его лица озабоченное, пронизанное потребностью защитить, оно говорит мне, что если я упомяну, что этот человек хоть как-то меня побеспокоил, он догонит его и выбьет из него все дерьмо.

Или еще хуже.

— Все в порядке, профессор?

Когда я отвечаю, мой усталый вздох ничуть не притворный.

— Я уже хочу, чтобы этот день закончился.

Чем глубже я погружаюсь, тем сильнее увязаю. Все больше вовлекаюсь в эту странную и приятную динамику, которая складывается между Голиафом и Нико. Границы ранее четко очерченных, резко вытравленных черных линий, которым я следую всю жизнь, размываются. Теперь они выглядят так, будто на них упала капля воды, сделав чернила водянистыми и заставив их растечься, потерять четкость формы.

Противоречия окружают меня со всех сторон. Я знаю, что мне следует делать. Что я должна делать. И хотя множество вопросов все еще проносится в моем мозгу, я также не могу отрицать, что мой выбор способен уравнять все… и всех.

В том числе и меня.

Сорок седьмая глава

Оливия

Вечер четверга

— О, вау. — Это все, что я могу сказать, глядя на чудовищное здание, расположенное в конце частной дороги на Ки Бискейн. Оно настолько велико, что не сравнится с особняком Нико, а это говорит о многом, учитывая, что его особняк точно заслуживает внимания.

— У Мэнни неплохие апартаменты, да? — Нико смотрит на меня, пока Голиаф въезжает на широкую подъездную дорожку.

— Типа того. — Огромный двухэтажный особняк возвышается над заливом. Он просто великолепен, и я с нетерпением жду возможности увидеть его изнутри.

Нико переплетает свои пальцы с моими и слегка сжимает мою руку.

— Я должен волноваться, что ты бросишь меня ради парня с такой недвижимостью?

Я удивленно смеюсь — не из-за его вопроса, а из-за скрытого напряжения в его словах. Отрывая взгляд от вида дома его делового партнера, а судя по его легкому тону, и друга, я сосредотачиваюсь на Нико.

Обвожу взглядом его четкую линию челюсти, резкие скулы, смуглую загорелую кожу. Это лицо человека, которого я знаю и люблю, несмотря на его жизненный выбор.

— Ты видел размеры моей квартиры. Думаю, понятно, что для меня размер не имеет значения. — Через секунду я запоздало понимаю, как могут быть истолкованы мои слова, и морщусь.

Голиаф едва сдерживает смех.

Нико улыбается мне, и это так по-мальчишески и беззастенчиво, что у меня от волнения сжимается горло.

— Итак, профессор, я надеюсь, что ты не станешь сравнивать размеры.

Я закатываю глаза от смеха.

— Ты ужасен.

Голиаф останавливает машину на тридцатифутовой крытой площадке, ведущей к входу в дом. Он выходит из машины, чтобы передать ее парковщику, но Нико не делает никаких движений, чтобы выйти. Вместо этого он устремляет свой взгляд на меня, выражение его лица решительное, но пропитанное нежностью. Он подносит мою руку к губам, целует ее в тыльную сторону и шепчет.

— Ты заставляешь меня хотеть это изменить.

Я едва успеваю моргнуть, как он уже выходит из машины. Огибает ее, отмахивается от парковщика, прежде чем помочь мне выйти. Стоя у двери, он протягивает мне руку, и я вкладываю в нее свою. Он направляет меня к входу в дом, прикладывая ладонь ниже талии.

— Надо поговорить о делах, но я обещаю, что не задержусь.

Я киваю.

— Я понимаю. — Оглядываясь по сторонам, когда дворецкий вводит нас в поместье, я шепчу. — А она узнает о том, что я здесь с тобой?

Он замолкает, и я внутренне порицаю себя за это. За то, что прерываю момент, который мы разделяем. Он отвечает отрывистыми словами.

— Да. Она узнает.

Вдыхая для успокоения, я поднимаю подбородок, пока он ведет нас ближе к массе гостей, собравшихся внутри.

— Хорошо. Я готова.

Нико замедляет шаг и поворачивается, его брови нахмурены, рот напряжен. Но что бы он ни хотел сказать, его прерывает мужской голос, окликающий его по имени.

К нам приближается мужчина, которому, по моим прикидкам, около шестидесяти лет. Мимические морщинки от частого смеха на его лице в сочетании с широкой, приветливой улыбкой создают впечатление, что он старается радоваться жизни.

Он одет в белую рубашку, которая прекрасно контрастирует с его сильно загорелой кожей, первые две пуговицы расстегнуты, а черные брюки идеально отглажены. Он всего на несколько сантиметров ниже Нико.