У меня в груди все сжимается, как будто я получаю две пули с близкого расстояния, и меня вдруг охватывает неуверенность. Я поднимаю руки, откидываю ее волосы назад и ласкаю ее лицо. Ее кожа как шелк под моими пальцами, глаза расширяются, а дыхание замирает в тишине. Проводя большими пальцами по ее скулам, я наслаждаюсь ее гладкой кожей. Эта красивая женщина таит в себе столько секретов, которые я жажду раскрыть.

— Ты покоряешь меня, женщина. — Мои слова выходят хриплыми, почти неслышными, но меня это нисколько не волнует. Это того стоит, когда черты ее лица смягчаются.

Она издает крошечный вздох.

— Нико, — прежде чем прижаться губами к моим. Мне требуется максимум самообладания, чтобы не прижать ее к стене и не целовать до тех пор, пока она не намочит свои трусики.

Она шепчет мне в губы.

— Отведи меня в свою комнату, — я не задумываюсь о своих действиях. Обхватываю ее за талию, поднимаю ее на плечо, и мои ноги с огромной скоростью двигаются к моей комнате.

Как только мы оказываемся внутри, я захлопываю дверь и запираю ее, спуская ее по своему телу, чтобы поставить на ноги. Отступая от нее, я практически бью по выключателям, такой чертовски нетерпеливый.

В предвкушении того, что сейчас произойдет.

Ее волосы слегка растрепаны, щеки раскраснелись, губы приоткрыты, а глаза немного дикие. Я использую все свои запасы терпения и сдержанности и прислоняюсь к стене, расстегивая верхние пуговицы рубашки.

— Скажи мне, чего хочет именинница.

Она опускается на край кровати, чтобы снять туфли. Со вздохом освобождая пальцы ног, она кидает сумочку. Бросая взгляд на выключатели рядом со мной, она негромко спрашивает:

— А можно приглушить свет?

Я, не глядя, протягиваю руку и выключаю все, кроме одного — для тусклых встроенных светильников.

— Лучше?

— Да. — Она изучает меня. — Могу я сказать тебе кое-что, но чтобы ты не расстраивался?

Я киваю.

— У меня есть… определенное отторжение, можно так сказать. Я не могу позволить парню довести меня до оргазма. Я должна быть главной — единственной, кто может заставить меня кончить. — Споткнувшись о слова, она ускоряется. — Я знаю, что это странно, и, возможно, ты считаешь это безумием, но я избирательно отношусь к тем, кому позволяю прикасаться к себе в сексуальном плане.

Она говорит так чопорно и правильно, и, черт возьми, меня это заводит. Но я не говорю ей об этом, потому что осознаю, что ей нужно высказаться.

— Но я подумала, может быть… ты не будешь против, если ты будешь смотреть, как я трогаю себя, а ты сможешь сделать то же самое.

Твою мать. Я провожу рукой по лицу. Мой великолепный профессор хочет, чтобы я посмотрел, как она трахает себя пальцами. Хочет посмотреть, как я дрочу. Прежде чем я успеваю ответить, она обрушивает на меня атомную бомбу.

— И, если хочешь, я могу сказать тебе, когда буду близка, и ты можешь… прикоснуться ко мне своим ртом.

Я сгребаю руки за голову и издаю хриплый стон.

— Господи, черт. Ты не ходишь вокруг да около, не так ли?

Ее глаза расширяются.

— Ну что ж. Если это не…

Мои руки опускаются, и я прерываю ее.

— Блядь, да. На все. Что бы ты ни захотела, скажи мне, и я сделаю это.

Я говорю, как чертовски нетерпеливый болван, но мне наплевать. Эта женщина предлагает мне золотой билет, и я был бы королем идиотов, если бы не воспользовался им.

Она не понимает, что я сделаю все, что она захочет — все, что сделает ее счастливой.

Ее язык высовывается, чтобы увлажнить губы, и у меня слабеют колени от этого зрелища. Я хватаю один из стульев у окна и ставлю его в нескольких футах от того места, где она сидит на кровати. Опустившись на него, я поспешными движениями вытаскиваю рубашку и принимаюсь расстегивать пуговицы.

— Давай. — Я поднимаю подбородок, чтобы подбодрить ее. — Скажи, что тебе от меня нужно.

Она откидывается на спинку кровати, опираясь на подушки. В ее чертах появляется беспокойство.

— Ты уверен, что не расстроишься из-за того, что мы не…

— Нет. — Я раздвигаю края рубашки, и когда ее губы приоткрываются при виде моей обнаженной груди, меня охватывает трепет удовлетворения.

Она поднимает глаза от моего пресса и встречает мой взгляд.

— Сними рубашку.

От ее приказа мой член дергается, ему чертовски хочется вырваться из брюк. Я стягиваю с себя рубашку, не сводя с нее глаз.

Она медленно снимает платье, обнажая верхнюю часть своей груди, ткань едва прикрывает соски. У меня перехватывает дыхание.

— Чертовски великолепно.

Она проводит кончиками пальцев по одной груди.

— Хочешь, я покажу тебе еще?

— Да, блядь.

Переведя взгляд вниз, туда, где мой член теперь плотно натягивает брюки, она бормочет.

— Я тоже хочу больше.

Господи. Я чуть не ломаю палец, пытаясь расстегнуть ремень и брюки в такой чертовой спешке. Расстегивая молнию, я жду, подняв подбородок в ее сторону.

— Ты позволишь мне увидеть эти соски, детка? Я давно мечтал о том, чтобы снова поласкать их своим ртом.

Глаза затуманиваются от вожделения, она опускает платье еще ниже, открывая самые розовые соски, на которые я когда-либо смотрел. У меня пересыхает во рту, а губы дергаются от желания броситься к ней и вцепиться в них. Сосать так сильно, чтобы ее ногти впились в мой скальп, удерживая меня на месте.

Наблюдение за тем, как они твердеют, служит дополнительной пыткой.

— Я так хочу, чтобы они были у меня во рту.

Она проводит подушечками пальцев по вершинкам, ее дыхание сбивается, и при этом наши глаза не отрываются друг от друга.

— Твоя очередь.

Я не могу удержаться от ухмылки.

— Ну вот, профессор. Ты играешь нечестно.

Когда она отвечает на мою ухмылку своей, я вижу, что ей это нравится.

— Попробовать стоило.

Черт возьми, ее грудной голос заставляет меня намочить штаны. Потянувшись к подолу своего платья, она задирает его, обнажая крошечную пару черных кружевных трусиков.

Я судорожно цепляюсь за ручки кресла.

— Черт, ты пытаешься меня убить.

— Хочешь увидеть больше? — пальцы перебирают тонкую полоску ткани на бедрах.

— Блядь, да.

Она тянет трусики вниз и снимает их… Черт возьми.

— Раздвинь для меня ноги, детка. Я умираю от желания увидеть эту красивую киску.

Когда она раздвигает ноги, показывая мне розовые губки, блестящие от влаги, я бьюсь головой о спинку стула, бормоча проклятия под нос.

— Теперь твоя очередь.

Я срываю с себя брюки и трусы-боксеры, снимаю носки и туфли, запутываясь в них. Ее смех заставляет меня ухмыльнуться, потому что, да, я сейчас не самый проворный. Не тогда, когда речь идет об Оливии Райт.

Эта женщина заставляет меня потерять контроль.

При одном только ее виде, лежащей передо мной с самыми прекрасными сиськами и киской, которые я когда-либо видел, я обхватываю свой член, крепко сжимая его, чтобы не сорваться. Когда она скользит пальцем по своим складочкам, затем проводит средним пальцем по своему набухшему клитору и начинает кружить по нему, я сжимаю челюсти так сильно, что начинают болеть коренные зубы.

— Я кончу быстро, Нико. — Блядь, если мой член не течет, когда она произносит мое имя с таким придыханием.

— Да? Ты скажешь, когда позволишь мне засунуть в тебя свой язык? — я скольжу рукой по своему члену, наблюдая за тем, как моя женщина проводит пальцами по своему клитору. — Ты позволишь мне попробовать тебя на вкус? Оседлаешь мой язык?

Ее дыхание сбивается, пальцы двигаются все быстрее.

— Да. Боже, да. — Ее глаза устремлены на мою руку, следя за каждым моим движением.

— Тебе нравится смотреть, как я надрачиваю свой член, профессор? — ей удается кивнуть, ее глаза стекленеют от вожделения. — Я думаю о том, как эта сладкая киска оседлает меня. Как глубоко ты меня примешь. — Мой член становится все тверже в моей хватке. — Если бы ты села на него прямо сейчас, то он стал бы совсем мокрым, не так ли?