— Да, сэр, — отвечают они в унисон. Не обращая внимания на болезненные стоны этого засранца, они без особого труда поднимают Лоренцо на ноги и исчезают в коридоре.

Голиаф смотрит на меня с беспокойством, его тон мягкий.

— С тобой все будет в порядке?

— Я займусь этим, — лаконично отвечает Нико.

Мужчины обмениваются тяжелыми взглядами, и у меня возникает ощущение, что они ведут безмолвный разговор.

Отстранившись, Голиаф ослабляет свою хватку, руки опускаются на бока. Я заставляю себя дышать спокойно — гораздо спокойнее, чем чувствую себя сейчас.

— Спасибо.

Повернувшись к Нико, я поджимаю губы.

— Спасибо, Нико.

Он ничего не отвечает, но наблюдает за тем, как я осторожно обхожу их и подхожу к двери своей спальни. Я колеблюсь на пороге, понимая всеми фибрами своего существа, что не буду чувствовать себя в безопасности в этой комнате, независимо от того, выгонит Нико Лоренцо или нет.

В голове уже прокручивается все, что произошло, и я внутренне критикую себя. Что я должна была сделать вначале. Что я должна сделать по-другому, когда он повалил меня на пол в первый раз.

На этой двери нет замка, но, возможно, я могу взять свое одеяло и подушки в ванную комнату. Заперевшись там, я смогу почувствовать некое подобие безопасности и комфорта.

— Оливия. — Я не сразу отвечаю, потому что звук моего имени, произнесенный Нико, так чужд. На самом деле, я не уверена, что он вообще когда-нибудь называл меня по имени.

Я не поворачиваюсь, потому что не могу допустить, чтобы он увидел то, что, я уверена, написано на моем лице: жуткий страх, гнев и ненависть к себе за то, что я позволила этому случиться.

— Сегодня ты останешься в моей комнате.

Когда я не отвечаю и не двигаюсь с места, он бормочет под нос какое-то ругательство.

— Пожалуйста, профессор. — Его голос звучит грубо, в нем гораздо больше эмоций, чем я когда-либо слышала. — Я обещаю, что ты будешь в безопасности.

Повернувшись, чтобы встретиться с ним взглядом, я поднимаю подбородок и предлагаю ему единственное слово, которое могу вымолвить, прежде чем надвигающийся срыв уничтожит мою защиту.

— Хорошо.

Двадцатая пятая глава

Нико

Она вот-вот сорвется, и, черт возьми, я хочу попытаться удержать ее. Я бросаю взгляд на Рэйфа, и он кивает, понимая, что мне от него нужно. Он избавится от Лоренцо и докопается до сути этого дерьма.

Глаза Оливии призрачны. Словно она пугливый и недоверчивый бродяга, я протягиваю руки, ладони подняты вверх.

— Никогда не был в такой ситуации, но если тебе нужно…

Она бросается на меня, заставая врасплох. Этому дерзкому, умному, как черт, профессору нужно, чтобы я ее обнял, и это вызывает во мне чувство удовлетворения, присущее пещерному человеку.

Я осторожно обхватываю ее за талию, а другой рукой — колени, приподнимая и прижимая ее к своей груди. Быстрыми шагами я добираюсь до своей спальни в конце длинного коридора. Захлопывая за нами дверь, я несу ее прямо в ванную комнату. Опускаю ее на туалетную тумбу и медленно отхожу назад.

— Я включу теплый душ, хорошо?

Она безучастно смотрит в пол, но кивает, пальцами теребя край своих шорт.

Я кручу ручки, регулируя температуру воды, и достаю свежие полотенца. Непривычная неуверенность одолевает меня. Наклоняя голову в сторону спальни, я говорю.

— Если понадоблюсь, буду за дверью.

Она снова кивает, и я заставляю себя выйти из ванной и закрыть за собой дверь. Затем я опускаюсь на край кровати, упираясь локтями в колени.

Блядь. Оливию чуть не изнасиловали. Желчь поднимается у меня в горле от мысли, что ее оставили без защиты, пока мы с Рэйфом уходили улаживать кое-какие дела.

Я провожу руками по лицу, в тишине тикают маленькие часы на стене. Воспоминания о том, как она кричала…

— «Черт побери, я не могу пройти через это снова!» — крутятся в моем мозгу.

В дверь спальни тихо стучат, и я резко поднимаю голову.

— Да?

— Это я.

— Входи.

Рэйф входит, настороженно оглядывается по сторонам, затем закрывает дверь и прислоняется к ней спиной.

— Позаботился о нем.

— Хорошо.

— А вот остальное тебе не понравится.

Я хмурюсь.

— Что?

— Он выяснил, как отправить сообщение с твоего номера. Сказал ребятам, что они не нужны, и чтобы они уходили на перерыв. Оставил это место незащищенным на хрен знает сколько времени, чтобы он мог сделать свои дела.

Сжимая кулаки, я едва уловимо замечаю протест моих разбитых костяшек, моя ярость снова нарастает.

— Этот. Ублюдок.

— Вернул ребят на путь истинный. Сказал, что мы все обсудим завтра.

Я киваю, выпуская тяжелый вздох.

— Спасибо, чувак.

Он бросает взгляд на дверь ванной. Понижая голос, он спрашивает.

— Она в порядке?

— Не знаю.

Он снова бросает взгляд на дверь.

— Ты слышал, что она сказала…

— Да.

— Это нехорошо. Надо быть с ней очень осторожным…

Я вскакиваю на ноги.

— Думаешь, я этого не знаю? — шиплю я. — Я тоже был там!

Рэйф поднимает ладони.

— Просто говорю. Ты давил на нее бульдозером, так что, может быть…

— Я понял, — говорю я сквозь стиснутые челюсти.

Он вздыхает и тихо выходит. Я смотрю на закрытую дверь, размышляя, что, черт возьми, мне теперь делать.

Это превращается во все большее дерьмо каждый раз, когда я моргаю.

Двадцать шестая глава

Оливия

Вода льется на меня, жаля каждую ссадину. Было бы проще определить те части моего тела, которые не болят в той или иной степени.

Самую страшную боль из всего, что я чувствую, приносит отвращение. Если бы эти люди не услышали меня, если бы Нико и Голиаф не вернулись именно в этот момент…

Черт побери. Я сама себя подвела. Столько времени посвятила занятиям по самообороне, что должна была научиться отбиваться лучше. Прошлое дает о себе знать, страх парализует меня, и я теряю самообладание.

Я должна была выколоть ему глаза. Я должна была закричать с самого начала. Но горло сковал ужас, и голосовые связки стали неподвижны.

Опустившись на пол в душевой, я подтягиваю колени к груди и обхватываю их руками. Плотно сжимаю губы и зажмуриваю глаза, желая, чтобы мои рыдания были беззвучными. Если Нико находится за дверью этой ванной комнаты, я не могу допустить, чтобы он увидел меня в таком состоянии.

Я сильная. Он не отнимет у меня мою силу.

Я повторяю слова, вытравленные в моем сознании давным-давно, пока на меня льется вода, и упираюсь лбом в колени. Крошечный всхлип вырывается наружу прежде, чем успеваю его подавить, и я вздрагиваю от этого звука.

Мне отчаянно нужно, чтобы это прекратилось, чтобы эти боль и страх внутри меня перестали существовать. Но в глубине души я знаю, что, если не отпущу их, они будут гноиться и разъедать меня, как это уже почти произошло ранее.

Мое тело дрожит, и я надеюсь, что душ заглушит звуки рыданий. Я не могу вынести, чтобы кто-то жалел меня. Прикрывая рот рукой, я даю волю эмоциям, и слезы смываются водой, льющейся на меня.

Не знаю, сколько проходит времени, прежде чем дверь душевой кабины открылась. Не поднимая головы, я открываю глаза и вижу пару изящных черных туфель.

— Оливия… — Нико говорит так, словно борется с тем, что собирается сказать. — Могу я… обнять тебя?

Я закрываю глаза и сдерживаю рыдания. Сомнение пропитывает его слова, как будто он боится, что я откажусь от его предложения, и это заставляет мое сердце разрываться.

Мой голос дрожит, прежде чем мне удается вернуть контроль над собой.

— Не жалей меня. Пожалуйста.

— Никогда. — Его ответ звучит так быстро, без колебаний, и это становится легким бальзамом на мои душевные раны.

Полностью одетый, он заходит в душ и устраивается рядом со мной, прислонившись спиной к стене. Разворачивая большое банное полотенце, он протягивает мне махровую ткань, черты его лица напряжены, движения неуверенные.