Вот почему считается, что Альфред Прингсхайм, состоя одно время в знаменитой Майнингенской театральной труппе, познакомился со своей будущей женой значительно позднее. (Майнингенским театром, который в последние десятилетия XIX века прославился, в первую очередь, благодаря своему классическому репертуару и гастролям по всем странам, лично руководил герцог Георг Второй.) Некоторые считают, что новоиспеченный доцент увидел на сцене юную актрису в роли Джульетты рядом с Ромео в исполнении Йозефа Кайнца[13]. Во всяком случае, об этом эпизоде рассказывает сама Хедвиг Прингсхайм-Дом в одной из статей, опубликованной в 1930 году под заголовком «Как я попала в Майнинген»; тем не менее, эти сведения не представляются достоверными. На самом деле все обстояло не так. Действительно, Хедвиг Дом играла Джульетту, но в свой второй зимний сезон в Майнингене, то есть в сезон 1876–1877 годов, и не с Кайнцем, а с «обожествляемым тогда Эммерихом Робертом»; к тому же, очевидно, исполнение было не столь блестящим, как хотелось бы: однажды в сцене на балконе она не смогла вымолвить ни слова. «Я больше не слышала суфлера, и моим единственным желанием было умереть на месте». Режиссер Хронек «стоял за кулисами и кричал мне: „Дура!“, что не умаляло моего желания умереть, но когда он понял, что со мной, он осмелился высунуться вперед, насколько это было возможно, и так громко прокричал забытые мною слова, что я их услышала и была спасена».

Расставание с Майнингеном, как полагают некоторые хроникеры, очевидно, тоже не было столь романтичным. Ссора с незаменимой и «по-настоящему талантливой […] исполнительницей героинь и любовниц» вынудила дебютантку после полутора лет работы на сцене распроститься с надеждой на театральную карьеру и уйти из театра: «С одобрения родителей, я с тяжелым сердцем подала заявление об уходе, и мне милостиво пошли навстречу. Однако у меня вовсе не было намерений окончательно бросить сцену, и я никогда не сделала бы этого, если бы не святые узы брака, на которые я променяла всемирно известные подмостки. Я вышла замуж».

Но прежде, наряду с некоторыми неудачами, о которых она шутливо поведала с завидной самоиронией, на долю юной актрисы выпала удача испытать и «счастливые мгновения небывалого успеха». Во всяком случае, ей был предложен трехлетний контракт с ежегодно возрастающей зарплатой в 1500, 2500 и 3500 марок в год, причем во время гастролей гонорар удваивался, хотя, по ее собственному признанию, она чувствовала себя на сцене как «беспомощное дитя», «которое не знало, куда себя деть», и заботилась единственно о том, чтобы в роли Луизы, в первой любовной сцене, встречая домогающегося ее жениха с распростертыми объятиями, держать его при этом от себя на приличествующем девице расстоянии, на что режиссер-постановщик «прямо из партера грозно крикнул: „Ближе, фройляйн Дом, ближе, ведь он ваш возлюбленный!“»

Юное создание из, как принято говорить, «хорошего дома» — и в театре! Возможно ли такое? Хедвиг Прингсхайм откровенно признается, что в глубине души никогда не надеялась преуспеть на театральных подмостках, хотя уже с раннего детства «страсть как любила читать наизусть самые длинные стихотворения, не щадя ни возраст слушателей, ни их пол». Однако посвящение себя актерской профессии было в то время просто немыслимо для дочери столь почитаемой в обществе семьи, хотя надо учесть, что у Домов традиционные для их социального положения буржуазные настроения счастливо сосуществовали с богемными и даже социалистическими. Поначалу на ее решение выбрать актерскую стезю повлиял визит одной актрисы, знакомой музыкального директора Майнингенского театра Ханса фон Бюлова, и уже затем, благодаря посредничеству герцога Георга, знакомого с Эрнстом Домом и его супругой, а также бывшей актрисы Эллен Франц, решение это было претворено в жизнь. «Мой отец не понаслышке, а из личного опыта знал довольно легкомысленные нравы театрального народца, и потому одна только мысль, что он посылает свою любимицу в этот вертеп, наполняла его ужасом. Однако это был человек, не умевший сказать „нет“, и когда вскоре герцог […] прислал к нам для переговоров своего режиссера, моя судьба была окончательно решена. Мне передали роль Луизы из „Коварства и любви“, которую я должна была выучить наизусть сама, не прибегая к чьей-либо помощи. Вот так я стала актрисой». После того как Хедвиг Дом обзавелась гримом и обновила свой гардероб, 1 января 1875 года, «сопровождаемая отцом, робкими напутствиями матери и тайной завистью трех своих младших сестер», она отправилась в Майнинген.

Ей едва исполнилось девятнадцать, и она была «еще совсем неумелой, неопытной маменькиной дочкой»; отец определил ее на пансион к директору местной гимназии, после чего уехал «со слезами на глазах», так что отныне ей предстояло учиться быть самостоятельной. «До этого времени я очень редко бывала в театре и потому не имела о царивших в нем нравах даже мало-мальского представления; теперь же со мной были только моя юность, моя красота, чудесный грудной голос, большие способности и не подавленная ничем естественность».

Видимо, именно совокупность всех перечисленных качеств привлекла к дебютантке благосклонное внимание не только самого герцога, но и юного математика Альфреда Прингсхайма, стремительное появление которого и прервало ее карьеру. «И вот отныне я осталась при своем таланте[14] и не могла нигде его применить. Даже излить свою ярость в декламации стихов я не имела возможности, ибо муж был совершенно глух к художественному слову и находил мою манеру исполнения отвратительной. А когда на меня находил стих и я произносила что-нибудь из „Ивиковых журавлей“ или „Кассандры“, уже повзрослевшие сыновья чуть не накидывались на меня с кулаками. Это было и вовсе нестерпимо, и потому со временем уста мои сомкнулись, навеки погребя в себе поэтическое богатство. Однако тот незначительный отрезок времени, проведенный в Майнингене, навечно останется в моей памяти неисчерпаемым кладезем воспоминаний».

Таковы откровенные и образные высказывания Хедвиг, которая лучше любого другого знала о тех временах; нет причин сомневаться в искренности автора этих строк, в ее самокритичной и ироничной оценке своей личности. Как бы то ни было, доподлинно известно, что помолвка Альфреда Прингсхайма с Хедвиг Дом состоялась в последний день уходящего 1877 года, а свадьба — в октябре следующего.

Молодая пара поселилась в Мюнхене, в прекрасном доме, находившемся в самом начале Арчисштрассе, где они прожили вплоть до 1889 года, когда по их заказу, буквально в нескольких шагах от прежнего жилища в ренессансном стиле, был построен знаменитый особняк, в котором предусматривалось достаточно места для размещения непрерывно множившихся художественных коллекций; с тех пор он часто упоминается в письмах, воспоминаниях, литературных памятниках и научных трактатах. Роскошное здание просуществовало до 15 августа 1933 года, когда было отчуждено у владельцев за семьсот тысяч рейхсмарок и вскоре стерто с лица земли, дабы освободить место для нового дворца национал-социалистской партии. Но к тому времени дети Прингсхаймов давно стали взрослыми, так что в задуманном для них доме уже жили внуки супругов.

У Альфреда и Хедвиг Прингсхайм между 1879 и 1883 годами родились пятеро детей, три первых мальчика — Эрик, Петер и Хайнц, а 24 июля 1883 года на свет появилась пара близнецов — Клаус и Катарина Хедвиг. Из записей, которые мать вела с рождения первенца вплоть до 1898 года, описывая развитие своих детей, явствует, что поначалу в семье девочку звали Кате или Кати; позднее, когда ей исполнилось десять лет, ее стали называть Катей. Ее брат Хайнц считает, что последнее имя сестры связано с их тогдашней гувернанткой, француженкой мадам Гризель, долго жившей в России: она-то и ввела в обиход семьи очень распространенное там сокращение «Катю»[15], а писалось и го имя как «Katia», поэтому уже с начала девяностых годов подрастающая девочка в своих письмах, а позднее почти на всех официальных документах, к примеру, в ходатайстве о разрешении сдать экзамен на аттестат зрелости, подписывалась именно так.