- И мы тебя, мам! Мы тогда побежали, хорошо?

- Конечно. Развлекайтесь!

Связь прерывается, и я не могу пошевелиться. Понимаю, что новость о второй семье отца, их просто раздавит. Мне было столько же, сколько Анель, когда я узнала о токал папы. Но в отличие от своей мамы я хочу быть сильной. Не только ради детей, но и ради себя.

Спускаюсь на кухню в поисках таблетки. Открываю аптечку и прикидываю, что лучше: «Смекта», «Линнекс», или что-то посильней? Пока роюсь в ящике, слышу за спиной шаги.

- Айлин Талгатовна, вы хотели меня видеть?

- Да, - оборачиваюсь и коротко киваю. – Он улетел?

- Да.

- Почему они поехали с ним? - добиваю его вопросом.

Улан поднимает голову, и от его взгляда, полного сочувствия, мне еще хуже.

- Это она увязалась за ним. Тамерлан…он болезненный мальчик, и ему нужно больше солнца. А в Актау турки построили какой-то супер отель, как у себя.

- Риксос. Да, я слышала.

- И она попросилась с ним, чтобы, -он замялся,- на море отдохнуть, пока он будет занят на переговорах.

- Все понятно, - вздыхаю я и отвожу взгляд в сторону. – Спасибо тебе, Улан. И прости за сегодняшнее.

- Нет, Асель Талгатовна, - качает он головой. – Это вы простите. Вы так много сделали для моей Марьям. Но я не мог ничего сказать. Понимаете …

- Конечно. Не бери в голову и езжай домой. Передавай привет Сауле.

Улан тоже прощается и выходит из кухни. сажусь за стол, опускаю голову на руки и уже не могу сдержать слез. Они льются рекой, и кажется, что я оплакиваю свою прежнюю жизнь, 17 лет счастливого брака, построенного на доверии, любви и партнерстве. Я раз и навсегда прощаюсь с иллюзиями. И одна из них- иллюзия счастья.

Живот скручивает очередной болезненный спазм. Мне тяжело дышать, и кружится голова. Внезапно к горлу подступает тошнота, с которой невозможно справиться. Бегу к раковине и опустошаю желудок. До чего я докатилась?

- Айлин! Что случилось?! – Раушан заходит на кухню и, увидев меня в таком состоянии, кладет ладонь на мой лоб. – Аллах! Да ты вся горишь!

- У меня очень болит живот. Как будто меня режут, - стону я.

- Я вызову скорую. Потерпи, моя хорошая.

Адская боль пронзает меня снова и снова. Кажется, что лучше умереть, чем терпеть ее. Но поразительно другое: боль физическая помогает заглушить боль душевную.

***

Карета скорой помощи мчит по ночному городу. Я лежу на каталке – ни жива, ни мертва. Фельдшер все время что-то спрашивает, я кое-как отвечаю. Понимаю, что она делает это, чтобы я не отключилась. Меня скручивает от острой боли, и сердце бешено колотится. Я почувствовала неладное еще вчера вечером, но списала все на стресс. Сегодня утром тоже было терпимо, а потом началось. Не могу сдержать стон, когда острая игла снова вонзается в брюшину.

- Быстрее! – кричит она. – Быстрее. Можем не довезти!

- Довезем! – бросает ей через плечо водитель.

Вскоре машина останавливается, каталку вытаскивают на улицу и везут к зданию. Я слышу гул, разнообразие голосов, какой-то непонятный шум.

- Женщина, 37 лет. Думаю, аппендицит. Подозрение на перитонит, - докладывает кому-то фельдшер.

- Так, Дина, что у нас тут? – слышу твердый мужской голос.

- Арсен Ильясович, пациентка с аппендицитом, но что-то совсем плохая.

Надо мной склоняется врач. Я медленно открываю глаза и кажется, у меня галлюцинации, потому что я вижу Мистера Икс – загадочного мужчину из парка. Странно, он ведь только сегодня был со смены. Почему он опять здесь? Доктор тоже узнал меня и удивлен не меньше.

- Ну привет, таинственная незнакомка. Не думал, что так быстро увидимся, - улыбается одними глазами.

Он приподнимает мою кофточку и сосредоточенно ощупывает живот. Кричу от жуткой боли, затапливающей меня до краев.

- Когда начало болеть? - спрашивает Арсен Ильясович, смотря на меня.

- Вчера, - хрипло шепчу я.

- Почему не обратились?

- Подумала, что что-то не то съела.

- Когда боль усилилась?

- Сегодня. Где-то в обед.

- И опять вы не обратились за помощью, - не спрашивает, а констатирует факт. Мне нечего ему возразить.

Смотрю на врача, и мне не нравится его взгляд и сдвинутые к переносице темные брови. Арсен Ильясович смотрит на сотрудницу и говорит громко:

- Перитонит. Срочно в операционную!

Я хватаю его за руку и смотрю глазами, полными отчаяния:

- Операция?

- Да. Это очень серьезно, - отвечает Арсен.

- Я боюсь, - честно признаюсь я.

- Я буду рядом. Все будет хорошо, - он крепко сжимает мою ладонь, и я понимаю, что могу ему доверять.

- Поехали! – дает он команду. – Быстрее!

Глава 8

Аппараты в операционной начинают неистово пищать.

- Давление падает! От стола! – слышу над головой мужской бас.

Еще один протяжный писк, какая-то непонятная возня и снова голос:

- Давай, девочка, борись!

Я будто наблюдаю за всем со стороны, вижу себя на операционном столе, врачей, склонившихся надо мной и еще одного – у изголовья. Он суетится больше остальных. Я не чувствую под собой ничего, словно парю над землей как легкое перышко. Боли больше нет. Ни физической, ни душевной. Хочу вернуться в свое тело, чтобы жить дальше, но какая-то неведомая сила отбрасывает меня назад, я лечу в пропасть, ударяюсь о землю, после чего меня ослепляет яркая вспышка. Звенящая тишина вокруг позволяет отчетливо слышать биение собственного сердца.

Поднимаюсь на ноги, осматриваюсь и не сразу понимаю, где нахожусь. Глаза привыкают к яркому белому свету и вот я уже могу различить, что вдалеке стоит деревянный круглый стол с бежевой вязанной скатертью. Вокруг него начинают один за другим появляться предметы. Советская стенка из красного дерева, диван, кресла, занавески. Все это переносит меня в далекое детство, в квартиру дедушки и бабушки. Она находилась в доме для работников ЦК Компартии в самом центре Алматы. Этот район до сих пор называют Золотым квадратом. Квартиру эту я очень любила, потому что провела здесь детство и юность, пока были живы бабушка и дедушка.

- Ну что ты встала, как неродная? Иди сюда, - слышу голос своей бабушки Алии – хозяйки квартиры. Именно она учила меня держать лицо даже в самой ужасной ситуации.

Подхожу к столу и вижу трех женщин: бабушку Алию по отцу, бабушку Жибек по маме, и свою любимую мамочку Лейлу. Быстро моргаю и пытаюсь ущипнуть себя. Кажется, я все-таки сплю. Осматриваю себя: руки-ноги на месте, волосы распущены. Я не обнажена, как на операционном столе, а одета в простое белое платье.

- Я умерла? – спрашиваю их.

- Я же говорила, зря вы ее выдернули, - бабушка Жибек берется за вязание и ловко перебирает спицы.

- Что ты вяжешь, ажека? – спрашиваю изумленно.

- Время покажет, что будет, - отвечает она, даже не подняв на меня свои мудрые глаза.

- Что это значит?

- Все-то она хочет знать. Всегда такая была, - ворчит и смотрит на свою сватью. – В тебя, между прочим.

- Ну что опять ругаться будем? Мы вообще не за этим собрались, - деловито говорит бабушка Алия.

- А почему ты молчишь, мама? – спрашиваю у мамы. Она сейчас такая же, какой была до всей этой ужасной истории с любовницей отца. Такая молодая, красивая, родная. На ней платье в цветочек – мое любимое. Черные густые волосы заплетены в толстую косу. В последний год своей жизни она носила платок, так как из-за химиотерапии выпали волосы.

- Жду, когда ты спросишь то, что хочешь, - ласково улыбается она.

Я понимаю, о чем она говорит. Конечно, я спрошу.

- Почему ты не ушла от него, как только узнала правду?

- Потому что я его любила. И надеялась, что у него все скоро закончится. Но я ошиблась: все зашло слишком далеко, родился ребенок. Моя ошибка в том, что я выбрала не себя, а его. Я поставила свою боль и обиду к нему выше собственной жизни, - пожимает она плечами.

Две бабушки переводят взгляд с нее на меня.

- А что мне теперь делать? Я уже не знаю, что я чувствую. Любовь, ненависть, обиду, досаду, - говорю ровно, без надрыва.