Она вдруг подумала, что стала говорить почти как Матеуш или её собственная мать: тихо, но уверенно. Так, чтобы собеседник старался прислушаться.

– Я обещаю вернуть долг, но пока не могу. – Она сняла с руки ещё один перстень. – Пока возьми это в качестве предоплаты. Будет ещё. Больше. Но пригляди, пожалуйста, за моим братом.

Милка кончиками пальцев взяла перстень так осторожно, точно тот был раскалён. Она недоверчиво осмотрела камень и золото, попробовала на зуб, но, судя по всему, так и не поверила, что тот был настоящий.

– И ещё. – Велга приблизилась почти вплотную и прошептала: – Заприте двери и окна, не спешите их открывать с утра.

– Что?

– Оставайтесь в безопасности и держитесь подальше… от всех, – тихо проговорила Велга. – Договорились?

Подавальщица отстранилась. Она больше не шутила, не насмехалась, всю самоуверенность точно смыло.

– Что-то будет?

– Оставайтесь в «Кабанчике». – Велга улыбнулась так беззаботно, что стало не по себе от собственного лицемерия.

Она поймала на себе взгляд Белого. Теперь он смотрел на неё иначе. С недоверием, может, даже с уважением. Как на противника.

– Договорились? – спросил он Милку.

– Договорились, – пробормотала подавальщица. – Руки пожимать не будем. Знаю я, куда вы суёте эти руки… Как зовут мальца?

– Кастусь.

Присев перед Кастусем так, что их лица оказались на одном уровне, девушка предложила:

– Кастусь, хочешь научу тебя точить ножи?

– Конечно!

– Отлично. Когда наточишь все ножи на кухне, накормлю тебя пирогами.

– Эй! – Велга потянулась к брату, хотела схватить его за руку, но Войчех её остановил. – Я плачу тебе, чтобы ты позаботилась о моём брате, а не оставляла его с острыми предметами…

– Я и забочусь о твоём брате, – возразила Милка. – Но это не значит, что он будет просиживать портки без дела. Даже пирогами накормлю.

– Надеюсь, хоть без крапивы, – хмыкнул Белый и приобнял Велгу за плечи. – Пошли, Вильха, – прошептал он ей на ухо.

Она вдруг, не задумываясь, прижалась к нему. Ей нравился его запах, его голос. Ей всё в нём нравилось, кроме того, кем он был. И скоро всё это должно было закончиться.

В Войчехе ощущалось раздражение. Злость. То, как он обнимал её, как говорил, как смотрел. Казалось, даже голос его звучал иначе: остро, холодно, так, словно он пытался порезать Велгу каждым словом, пронзить насквозь. Он ненавидел её ещё сильнее прежнего. Но теперь, кажется, он ненавидел её как раз потому, что желал. Потому, что подпустил слишком близко. И потому, что они оба молчали о том, о чём и говорить не стоило.

Оба понимали: это скоро закончится. Всё закончится.

– Я заберу Кастуся завтра, – пообещала Милке Велга.

Они возвращались обратно на дорогу, что вела к мосту через Вышню. Белый так и не отпустил Велгу из объятий. Она не пыталась вырваться. Солнце садилось всё ниже. У них оставалось слишком мало времени.

У Водяных ворот было людно. С Торговой стороны спешили успеть до закрытия вернуться домой жители правого берега, уходили с закатной службы в храме Святой Лаодики жители левого берега.

С площади у храма, от которого лучше всего было видно Людское подворье в детинце, все уже расходились. Велга мельком оглядела народ и повернулась на Купеческое подворье.

Колокол находился там же, где в Старгороде прошло первое вече, – прямо посреди городской площади, напротив входа в храм Святой Лаодики. И он молчал уже двадцать пять лет. С тех пор, как к власти пришли Белозерские.

– Ну что, идём? – Хотьжер первым сделал шаг.

– Нет, – остановила его Велга. – Ещё рано.

Солнце выглядывало из-за белой крепостной стены, лизало высокие золотые купола храма.

– Подождём подальше отсюда. Идите за мной.

Она повела их узкими улочками между купеческими усадьбами.

Заслышав чужаков, из-за заборов на них залаяли собаки.

– Куда мы?

– Нужно дождаться, пока закроют все ворота, – пояснила Велга. – Не стоит стоять на виду. Матеушу уже могли доложить, что я в городе.

– Если князь прикажет, ворота откроют и так, – произнёс Хотьжер.

Его слова заставили Велгу оглянуться по сторонам. И, чувствуя, как поднялось волнение, как сомнения закружили голову, она присела, подозвала к себе Мишку и потрепала его за ухом, пытаясь успокоиться, собраться с мыслями.

Заслышав колокол, Матеуш направится к Озёрным воротам, они ближе всех к его усадьбе. Это не займёт много времени, дороги в это время безлюдные. Он доберётся раньше, чем все члены вече соберутся на площади. За это время Велга не успеет ничего им рассказать. Когда Матеуш подъедет к Озёрным воротам, те окажутся закрыты, но там будут стоять дозорные. Они будут обязаны подчиниться приказу…

– Белый, Хотьжер, – Велга подняла голову, обняла напоследок Мишку и выпрямилась, – вы сможете убрать стражу у Озёрных ворот, а потом у Княжьих?

Белый только кивнул. Хотьжер нахмурился:

– Есть ли смысл? Рядом Скотьи ворота, их на ночь не закрывают.

– Но Матеушу слишком тяжело ходить пешком, – возразила Велга, – а в той стороне дорога, убитая скотиной, которую там пасут. Белая башня уже давно закрыта, рядом с ней даже стражи нет. Нет, он велит ехать сначала к Белой башне, а после к Водяным воротам.

– Я могу о них позаботиться, – предложил Змай.

– Отлично. – Велга слегка коснулась его предплечья в знак благодарности.

Хотьжер одобрительно кивнул:

– За это время мы успеем добраться до Русальей башни. Главное, чтобы вече собралось и что-то решило, пока князь не соберёт дружину.

– Хорошо.

– Но ещё есть Южная башня…

– Нет, Южную не трогайте, – остановила его Велга. – Пусть Матеуш придёт.

– Что?..

– К тому времени все члены вече уже соберутся на площади. Если повезёт, я даже успею рассказать им всё про князя.

– Но если князь приведёт с собой дружину, а члены вече будут безоружны.

– Для нас лучше, – Велга сложила руки за спиной, – если князь будет один, тогда народ схватит его голыми руками и мы избежим кровопролития.

– Было бы замечательно, – хмыкнул Вадзим.

И Велге хотелось промолчать, скрыть свои замыслы, но ей пришлось договорить:

– А если нет, то бойня только сильнее настроит народ против Матеуша. Люди и без того ненавидят князя и считают его про́клятым. К тому же у Южной башни на берегу находится Арн со своими людьми. Они дождутся, когда князь приведёт дружину, и пойдут следом. Так что сбежать он не сможет.

– Моя маленькая змейка, – пробормотал себе под нос Змай. – Что ж, тогда крови точно не избежать.

– Крови в любом случае не избежать. – Велга сложила руки за спиной. – Вопрос, сколько её прольётся.

Кровь порождала ненависть. Ненависть порождала разрушение. Но только через разрушение могло прийти новое начало. Только через смерть.

– Велга, – покачал головой Хотьжер, – погибнет много людей…

– Королева Венцеслава забрала Старгород не лестью и золотом. Ими она соблазнила старое вече. Но у ратиславцев город отняли силой. На стороне Матеуша немало людей. И члены вече тоже вряд ли единогласно меня поддержат. Им плевать, что Белозерские попытались вырезать весь мой род. Им плевать на всех, пока их дома целы, а кошельки набиты. Но когда они увидят, как он расправляется с горожанами, когда беда затронет каждый дом, каждого человека в Старгороде, тогда они по-настоящему возненавидят Рдзению. Потому что, хочет того Матеуш или нет, он рдзенец, а не старгородец.

– Если начнётся погром, – Вадзим нахмурил брови, – рдзенская корона пришлёт уже кого-нибудь посерьёзнее, чтобы нас усмирить. Но старгородцам это понравится ещё меньше. Тогда точно будет война. Старгород это…

– Это Старгород, – с раздражением закончили остальные одновременно.

– Что?

– Да ничего, – усмехнулся Белый. – Надоело уже это слушать.

Велга насупилась:

– Ничем не лучше твоего «плоть – земле, душу – зиме»…

Никогда прежде она и не надеялась, что получится задеть Белого, но он, кажется, оскорбился, хотел что-то сказать, но его перебил Вадзим: