– Канара, – шепнула она домоправительнице, стоящей от не по правую руку и с блеском в глазах наблюдавшей за представлением господских подарков.
– Чего тебе, Ларэ? – не глядя на нее, тихо поинтересовалась дородная женщина, годившаяся девушке в матери, а то и в бабушки. Тем не менее взгляда на нее она не перевела и голос ее выдавал поспешность, подсказавшую Ларэ, что она не прочь поскорее избавится от любопытных вопросов чаровницы.
Ларэ тоже захотела поскорее оставить ее в покое. Что, что, а навязываться ей было неприятно.
– Скажи, ты случайно не помнишь, в коридоре рядом с лечебницей на столике стояла какая- нибудь ценная ваза? Стеклянная.
Домоправительница нахмурилась и искоса бросила на чаровницу беглый взгляд.
– Ты что- то разбила?
– Что? Нет! – Ларэ выдохнула. – Простоя сегодня утром я ее там не нашла, а вчера, кажется, видела.
– Гмм, не знаю. Это вопрос к мойщицам. Они уборку делают, пыль смахивают. Они точно знают. Да и не о том ты думаешь. Платье лучше к вечеру приготовь. Пред господами подобающе светится надо, раз уж тебе повезло с приглашением. И Моаза предупреди. Вы ведь с ним вместе посетите прием, я понимаю?
– Да, вместе, – Ларэ кивнула, решив больше не беспокоить женщину. Но тут сзади к ним незаметно подобрался третий собеседник и веселым распевом продолжил разговор, заставив и Ларэ, и домоправительницу одновременно напрячься. У обеих получилось желание выпрямит спины и сделаться вежливыми, превежливыми.
– Канара, Ларэ не о чем переживать. О ее внешнем виде позабочусь я!
– Госпожа…– растерялась домоправительница. Она обернулась в радостной дочери Эразия Бульбы, раскрывая рот от удивления.
Действительно, в этой части зала собрались одни слуги. Что она здесь забыла? Еще и сзади подкралась.
– Вы поможете мне? – переспросила Ларэ, не понимая намерений девушки. Весь ее новый гардероб собрала госпожа, по словам Канары, однако Ларэ не ожидала, что она и здесь вызовется на помощь. До чего непредсказуема жизнь! Приемная дочь двоюродного брата султана станет подбирать ей наряд для проведения вечера в окружении не менее статусных особ.
– Конечно, – шире улыбнулась девушка. – После всех церемоний жду вас в своей комнате. Канара, пожалуйста, помоги Ларэ добраться на случай, если она заблудится, – обратилась она к домоправительнице.
– Да, госпожа, – согласилась женщина. А что ей оставалось?
– Отлично, тогда, пожалуй, я присоединюсь к отцу.
И с этими словами она обогнула их, чтобы встать позади спинки стула своего отца, поставив руку на его плечо в подбадривающем жесте. По другую сторону от старика стоял, словно приклеенный к своему господину, Моаз. Спиной к Ларэ и остальным слугам.
В течение завтрака он странно поглядывал на Ларэ. С подозрением и некоторым вопросом в глазах, а в конце приема пищи даже усмехнулся, удивленно вздернув брови и глядя при этом на чаровницу. Хотя, наверное, это все потому, что сама Ларэ весь завтрак наблюдала за ним, любопытнее и наглее обычного рассматривая черты его лица и эмоции, выискивая любые намеки на то, что сон мог оказаться действительностью. Да, пожалуй, слишком много смотрела.
После того, как все разошлись, Ларэ в сопровождении Канары появилась в белоснежном обиталище Маи. Ее гувернантка Масэна чопорно сидела на серебристом пуфе перед кроватью с балдахином, где по всем правилам этикета распивала чай из маленьких чашек – словно бы уменьшенные копии тех, что обычно ставят подавальщики на обеденный стол – и вкушала кремовые пирожные, лежащие на подносе рядом с ней, что одним махом умещались во рту целиком.
А вот Мая все это время лихо крутилась на месте, развевая мягкую сеточную ткань солнышком по воздуху. Она прекратила, как только Ларэ вошла.
– Ларэ, присаживайся, – юная госпожа указала на место рядом с Масэной. – Я попросила слуг, они скоро принесут платья, которые я купила в городе в надежде, что они подойдут тебе. – Верно, ведь дочь Эразия покидала поместье, дабы в тайне наделать покупок на ночной ярмарке в деревне, чтобы затем устроить сюрприз отцу. Видимо, она не ради одних подарков отправилась туда, но и посетила швею. Должно быть, сделала ей заказ заранее. – Я попросила Сару сшить для тебя пару фасонов лишь немного прибавив к моим меркам. Как же я ратую на то, что они сядут тебе в пору.
– Все в порядке, госпожа. Даже если нет…
Девушка махнула рукой.
– Перестань, – признаться, прозвучало слегка капризно. Но каким- то образом девушка не растеряла от этого своего обаяния. – Я же просила тебя обращаться ко мне по имени. Кроме тебя мне и поговорить тут не с кем. Масэну я знаю вдоль и поперек. Присаживайся. Давно хотела расплести твой язычок. Расслабься, я всего то жажду услышать совершенно обо всех пережитых тобой приключениях и тяготах.
Пожалуй, тягот там было несоразмерно больше, но Ларэ не стала с ходу печалить госпожу, а молча, с короткой улыбкой последовала ее предложению и аккуратно присела на мягкое сидение приставного пуфа.
– Госпожа, – Ларэ поправилась. – Мая, вам идет.
– Масэна тоже хвалит все мои платья. Кажется, у вас есть что- то общее,– поддела она своих собеседниц.
Дочь Эразия имела весьма прозорливую натуру и скованность и жеманность в отношениях своей гувернантки и чаровницы определила скоро после времени их первой встречи. В ее надеждах было исправить это положение, так как в будущем она желала видеть Ларэ в обществе своих постоянных подруг для прогулок и совместных вечеров. Потому голос ее содержал в себе изрядную долю шутливости. Однако попытка столкнуть двух своих компаньонок лбами в этот раз плодов не принесла. Ларэ лишь в очередной раз пустила на свои губы вежливую улыбку, а ее гувернантка и вовсе никак не показала лицом, что заинтересована в этом разговоре.
– Мая, ваш отец ведь – большой коллекционер, не так ли? – вдруг спросила ее чаровница.
Девушка посчитала, та ищет повод для начала приятного общения и решила поддержать эту тему. К тому же, на было ничего удивительного в том, что обстановка их дома заворожила Ларэ. Мая легко могла это понять, зная о жизни простолюдинов и их скудных возможностей обладать красивыми вещами.
– Все верно. Он любит приобретать различные диковинные вещи, старинные вещи, заморские вещи, – услужливо перечислила она. – Тебе понравилось что- то конкретное?
– Не то чтобы, – замялась чаровница, отпуская взгляд на пушистый ворс ковра. – Просто вчера утром, посещая лечебницу я видела поблизости столик с красивой вазой. А сегодня, еще перед завтраком, я проходила мимо вновь, – первым делом после сна отправилась проверить, – и вазы не было. Вот я и подумала, наверное, мне причудилось.
– Нет, – легко опровергла ее подозрения дочь Эразия, при этом поправляя воротник платья в зеркале и совершенно не замечая изменившегося лица чаровницы, ставшего очень- очень задумчивым, болезненно задумчивым, как если бы девушку замучила мигрень. – Я помню ее. Это подарок одного из старых друзей отца. Он посещает нас ежегодно и всегда привозит вазы, зная, как отец любит их собирать в нашем доме. Они всегда выглядят причудливо. У той, что ты имеешь ввиду кажется был необычный рисунок в виде дракона. Составленный из цветных стеклышек.
Ларэ рассеянно кивнула, глаза ее стали на секунду круглей, но стоило Мае развернуться к своим приятельницам, как лицо чаровницы, пусть и бледное, вновь выражало лишь вежливость и покладистость перед дочерью своего благодетеля.
– Ларэ, – но Мае не дали договорить. Раздавший размеренный стук в дверь прервал все будущие намерения госпожи. Вместо этого ей пришлось сказать. – Войдете!
– Госпожа, слуги перегружены работой, и я вызвался им помочь. Вы просили их доставить вам платья, – совершенно спокойным тоном произнес появившийся в дверях лекарь. Взгляд его смотрел прямо, словно он и не подозревал о наличии кого- то еще в комнате.
Ларэ это подарило возможность хорошенько разглядеть его. Теперь, когда она знала… А что если вазу забрали слуги? Например, чтобы почистить. Но это абсурд. Они никогда не поступали так с вещами. Да и зачем? Она видела, как мойщики самое большое обтирают предметы искусства мокрыми тряпками, причем с опаской шевельнуть предмет хоть чуть. А вот стекла…Кто- то из них наверняка убирал стекла. Надо бы разузнать об этом. И тогда может получиться, что лекарь…он…кто, похититель чужих локонов? Или не похититель; может, он свой привязал к лапке птицы. Все это казалось Ларэ весьма несуразным. Больше всего она напрягалась при мысли о том, что в ту ночь она сперва ясно рассмотрела лицо лекаря, а затем хлоп, и проснулась в своей комнате. И ей бы успокоиться, свести все к своей впечатлительности, да только чувство, будто ее тело и сознание словно предали ее вчера, не позволяли ее душе унять тревожное любопытство.
