– Моаз! – приятно удивился хозяин дома. – Ах, я виновен, – сказал он со смиренной улыбкой, прося таким образом прощения.

– Мой господин, – поприветствовал лекарь Эразия и занял место за столом, как раз рядом с Ларэ. То есть старик, конечно, собирался попросить его, но он того не слышал. Наверное, он просто решил – в ее компании сидеть приятнее, чем бок о бок с главным наемником. Устроившись лекарь обратился к девушке, не глядя на нее, пока накладывал еды на тарелку. Тарелку Ларэ. Нет, он точно не мог слышать слова Эразия Бульбы, сказанные минут десять назад. Разве что все это время лекарь караулил под дверями столовой залы. А, может, читал мысли? Вдруг, он скрывает свой дар? – Вы так пристально смотрите на меня, мисс. Возможно, у вас имеются ко мне вопросы? – вопрос мог показаться провокаторским, если бы непостижимо спокойный тон его голоса.

На всех ли лекарь оказывал столь же обезоруживающее влияние, сколь и на Ларэ? Вон, главный наемник не сказал больше ни слова, несмотря на все свои мышцы. Лишь едва покривив челюстью в недовольстве, он принялся за старое, то есть за еду. И жевал ее, надо сказать, немного жестче, чем прежде, словно салатные листья лично провинились перед ним в чем- то ужасном.

– У вас красивая одежда, – как можно лучше стараясь взять пример с его ровного поведения, то есть пытаясь скрывать свои эмоции, сказала она.

– Красивая? – хмыкнул он, будучи определенно более разговорчивым, нежели прежде. Ларэ полагала, он станет и дальше игнорировать ее после первой встречи в библиотеке, где оба не обмолвились друг с другом и словом. Ненамеренно – обстоятельства не располагали, но все же…Гувернантка Маи, и та казалась Ларэ дружелюбней. – Я думаю, вы бы хотели сказать «интересная» или «странная». Ваша предупредительность весьма похвальна, но предлагаю нам с вами быть всегда друг с другом честными. Как ни как, мы одинаково служим нашему добродетельному господину, – и после этих слов, не оставив на посудине перед ней ни единого пустого пятнышка, мужчина посмотрел прямо в ее глаза. Точно также, как ранее в библиотеке. Словно пытался подобрать замок от ее нутра. И взгляд его выражал столько проницательности, что Ларэ показалось – ему это удалось. Но чувства, будто ее уже прочли не прошло сквозь нее, так что она решила, что пока все в порядке.

– Моаз любит похваливать меня. Говорит, хвальба полезна для настроения, а оно – для здоровья, – вмешался в их диалог Эразия Бульба, лишив девушку возможности дать лекарю ответ. Она нисколько не жалела об этом; в любом случае, ее неминуемые оправдания прозвучали бы за столом крайне неловко. После этого хозяин дома обратился напрямую к своему работнику. – Но ты не пугай нашу чаровницу. С этого дня мое настроение незыблемо связано с ее способностями.

Неужели Ларэ выглядела напуганной? Оставшееся время ужина она прилагала все усилия, чтобы перестать производить подобное впечатление. Лекарь с ней ничем боле не обмолвился, молча и неспешно поглощая еду. Первым с ужина отклонялся главный наемник, затем Мая и Масэна. А их с лекарем Эразия Бульба попросил задержаться для позднего чаепития с десертом в комнате, смежной с обеденным залом. Там, усевшись на удлиненный красный диван из бархата, усеянного капитонами по всей спинке, он предложил Моазу и Ларэ присесть напротив него, в коричневые кожаные кресла. От хозяина дома их отделял лишь низкий прямоугольный столик и три горячие фарфоровые чашки чая, заботливо принесенные слугами.

Старик вздохнул, словно сбрасывая с себя всю нервозность пережитого дня.

– Вас, должно быть, удивляет, зачем я позвал двух ответственных за мое самочувствие людей попить со мной чаю с…, – тут из под седых бровей он глянул на стол, намереваясь тут же отвести глаза, но те так и застыли на нем в замешательстве. – Мда- а, чего- то не хватает, не так ли? – и вполне естественно, по- старчески Эразия принялся думать, чего же именно, почесывая при этом подбородок, обросший седой щетиной, через которую местами проглядывала золотистая кожа. Лицо его при этом сделалось озадаченным.

– Рахат лукума, – подсказал лекарь неспешным, прижимисто смягченным тоном. Он словно осторожничал, как осторожничают те, кто боятся иной раз починить нервную боль людям, чьи заболевания связаны с их ограниченными умениями включаться в реальный мир. – И сахарных печений, ваших любимых, – тут молодой мужчина галантно улыбнулся. – Позвольте мне сообщить об этом слугам. Я скоро вернусь.

С этими словами он поднялся и вышел из зала в тот проход, что имел направление к кухне.

Эразия Бульба проводил его взглядом и снова устало вздохнул.

– Старость- не радость, – он едва усмехнулся. Хитринки, проскочившие в его глазах, были печально бледны. В этом возрасте глаза уже не горят также ярко, как в молодости. Ларэ задумалась, что и ей, возможно, однажды предстоит ощутить все эти вещи на себе самой. Если повезет дожить до старости с ее- то вездесущей славой. – Язык памяти не слушается. Вы с Моазом молоды, дитя. Мне искренне жаль удерживать вас здесь, с собой взаперти, вдали от приключений ваших лет.

«Ну, да», – хмыкнула про себя Ларэ, – «ее снаружи владений старика ждали те еще приключения, аж ноги не знали, куда от них унести».

– Я благодарна вам за приют, – наконец, произнесла Ларэ, выразив ворочающуюся внутри нее признательность Эразию Бульбе. Лишь малую ее часть. Девушка совсем не привыкла получать от кого- то помощь. Ощущение долга ей было не по нутру. И в особенности то, что она не знала, как выплатить его в полной мере. Наверное, она накручивала себя слишком сильно. Только она знала, что к чужой добродетели родниться не стоит. – Вы рискуете, укрывая меня от магистратов и воинов султана, – очередная волнующая ее вещь- верит ли Эразия Бульба слухам о ее коварных преступлениях. – Мои оправдания никто не станет слушать, но я действительно не причастна к тем событиям, в кои меня включают.

За последние пару месяцев в стране образовалась шайка грабителей. Они проникали в дома господ и крали их драгоценности. Ну ее, чаровницу, ни с того, ни с сего присоединили к их числу.

К тому же, в качестве главного действующего лица и лидера.

Ларэ по существу своему ни за что не стала бы нарушать небесных правил добродетели, что же до законов Эры…Она даже в мечтах не представляла себя настолько безрассудной, чтобы намеренно ввергнуть себя в опалу к власти.

Ей не было ведомо о том, кто и зачем распространил о ней ложные слухи. За всю свою жизнь она лишь содействовала людям своим даром, старалась никому не отказывать в помощи. Она и предположить не могла, кому понадобилось наводить на нее клевету. И самое прискорбное – кроме того, как бежать и прятаться ей не удавалось найти способ справиться и решить это запутанное дело. Ей только и оставалось, что бросить саможалость в топку и двигаться вперед.

Старик остановил Ларэ, подняв ладонь и закрыв глаза, словно не хотел видеть, как она защищается от несправедливости, будучи невиновной. Когда он отпустил руку и открыл глаза, то превратился в эдакого дядюшку, радующегося проделкам маленьких детишек.

– Дитя, я перевидал многое за свою жизнь. Думаешь, я не знаю, как выглядят преступники? – он журил ее? По крайне мере, к векам его подползли мелкие морщинки, глаза изогнулись серпами, а улыбка на одну сторону выражала ту смесь веселой дотошности, которая рождается в качестве реакции на чью- то глупую и тем не менее смешную шутку, но когда все равно нужно сделать замечание о ее глупости, чтобы в дальнейшем пресечь нелепые шалости шутника, что портят его же репутацию. – Мне хватило одного взгляда, чтобы понять, что ты хороший человек. А потом я успел убедиться, что вдобавок ты еще и талантливая особенная. Мне бы хотелось узнать о тебе побольше, Ларэтта. Если ты не против. Мне интересно твое прошлое, твои мечты. Не оставила ли ты ничего и никого позади?

О, эти сожаления- отдельная веха ее жизни. Ведь оставлять кого- то, конечно, грустно, но когда оставить некого еще грустнее. Одиночество ходило с ней рука об руку все то время с тех пор, как умерла от старости ее любимая бабушка.