Лорд Астлендо Кахилл широко улыбнулся. Грубые, отталкивающие черты лица правящего лорда неуловимо изменились, лицо стало привлекательным, располагающим к себе. Стор усмехнулся в ответ, хоть это и было неподобающим. Уж он то знал цену этим улыбкам, обаяние этого человека, обволакивающее, сносящее все преграды на своём пути, никогда на него не действовало. Он видел за этой маской сущность, жестокую, расчётливую, несгибаемую волю, и именно за это он уважал своего хозяина, и готов был последовать за ним куда угодно. Дело было не в деньгах, власти или привилегиях дарованных ему, всего этого Стор мог добиться сотнями других способов. В этом человеке были все те качества, которые ценил предводитель легиона немых, которые так редко встречались в одном человеке, которые он хотел-бы воспитать в себе. Он с одной стороны завидовал, а с другой, преклонялся перед этим человеком. Он служил, именно что служил, а не прислуживал. Он был верен с того мгновения, как молодой, тогда ещё щупловатый лордик, наблюдавший за дракой на задворках таверны, поманил его взмахом руки, после того, как противник Стора уткнулся лицом в грязь, с двумя торчащими из спины ножами.

– Хорошо. Я доволен проделанной подготовкой.

Он снова отвернулся и посмотрел на город, вздымавшийся волнами до горизонта. Немного помолчав, он продолжил:

–Стор, я решил включить ещё один важный этап. Ты сам должен будешь осуществить задуманное.

Стор внимательно всмотрелся в профиль своего лорда, мысли лихорадочно заметались. Что он не учёл? О чём не подумал? Какой важный элемент умозрительной головоломки он упустил по скудоумию? Менять продуманный, рассчитанный по минутам план , за неделю до исполнения, это должно быть что-то очень важное.

– Если возникнут осложнения, а такое всегда возможно, мы не можем учесть всего, – многозначительно проговорил Астлендо, – то права наследования должны быть безоговорочными. Я подумал, что если предметы наших изысканий послужат причиной абсолютного утверждения моих прав, то таким способом мы обрубим два конца одним махом. Подумай, как лучше всего это осуществить, вечером обсудим. Мне нужно идти, совет уже собрался.

Он развернулся и не торопясь вышел из обзорной гостиной. Стор повернулся к окну и посмотрел на город. Он не сразу понял, что же такое он сейчас услышал, переворачивая эти слова в своей голове так и сяк, как куски разбитой чашки. Почему нельзя сказать прямо? Вот любит он эти словесные инсинуации, понимай как знаешь … . Иногда Стору казалось, что великий Кахилл просто издевается над ним.

Вдруг его затопило понимание, в одно мгновение просветления, все кусочки головоломки встали на своё место. «Избавься от моего старшего брата, Стор, и выдай это за дело рук чёртовых ведьм. Это навсегда заткнёт рты тем, кто мечтает заменить меня, на моего покладистого родственника, и подстелит соломки в нашем деле… . Стор рассмеялся, гениальная мысль, как он сам об этом не подумал.

День близился к концу. Роун проходил быстрым шагом по ответвлению одной из торговых улиц. Если главная улица всё ещё бурлила активной торговлей, то здесь лавочки уже начали готовиться к закрытию. Разнощиков свечей и уличной еды не было видно, зазывалы разбрелись кто куда, торговцы заносили свои лотки внутрь лавок, кое где уже даже двери были наглухо закрыты. Он обходил и перешагивал уличный мусор, скопившийся за день. Это была знакомая до мелочей дорога, усталые ноги шагали сами по себе. Он должен принести успокоительную мысль, пока ещё не слишком поздно, это меньшее, что он может сделать.

Роун втиснулся в закуток, здесь в узком и душном пространстве, между двумя домами, почти примыкающими друг к другу, с правой стороны, притаилась щербатая дверь. Он тихо постучал. Прошло не меньше минуты, прежде чем дверь приоткрылась, из щели на него вытаращилась рябая физиономия.

– Да хранят тебя боги Василь, как сегодня дела у госпожи Трулли?

– Всё по прежнему, входи, она спрашивала о тебе.

Роун вошёл, рыжая девочка захлопнула дверь и задвинула хлипкий засов.

– Как твоя матушка? У вас всё в порядке? – участливо поинтересовался он.

Девчушка равнодушно кивнула головой. Роун прошёл по маленькой захламлённой кухне, Василь явно не была обучена уборке и не имела желания блюсти чистоту в чужом доме. Вот погоди, увидит это твоя мать, всыпет тебе по первое число, подумал Роун. Он приостановился в тёмном коридоре перед дверью, тяжело вздохнул, выпрямился, постучал и бодро вошёл.

– Добрый вечер госпожа Трулли, как вы сегодня себя чувствуете?

На круглом столе у мутного грязного окна горела лампа, она нещадно чадила дешёвым маслом, поэтому окно было приоткрыто, впуская внутрь приглушённые звуки улицы. Спальня госпожи Трулли была раньше небольшой кладовкой при лавке, а жилые помещения располагались наверху, но с тех пор как она потеряла мужа, а вскоре после этого заболела, она сдала лавку и верхний этаж предприимчивым соседям. Они сделали вход на второй этаж из своих комнат наверху, таким образом значительно расширив жилое пространство для своей большой семьи. Василь была одним из детей соседей арендаторов, мать пристроила её к делу, чтобы та не мешалась под ногами. Кроме стола, в комнатке ещё поместились пара стульев, шкаф у стены и умывальник в углу. В центре небогатой обстановки располагалась небольшая кровать с балдахином, последний признак утраченного благоденствия. В кровати, откинувшись на подушки, лежала женщина средних лет. Она плохо выглядела, болезнь уже довольно давно подтачивала её силы. Лицо землистого цвета с запавшими глазами, обрамляли жидкие седые пряди, разметавшиеся по подушке, шумное натужное дыхание перемежалось свистом и хрипами. Роун знал, что ей всего сорок лет, но выглядела она в данный момент на все шестьдесят. Он устало плюхнулся на стул рядом с кроватью, протянул руку, приоткрыл окно пошире, чтоб впустить больше свежего воздуха. Девочка молча мялась в дверях. Он достал мелкую монетку и поманил её, она радостно заулыбавшись, подбежала, схватила монетку и стрелой вылетела из комнаты, не поблагодарив. Где-то в отдалении хлопнула входная дверь, Василь умчалась тратить свалившееся на неё состояние.

Роун повернулся к кровати и наклонился к распростёртой женщине.

– Как Вы сегодня? Выглядите вроде-бы получше. Хотите воды?

Женщина слабо улыбнулась, прикрыв глаза.

– Всё хорошо мой мальчик, твоими молитвами и заботами, держусь пока. Боги всё никак не приберут меня, видимо ещё не пришёл мой срок. Как там поживает Агаста? Она давно не заглядывала ко мне.

Агастой звали тётю Роуна, которая с малолетства воспитывала его, она забрала его к себе после смерти почти всей их семьи. Роун родился в пригороде Портуса, на западе, в лесах, покрывающих жирный чернозём. Семнадцать лет назад там разразилась эпидемия «чёрного горла» и выкосила за пару недель четверть населения, так Роун и оказался в городе, на попечении родственников. Лорд Аспен, владелец этих земель, даже понеся огромные убытки от эпидемии, не бросил на произвол судьбы осиротевших детей земледельцев. Он выделил немалую сумму на их содержание и обучение. Всех сирот перевезли в столицу и обучили грамоте, а некоторые, особенно одарённые и хваткие, обучились ремёслам. Большинство, кого забрали в пансионаты Аспенов и родственники, со временем вернулись обратно в западные земли, под крыло великого дома. Роун остался в Портусе, городская жизнь пришлась ему по душе. Он обучился грамоте, потом подруга тётки, госпожа Трулли, которая относилась к нему, как к сыну, пристроила его подмастерьем к кожевеннику. Но дело не пошло, мастер назвал его безруким умником, Роун не преминул ответить, что дубильщик с такой рожей, должен считать умником в сравнении с собой, даже захлебнувшегося гуся, смотрящего на дождь. На том обучение и закончилось. Роун был лёгкого нрава, смешливый и сообразительный, он легко заводил друзей и знакомых, поэтому помыкавшись немного, тут и там, он устроился подмастерьем местного лавочника. Он бегал на посылках, выполнял мелкие поручения и помогал обслуживать особо требовательных покупателей, находя общий язык практически с любым человеком. Старик ценил молодого человека, поэтому когда его постоянная клиентка, смотрительница храма госпожа Акория, обмолвилась о том, что ей нужен надёжный и исполнительный посыльный, лавочник сразу предложил Роуна, уверенный в том, что в храме юноша добьётся успеха. Так Роун и попал в храмовые служащие, из пешек в дамки одним махом. Это было завидное место, платили хорошо и стабильно, работа оказалась не особенно тяжёлой, и можно было дослужиться до более высокопоставленных должностей в храмовой иерархии.