Найджел Дагенем сидел, привязанный к шаткому стулу Его рот был стянут шарфом, на лбу кровоточила рана. Из-под нее на Гарри смотрели полные муки и страдания глаза. Лицо покрывали ссадины, вся одежда была изорвана.
Гарри направился было к нему, но тут вдруг заметил маленький холмик на продавленной детской кроватке в углу.
Он наклонился над завернутым в одеяло свертком. Ребенок лежал без сознания, дыхание с хрипом вырывалось из его груди, лицо покрывала неестественная бледность, губы отливали синевой. Пощупав под ухом пульс, Гарри с облегчением выдохнул. Пульс бился сильно и ровно, но сладковатый запах изо рта ребенка говорил о многом.
Лауданум. Сколько? Однако размышлять об этом было некогда. Он выпрямился и, приблизившись к Найджелу, поспешно стал его развязывать. Но тут послышались шаги на лестнице. Времени на Найджела не оставалось. Гарри пересек комнату и прижался к стене рядом с открытой дверью, наполовину притворив ее ногой.
Дверь широко распахнулась, мешая ему разглядеть вошедшего человека.
– Merde![13] – выругался один из мужчин, проходя в комнату. Его тень в мерцающем свете бра у двери упала на половицы.
Он быстро подошел к Найджелу, который изо всех сил вжимался в стул. В его широко распахнутых глазах застыл немой ужас.
– Решил оставить нас в дураках, mon ami?[14] – Размахнувшись, он ударил Найджела по зубам.
Гарри за дверью затаил дыхание.
– Laissez-lui,[15] Мишель, – сказал ему второй, входя в комнату. – Il n'est pas vaux l'effort.[16] – Он резко повернулся к двери именно в тот момент, когда Гарри захлопнул ее ногой.
Гарри улыбнулся:
– Бонжур, месье. – Он отошел от двери с ножом в одной руке и обернутым ремнем кнута вокруг другой.
С минуту стояла тишина. Трое мужчин оценивали ситуацию. Каждый из них лихорадочно просчитывал возможности своих действий в замкнутом пространстве. Оружия у французов не было видно, но Гарри знал, что обольщаться не стоило. Он рассчитывал, что сумеет справиться с обоими с помощью ножа, но если кто-то из них выхватит пистолет, ему придется худо.
Да где же, дьявол побери, Лестер?
В руках французов серебром сверкнули ножи. Они стояли плечо к плечу напротив Гарри, которому оставалось только молиться, чтобы им не пришло в голову использовать ребенка в качестве щита. Приставленный к горлу Стиви нож – и Гарри окажется беспомощен.
Молниеносный взмах руки – и кнут, щелкнув, обвился вокруг запястья руки одного из противников, того, кто стоял к Гарри ближе. Мужчина издал крик удивления и боли. Не ожидавший ничего подобного, он оступился, и кнут Гарри снова взвился, ударив его по щеке.
Но тут к Гарри, занеся стилет, подскочил второй француз. Гарри сделал обманный выпад и ударил его ножом снизу. Однако удар смягчила толстая ткань брюк, нож лишь задел бедро противника. Но первая кровь была пролита, и оба, отскочив друг от друга, остановились, оценивая ситуацию.
Напряженную сосредоточенность нарушил звук торопливых шагов на лестнице. У Гарри упало сердце. Это были женские шаги. Корнелия. Он отошел к двери. Но ни запереть ее, ни помешать Корнелии открыть ее, не отвлекаясь от своих соперников, он не мог. Оба между тем снова стояли рядом, и в глазах того, которого Гарри задел кнутом, появился неприятный блеск.
– Корнелия, стой там, где стоишь! – крикнул Гарри, хотя почти не надеялся, что она ему подчинится. Он почувствовал, как задрожала дверь, когда она всем телом навалилась на нее. Одновременно с этим противники бросились на него.
Гарри отскочил в сторону и начал постепенно мелкими шажками отходить к дальней стене. В этот момент дверь со стуком распахнулась.
Корнелия замерла на пороге, диким взором обводя открывшуюся перед ней картину. Двое мужчин с ножами в руках против Гарри, который стоял один у стены с ножом, обагренным кровью. На стуле какое-то съеженное тело. Сначала она ничего не могла понять, но когда поняла и попятилась из комнаты, было уже слишком поздно. Один из противников Гарри, осознав свое преимущество, подскочил к ней.
Когда он схватил ее за руки, Корнелия, не раздумывая, саданула его коленом в пах и, извернувшись, ударила локтем в живот. Мужчина со стоном выпустил ее, и Гарри, набросившийся на него, глубоко вонзил ему нож в плечо руки, сжимавшей стилет. Нож лязгнул об пол. Гарри быстро наклонился и поднял его, не выпуская из руки хлыст.
Найджел застонал. Корнелия отвлеклась на миг, переведя на него взгляд, и второй мужчина тут же схватил ее сзади, прижав к себе одной рукой и приставив к ее шее нож, который сжимал в другой. Корнелия ощутила укол и липкую влагу на шее.
В комнате наступило молчание. Лицо Гарри оставалось бесстрастным, глаза были пусты, ничто не выдавало лихорадочной работы его ума. Теперь у него два ножа, и один из противников ранен. Но у другого в руках Корнелия.
Оставалось только одно.
– Нелл, отдай ему наперсток, – тихо проговорил он. Он не знал, сколько времени понадобится французу понять, что наперсток подделка, причем довольно грубая, но, возможно, его заблуждение продлится достаточно долго.
– Не отдам, пока мне не вернут Стиви, – твердо и отчетливо проговорила Корнелия. – Где мой ребенок?
– Со Стиви все в порядке, любимая. Он спит, – сказал Гарри по-прежнему тихо. – Отдай ему наперсток. Ему нужен только он.
Корнелия ответила не сразу. Если она сама не отдаст наперсток, его все равно у нее отнимут. Но попытка оказать сопротивление отвлечет противника, давая возможность Гарри что-то предпринять. Однако в этом случае она скорее всего получит нож в горло и все равно лишится наперстка. Это мрачное соображение подкрепилось еще одним уколом в шею.
Корнелия пустыми глазами посмотрела на Гарри. Знал ли он на самом деле, что со Стиви все в порядке?
Вглядываясь в его лицо, пытаясь понять, что у него на душе, она заметила в нем перемену. Внезапно появившаяся жесткость была не видна на первый взгляд, но она знала его тело достаточно хорошо, чтобы почувствовать даже малейшее напряжение его мышц. Он ни на миг не сводил с нее глаз, бесстрастная линия рта не выдавала его чувств, но он весь был настороже, как леопард, почуявший охотника.
Корнелия со всей силы наступила на ногу державшего ее человека, пренебрегая угрозой, о которой не переставал напоминать острый конец ножа. Она как-то поняла, что Гарри ждет, чтобы противник хотя бы на секунду отвлекся.
И сразу после этого из дверей на француза бросился Лестер. Француз издал какой-то короткий удивленный звук, не то хрип, не то вскрик, – и державшая Корнелию рука упала, выронив нож на пол. Человек повалился на пол.
– Где Стиви? – Ее голос прозвучал глухо и хрипло.
– У тебя за спиной, – ответил Гарри. – На кровати. – Ему хотелось осмотреть ее шею, но он знал, что сейчас не время.
Корнелия только сейчас увидела кроватку. Она подбежала к ней, упала рядом на колени и обняла сына, прижав его голову к своей груди. Слезы лились из ее глаз. Корнелия понимала только одно – что он дышит и что он невредим. Крепко сжимая его в объятиях, она чуть привалилась к кроватке, прижавшись в углу к стене. Нежно покачивая, она держала его на коленях, в то время как ее взгляд блуждал по убогой комнате, подмечая все, чего она не заметила сразу.
Лестер. Что он здесь делает? Ну конечно, он, верно, связан с Гарри. Его появление на Кавендиш-сквер в качестве мастера на все руки совсем не случайно. Гарри нарочно внедрил его. Теперь ей все стало ясно как день. Она наблюдала, как мужчины быстро о чем-то переговариваются вполголоса, склонив головы. Непринужденность, с которой они обращались друг с другом, была непринужденностью давно знакомых людей, полностью полагавшихся друг на друга, готовых доверить другому даже свою жизнь.
«Что за сантименты?» – подумала Корнелия. Правила, по которым играли эти четверо, не имели ничего общего с теми, что ей были понятны.