На верхней площадке лестницы Корнелия, шепотом поблагодарив его, взяла поднос. Лестер с верхней ступеньки следил за ее неровным, но по крайней мере бесшумным передвижением по коридору. Дойдя до спальни, она стукнула босой ногой в дверь, которая тут же перед ней отворилась. Лишь после этого Лестер вернулся к своей газете.

– Вот так пир! – воскликнул Гарри, принимая у Корнелии поднос. – Но тут только один бокал.

– В кухне был Лестер, и я не могла ему вразумительно объяснить, зачем мне два бокала.

– Конечно, не могла, – с улыбкой пробормотал Гарри. – Будем пить из одного. – Он поставил поднос на стол.

Корнелия с удивлением обвела взглядом комнату. Ванна исчезла, а комната была приведена в порядок, даже разбросанная Гарри одежда аккуратно покоилась на сундуке в изножье кровати.

– Куда ты дел ванну?

– Она за каминным экраном, – ответил Гарри, разрезая пирог.

Каминный экран, который обычно защищал того, кто сидел у очага, от жара огня, теперь стоял в углу комнаты.

– Ты радетельный хозяин! – восхитилась Корнелия, наливая вино в бокал.

Гарри с изрядным куском пирога устроился за столом. Корнелия села возле огня и, сделав глоток вина, передала бокал ему. На какое-то время, пока Гарри сосредоточенно и жадно ел, в комнате воцарилась тишина. Прикончив пирог, он переключился на хлеб с сыром. Наконец поднос опустел. Гарри сыто вздохнул.

– Ванна и еда… теперь я снова в порядке. – Он встал и с наслаждением потянулся, после чего повернулся к Корнелии и призывно протянул к ней руки. – Не отправиться ли нам в постель, мэм?

Корнелия заколебалась. Ей тоже вновь хотелось любви, словно бы она никак не могла насытиться его телом. Однако ее разум заявил о своей независимости. Она не могла… не желала… снова отдаваться ему, не получив от него каких бы то ни было объяснений.

Корнелия продолжала неподвижно сидеть на месте. Гарри смотрел на нее в замешательстве. Он все еще стоял, простирая к ней руки.

– В чем дело, Нелл? – Гарри уронил руки. Его расслабленная поза диссонировала с нараставшим вокруг напряжением, которое в конце концов достигло такого предела, что им, казалось, впору было резать алмазы.

– Ты отлучался из города по семейным делам? – задала ему вопрос Корнелия, сидевшая сложив руки на коленях. – Осиротевшие племянники и племянницы?

Гарри сощурил глаза и, перекатившись с пяток на мыски, с досадой покачал головой:

– Мне бы вовремя сообразить, что все это мне выйдет боком.

Он и не собирался ничего отрицать. Корнелия почувствовала некоторое облегчение.

– Но чего ради ты так беззастенчиво лгал? Ведь ты должен был знать, что рано или поздно ложь выйдет наружу. Неужели ты и впрямь считаешь меня столь простодушной и наивной, что все сказанное мне я принимаю за чистую монету?

– Нет, – ответил Гарри. – Но ты, девочка моя, забываешь: единожды солгав тебе, я и понятия не имел, что окажусь у тебя в плену. А тогда мне было безразлично, поверишь ты мне или нет.

Корнелия задумалась. Все, что он говорил, было вполне логично, но ничего не проясняло.

– Почему ты так жаждал купить этот дом?

Гарри уныло посмотрел на нее.

– Этого я тебе сказать не могу, дорогая.

– Вот, значит, как? – Опустив глаза, Корнелия перебирала складки своего халата. – Надо думать, ты не скажешь и того, почему не появлялся несколько дней кряду, а вернулся изможденный, как ходячий мертвец?

– Не скажу, – подтвердил Гарри.

– И я, по-твоему, должна на этом успокоиться? – Корнелия покачала головой. – Прости, Гарри. Но это невозможно. Ты должен как-то объясниться, если мы хотим продолжить наши отношения. – Она посмотрела ему прямо в лицо. – Ты же хочешь… чтоб мы были вместе… чтобы все было, как прежде?

Гарри стремительно подскочил к ней и, опустившись на колени, взял ее за руки.

– Ничего я не хочу так, как этого, – заявил он, поднося ее руки к губам.

Корнелия почувствовала, как разделявшее их препятствие исчезает, но по-прежнему ждала от него объяснений. Он все равно должен был их ей дать. Сказать то, что установило бы между ними доверие.

– Но скажи же мне хоть что-то, – тихо проговорила она. Гарри выпустил ее руки и поднялся с колен. Он даже не знал, как дать ей хотя бы намек. Но он знал наверняка: не сделав этого сейчас, он ее потеряет.

– Если я напомню вам, что Англия сейчас ведет войну, будет ли вам этого довольно? – начал он нерешительно.

С внезапным изумлением, нарушившим ее спокойствие, Корнелия посмотрела на него:

– Вы солдат?

Он отрицательно покачал головой:

– Не в том смысле, в каком вы это подразумеваете. – Он отвернулся и подошел к своей сложенной на сундуке одежде.

– Нет, не уходите, – произнесла Корнелия. Гарри обернулся.

– Я более ничего не скажу вам, Нелл. Надеюсь, что и об этом вы будете молчать.

– Конечно. – Корнелия была потрясена.

– Вы очень близки со своими подругами, – заметил Гарри.

– Это правда, – кивнула она. – И теперь им известно о нашей связи. Но ваше доверие я не обману. Никогда бы не обманула.

Гарри склонил голову в знак признательности.

– Я вам верю. Вы удовлетворены, Нелл?

Корнелия медленно поднялась.

– Почти. Ответьте мне только на один вопрос. То, чем вы занимаетесь, опасно?

Гарри усмехнулся и снова ушел от ответа:

– Нет, если действовать с умом… теперь же я чувствую насущную потребность улечься в эту кровать вместе с вами. А посему еще раз спрашиваю: вы удовлетворены?

Выбор Корнелии был невелик – либо принять ту малость, которую он ей дал, либо отказаться принять самого Гарри. Она кивнула и устремилась к нему.

– Надо думать, Казанова объявился, – несколько дней спустя за завтраком лукаво заметила Ливия, намазывая маслом гренок.

Корнелия налила кофе.

– Возможно, – отозвалась она.

– Вздор! – фыркнула Аурелия. – Какое там «возможно»! Ты видела себя последние два дня в зеркало, Нелл?

– Я выгляжу как обычно, – проговорила золовка, хотя губы ее немного дернулись.

– Совсем не так, как после исчезновения Гарри, – заметила Аурелия, протягивая руку за мармеладом. – Так где он пропадал?

Корнелия пожала плечами:

– Точно не знаю. Кажется, ездил по семейным делам в деревню… ну что еще?

Подруги смотрели на нее, не скрывая иронии.

– Странно, что даже близкие друзья знать не знают о его обязательствах по отношению к детям покойной сестры, – сказала Аурелия.

– Они так сказали? – с невинным видом спросила Корнелия, беря намазанный маслом гренок.

– Ну хорошо, хорошо… – Аурелия досадливо качнула ложкой с мармеладом. – Все ясно… это не нашего ума дело, но только не пытайся принизить наши умственные способности, Нелл. – Она слизнула мармелад с пальца.

– Ни за что, – заверила ее Корнелия с грустной улыбкой. – Однако нельзя ли нам поговорить о чем-нибудь другом?

– Конечно, – согласилась Ливия. – Кстати, раз уж речь зашла о виконте Бонеме, то что мы нынче вечером наденем в Воксхолл, куда он нас пригласил? Элли, я подумала, что если надену твою зеленую креповую тунику поверх своего кремового платья из тафты, то ни первое, ни второе никто не узнает.

– Думаю, это пройдет, – кивнула Аурелия. – А я накину синюю газовую шаль Нелл поверх полосатого муслинового платья.

– Ты в ней замерзнешь, – сказала Корнелия. – На дворе только март, и разгуливать по садам в газе и муслине нельзя. Возьми мою меховую ротонду. Ту, которую Клер так удачно смастерила из старого манто.

– А ты?

– Я рассчитывала надеть твою мантилью из тафты поверх своего лавандового шелкового платья. – Она сделала глоток кофе.

– Решено, – постановила Ливия. – Просто чудо, что Клер удалось сделать с нашей старой одеждой, не говоря уж о новых туалетах.

– И о всяких штучках, с помощью которых она делает наши платья просто неузнаваемыми, – присовокупила Аурелия. Она отодвинула свою чашку и встала. – Очень искусная портниха.