Когда все собрались на ленч в Золотой гостиной, сэр Джеймс был представлен гостям. Он приветствовал всех и каждого в отдельности с непоколебимой учтивостью, а при знакомстве с Уинифред его лицо просияло. Уинифред была явно поражена, но ее взгляд стал задумчивым, когда пожилой господин склонился над ее рукой.

Саймон сердечно поздоровался с вновь прибывшим, а Маркус поприветствовал гостя радушной улыбкой.

– Но где же Лисса? – поинтересовался Маркус, когда лакей начал вносить подносы.

– И Чарльз, – многозначительно добавил Саймон.

Оглянувшись вокруг, Джейн поняла, что не видела их все утро, и ее охватило чувство тревоги. Очевидно, то же чувство передалось и Маркусу.

Неожиданно дверь распахнулась, и на пороге, весело смеясь, перепачканные и растрепанные появились Чарльз и Лисса.

– Лисса! – проревел Марк.

– Лисса! – эхом вторил ее брат. – Где ты была, черт тебя подери?

К смятению Джейн и заметному ужасу Марка, прежде чем повернуться к собравшимся, девушка задержалась, чтобы чмокнуть в щеку Чарльза.

– Это было так весело! – беспечно воскликнула она. – Мы с Чарльзом провели последние три часа в глубокой, темной дыре!

– «Как безумен род людской!» Джейн, игравшая роль Пэка, произнесла эти слова, обращаясь к Маркусу, игравшему роль Оберона. Свою ответную реплику Марк произнес с чувством человека, идущего на виселицу.

«Боже, род людской и впрямь безумен», – мрачно подумал Саймон.

Компания собралась на южной лужайке Се-луорта, потому что Уинифред решила репетировать на природе. Несколько деревьев в кадках и кусты дополняли пейзаж, так что сцена – дощатый настил, покрытый ковром, – действительно напоминала лесную поляну.

Чуть поодаль Лисса с Чарльзом весело беседовали в ожидании выхода. С того самого заявления Лиссы, вызвавшего бурную реакцию, прошло уже около недели. Как выяснилось, все происшествие в целом было совершенно невинным. В компании горничной и лакея Чарльз и Лисса отправились исследовать римские развалины сами. Они гуляли по древней вилле и упали в яму.

Никто не пострадал. Но яма оказалась достаточно глубокой, и лакею пришлось вернуться в дом за лопатой и помощником, а горничная все это время оставалась in situ.[8] Молодые люди тем временем явно развлекались, ища артефакты, и, кстати, вернулись домой с несколькими монетами и черепками от посуды.

Однако было очевидно, что во время происшествия между ними возникла какая-то тревожная интимность. Хотя Лисса не питала особенных чувств к лорду Уи, она оживленно флиртовала и с Герардом, и с Гарри, и даже с пожилым сэром Джеймсом, которому это явно нравилось.

Марк мстил ей, посвящая каждый час Уинифред. Лисса, в свою очередь, вела себя так, будто совершенно не замечает очевидной потери мужчины, которого однажды назвала центром своего мироздания.

Саймон готов был задушить обоих.

Почти сразу же после появления сэра Джеймса Уинифред приняла его на роль Эгея, отца Гермии. Отрицая наличие у себя какого-либо таланта, сэр Джеймс, которого Джейн прозвала про себя «таинственным дядюшкой», сразу же согласился участвовать в постановке, и на удивление, его игра так понравилась Уинифред, что та приняла его и на роль шута Рыла.

Большинство актеров уже выучили свои роли, и Саймону пришлось признать, что спектакль удался. Однако Уинифред заявляла, что она в отчаянии. Маркус и Лисса произносили светлые диалоги Шекспира так мрачно, что это походило бы скорее для «Короля Лира». Чарльз, хотя и обнаружил неожиданные способности к комедии, продолжал возмущенно жаловаться на то, что его голова должна быть закрыта ослиной маской, а Герард и Гарри испытывали такие трудности с запоминанием текста, что Уинифред злорадно объявила, что из них получаются замечательные шуты, когда они будут неуверенно шататься по сцене с текстами, висящими на шее.

Уинифред не произносила и двух строк без того, чтобы не прерваться и не поправить кого-нибудь, и Саймону казалось, что единственным, кого коснулось колдовство, была Джейн, которая вдохнула в роль Пэка легкость, огонь и живость.

– Нам надо больше работать, – твердо сказала Уинифред как-то раз после обеда. Все собрались на западной террасе, чтобы насладиться поистине волшебным закатом. – В конце концов, никто никогда не выигрывал без усилий.

Ее слова были встречены с некоторым удивлением, потому что сама она никогда не предпринимала никаких усилий, превышавших те, что требуются, чтобы донести посыпанную сахаром клубнику до рта.

– Это совершенно верно, – подтвердила тетя Амабель, кивнув головой, в то время как ее руки были заняты очередным костюмом для спектакля. – И я уверена, что если мы засучим рукава, у нас все прекрасно получится. Если каждый просто сосредоточится на том, что он должен делать, то пьесу ждет успех.

Она энергично почесала нос.

Джейн громко засмеялась. Кузина Джейн, эта старомодно одетая старая дева. Ее облупившийся нос теперь оказался изысканной формы, потому что уже совсем не был таким розовым, а ресницы образовывали темную кайму вокруг прекрасных серых глаз.

Саймон постарался переключить свое внимание на кого-нибудь еще. Он отыскал глазами Марка. Тот сидел рядом с Уинифред.

– Мне кажется, – произнес молодой человек нежным голосом, который годился бы для любовного свидания в укромном уголке, – что я придумал, как вам решить проблему с третьим актом во второй сцене.

– О! – воскликнула Уинифред. Саймон отметил, что богиня была поглощена своими мыслями. Ей не до заигрываний. – Когда Оберон еще на сцене, а в это время входят Деметрий с Еленой. Незадача, да? Трудновато будет вам стоять в двух местах одновременно.

– Ну, может, у меня это получится, – улыбнулся ей Марк. Лисса напряглась. Она сидела на скамейке с сэром Джеймсом. – Что если, когда Оберон скажет Пэку встать рядом с собой, он отступит за одно из этих больших деревьев за сценой? Я могу быстро пробраться за кусты, пока Пэк произносит свой текст – ей придется его немного приукрасить, – и накину тогу или что-нибудь еще на свой костюм. Тогда я смогу выйти из-за другого дерева с Еленой и ее вновь обретенным обожателем.

– М-м-м… – сказала Уинифред. – Может получиться. Надо будет завтра попробовать. Начнем завтра с вашей сцены с Еленой.

– Боюсь, что это невозможно, – фыркнула Лисса. Она пододвинулась поближе к сэру Джеймсу. – Я не могу завтра играть Елену. У меня есть другие планы.

Глаза Уинифред расширились.

– Другие планы? Это же спектакль! Какие могут быть другие планы?

Лисса встала со скамьи, ее юбки красиво заволновались, и она напомнила Джейн маленькую рассвирепевшую кошку, хвост которой ходит из стороны в сторону.

– У меня много дел, – сказала Лисса с еле заметной дрожью в голосе. – Завтра мы с сэром Джеймсом едем в его фаэтоне в деревню. Мы с ним еще не видели окрестности, – продолжила Лисса, – и поэтому решили поехать на прогулку.

Глаза Уинифред сузились.

– Это невозможно, – сказала она. – Перед ленчем мы будем репетировать первую сцену первого акта, и мне понадобится сэр Джеймс. Он – Эгей, мой, то есть Гермии, отец, и он необходим для этой сцены.

Лисса приветливо улыбнулась сэру Джеймсу.

– Что скажете, сэр? – спросила она приятным голосом. – Скроемся ненадолго от тирании ради собственного удовольствия?

Услышав эти слова, Маркус выступил вперед, сжав кулаки, но сэр Джеймс жестом остановил его. Бросив взгляд на Лиссу, он невыразительно пробормотал:

– Не сейчас, моя дорогая. В конце концов день длинный. Мы можем отложить наш развлекательный вояж на вторую половину дня. Ведь ни вы, ни я не понадобимся мисс Тимбуртон до самого вечера. У нас будет несколько часов, чтобы побродить по лесным прогалинам и чудесным зеленым полянам.