– Люди открыли на нас охоту… – ответил волк, медленно кружа вокруг девушки. – На нас и на наших учеников. А лисы, вместо того чтобы объединиться с нами против людей, предпочли остаться в тени…

– Против людей? – удивилась наемница. – Вообще против всех людей? Да о чем ты говоришь, серый волк?! Нам позволено убивать лишь некоторых, самых пропащих…

– Да-а, – рыкнул зверь. – Та-ак нам и ответили твои братья и сестры! Твои – не наши… Знай же, лиса, что мы не родня вам с тех пор… – Он оскалился. – Мы ваши лютые враги! И наши тропы закрыты для вас!

– Что бы ни случилось между волками и лисами, прошу, остановись, – взмолилась Дженна. – Я не могу убить тебя…

Волк бросился на нее снова. На этот раз, предугадав движение девушки, он поймал ее и повалил на землю. Дженна вывернулась, рубанула саблей по ребрам противника, но зверь перехватил ее руку. Желтые клыки вонзились в ткань куртки и предплечье наемницы. Она взвыла от боли и выронила оружие.

– Ты убивала, я чую, – как будто усмехнулся волк. – Ты убивала многих, но так и не научилась… убивать! Ты глупая, трусливая, бесполезная лисица! И теперь умрешь!

Он стиснул челюсти, с силой мотнул головой, разрывая стеганую ткань вместе с укрепляющими ее внутри металлическими пластинами, кожу и мясо под одеждой. Если бы не куртка, волк попросту оторвал бы девушке руку. Дженна взвыла от боли, свободной рукой пытаясь добраться до глаз врага, ударила коленями ему в живот.

Немыслимо, чтобы зверь-учитель напал на кого-то из наемников! Им строжайше запрещалось убивать друг друга, но, видимо, кое-что из истории кланов новичкам не рассказывали. Однако так просто сдаваться наемница не собиралась.

– Ошибаешься, – прошипела Дженна, сжимая пальцы левой руки на могучей шее хищника. – Ты старая, злобная падаль… Прошло твое время… Это тебе давно пора сдохнуть!

Наемница шумно вздохнула и закрыла глаза, заставив себя на время забыть о боли. «Нужно оборвать нить, что поддерживает жизнь», – вспомнила она слова тролля. Нащупав во тьме питающую зверя артерию жизненной силы, она вонзила в нее ногти и резко дернула. Канал оказался хрупким, он порвался легко, точно сухой прутик. Волк издал сипящий звук, словно захлебнулся, разжал челюсти и бездыханный повалился на землю.

Рыча от гнева и боли, Дженна выбралась из-под туши и бросилась к своим вещам. Пальцы на правой руке шевелились. Это означало, что сухожилия остались целы. Однако кровь стремительно заливала рукав.

Помогая себе зубами, девушка стянула куртку, схватила котомку и вытряхнула ее содержимое на землю. Отыскав мази и бинты, она туго перевязала жгутом плечо, обработала и перебинтовала разодранное предплечье.

– Правая рука! – в сердцах воскликнула она. – Ах ты, старый хрен! Правую руку чуть не перегрыз! – Она вернулась к трупу волка и со всей силы пнула его ногой. – Погань плешивая! Я не умею убивать? Ну спасибо за урок. – Дженна достала нож, упала на колени и левой рукой принялась перерезать волку горло. – Только попробуй вернуться ночью, – сквозь зубы процедила девушка, ожесточенно вонзая острие между шейных позвонков. – Ненавижу! Ненавижу! Ненавижу! – Снова и снова, пока ей не удалось перерубить их. – Блохастый, выживший из ума ублюдок, – прорычала она, отирая с лица брызги крови. – Теперь-то мне ясно, почему выход в тени был закрыт!

Неподалеку зафыркала лошадь, напоминая о себе.

– Ты не понимаешь! – обернувшись к ней, крикнула девушка. – Мы должны быть на одной стороне! Мы же все связаны…

Марта тряхнула гривой и принялась бить копытом. Ей было вполне достаточно и того, что они обе остались живы, а все прочее казалось не столь уж и важным. Хотя кобыла была не прочь поскорее убраться от останков этого жуткого серого зверя. Его запах пугал животное. Он был неправильным.

Ему снился прекрасный сон. Он проносился сквозь лесной сумрак, бежал быстрее ветра и тише ночного зверя. Травы ласкали его лицо, влажные листья щекотали ладони и стопы, нити божественных соков, камня и земли наполняли голову бесчисленными ароматами, манили и опьяняли.

Он мчался так стремительно, словно вновь оказался в детстве. В тех временах, когда его волосы еще не потеряли золотистый оттенок, тело не познало сломанных костей, порванных связок, перерезанных мышц, а в душе жили слепая безграничная любовь и вера.

Тогда он только учился охотиться… Детство. Радостное, беззаботное детство. Давно оно не возникало в его видениях, но сейчас, когда его щека прижималась к мягкой и теплой женской плоти, он снова ощутил себя маленьким мальчиком. Женская грудь всегда напоминала ему о матери.

Черное поветрие рано забрало всех его родных, большую счастливую семью: батю, братишек и сестер. Его деревню поглотил огонь. Тогда рассыпалась прахом его вера в лучшее, его мечты и надежды.

Время давно стерло из его памяти лицо матери. Но оно сохранило образ любящей, пахнущей коровьим молоком и свежим хлебом женщины. Душой он всегда стремился к таким женщинам. Как будто их близость возвращала ему… нет, не воспоминания о матери, но то ощущение радости, которое было доступно лишь детству.

Странно, но его первая любовь совсем не походила на мать. Скорее уж она была ее противоположностью. Тем не менее это была первая и последняя в его жизни настоящая любовь.

Мужчина облизнул пересохшие от выпивки губы, покрепче прижал к себе бедра спящей в его объятиях подруги и снова погрузился в сновидения.

Он бежал по лесу. Его человечьи конечности не могли соперничать в скорости с волчьими. Он сильно отстал от собратьев и решил напиться воды. И у ручья он увидел ее. Совсем еще юное создание: девочка с длинной косой пепельного цвета и большими серыми глазами.

Ничего особенного в ней не было, самая обычная девочка. Но ее глаза и запах – цветочный нечеловеческий аромат – будто зачаровали его. Удивительно, но появление полуголого паренька девочку не напугало. Она дружелюбно улыбнулась и протянула ему пирожок. Рядом с ней стояла корзина, полная вкусных гостинцев.

– Я несу пирожки для своей учительницы, но могу поделиться с тобой, – сказала она на языке, который знали лишь его братья и сестры.

– Ты лиса? – спросил он.

– А ты волк, – улыбнулась она.

Еще много раз они встречались в том горном лесу. Ее красный плащ навсегда остался в его памяти. Он пах выпечкой и долгими разговорами, а затем – их ласками. Но потом пришла болезнь, и все закончилось… Любимая предала его, бросила, когда он так нуждался в поддержке. И его любовь обратилась ненавистью.

– Сучка, – болезненно простонал сквозь сон мужчина.

– Прекрати называть меня сучкой, – огрызнулась его подруга. – Старый кобель…

Он спал. И ему снился бег. Этот бег, легкий и быстрый, словно полет птицы, наяву он больше не мог себе позволить. Но иногда во сне ему удавалось проникнуть в сознание одного из собратьев-зверей, стать как бы молчаливым наблюдателем внутри чужого тела. Только это умение и спасало его от безумия все пятнадцать лет заточения.

Вот и теперь сложно было сказать наверняка, снилось ли это ему или он и вправду бежал сквозь лес, только в зверином обличье. Стволы елей мелькали перед глазами, под лапами пружинили мхи. Мужчина узнавал эти ели, мхи, весенние цветы и каменные глыбы, то там, то тут прорывающие усыпанную хвоей и остатками снега лесную почву. Это была территория серых волков.

Это был его дом. Здесь жила его новая семья, которую он обрел, потеряв человечью стаю. Звери-учителя приняли мальчишку как собственного волчонка. Они подарили ему не только знания сьидам, но и свою заботу.

Похоже, что в этой части леса хозяйничал только один старый волк. Прочие стаи, мусорщиков и даже нечисть он в свои владения не допускал. Зверя вел голод. Самый сильный голод настигает перед рассветом. Он следовал за запахом. Теплый лошадиный запах щекотал ему ноздри. Лошадиный и еще чей-то: сладкий, но болезненный – аромат смерти. Такой больше пришелся бы по вкусу падальщикам.