Но не здесь. Здесь она должна поступать, как велено, иначе не получит шанса сбежать – а может, даже изживет свою уникальность и отправится к остальным жертвам реликтов.

Адан всегда говорил ей, что она начинает нападать, когда чувствует себя загнанной в угол. Что в такие моменты ее можно поймать. Даже убить. А однажды подсунул ей книгу про приемы, которыми можно подловить и реликта. Там часто говорилось, что атаковать, будучи испуганным или загнанным в угол, свойственно реликтам.

О, она хорошо это запомнила.

Торн пожимает плечами, задавливая в себе воспоминание. Она не знает, что ей отвечать на это.

Рашалид хмыкает. Вертит что-то в пальцах, мячик или сферу – ей не удается разглядеть, слишком быстро вращается.

– Итак, ты арлекин. Метатель. Жонглер, – констатирует он. Торн пришлось кивнуть, только бы он не делал больше этих ужасно долгих пауз между словами – и тогда он застал ее врасплох.

– Лови!

Что-то мелкое бликует прямо у ее лица, и она едва успевает увернуться. Что-то сзади трескается и разлетается опилками. Она оборачивается и видит, что мяч раздробил кору, и вмятину в стволе дерева за ее спиной. Аккурат там, где мгновение назад была ее голова.

– Ты должна была поймать. Почему с вами, полукровками, всегда так сложно? Сколько раз мне нужно повторить, чтобы ты поняла? Лови!

Она не успевает среагировать, ныряет в сторону, и мимо нее пролетает металлический шарик, почти задевает ухо. В этот раз она видит, как эта маленькая штука проламывает вековечное дерево, и почти может представить, как то же самое происходит с ее головой.

Рашалид подбрасывает на ладони еще один шарик. А потом кидает в нее без предупреждения.

И этот она ловит. Легко, потому что теперь готова.

Ловит – и тут же вскрикивает от яростного жжения в костях. Шарик из пепельной стали выскальзывает из ее почти обожженной ладони, и она смотрит на расползающееся на ладони темное пятно. Она знает, когда кожа так реагирует на пепельную сталь – вернее, она слышала, читала в глупых книжках, которым нет и не должно быть веры.

Но она сама сейчас словно в глупой жестокой сказке.

Так пепельная сталь реагирует на чужаков, когда уже признала кого-то хозяином.

Торн переводит на Рашалида озадаченный взгляд. Он подкидывает на ладони еще один шарик.

– Что? Судя по тому, что ты засадила мне в ребра не так давно сама, ты любишь этот мерзкий металл.

Она заставляет себя выпрямиться. Кожу до сих пор жжет, рука почти нечувствительна. Немеет от ладони и до запястья, а то и дальше.

– Я не понимаю. Реликты не могут пользоваться пепельной сталью.

Рашалид иронично приподнимает бровь. Его взгляд скользит к ее собственным кинжалам. Она решает это проигнорировать.

– Или это миф?

Рашалид молчит, обдумывая. Переводит взгляд на ее лицо, затем – в сторону. Его ответ неохотный, ленивый.

– Не миф.

Торн отбрасывает волосы с лица. Рука немеет все выше.

– Тогда как?..

– Есть хитрости. Оружие из пепельной стали я использовать не смогу, но это – мелочь, которую я могу перетерпеть. Ты ведь терпишь свои клинки.

Она хмурится. Отворачивается.

– Они еще пока не мои.

Рашалид усмехается.

– Смотри-ка, Торн, а у меня идея, как нам с тобой поладить. Я объясню тебе, как сделать так, чтобы пепельная сталь тебя признала – может, даже такие кинжалы. А ты возьмешь себя в руки и будешь делать то, что я тебе говорю. И учти – я обычно не договариваюсь «по-хорошему», так что второго шанса не будет.

Это кажется ей все еще странным, все еще не укладывающимся в голове. Где-то здесь должен быть подвох.

Но в то же время Торн ощущает, как в ней разгорается интерес. Она хочет знать, как совладать со своими клинками. И пока требования Рашалида ограничены тренировочным полем, она ему подыграет.

И будет подыгрывать, пока не найдет способ сбежать.

– Ладно. Я согласна.

Рашалид улыбается во все клыки. Ей кажется, что она уже видела такую улыбку много, много раз.

– Тебе понравилось ловить шарики? – дождавшись ее выразительного ответного взгляда, он улыбается-скалится вновь. – В следующий раз я буду целить тебе в грудь и в голову.

Она хмурится.

– Спасибо, мучитель.

– Не нравится перспектива? Я так и думал. Так что твое единственное спасение – чтобы шарик пролетел сквозь тебя. Да, да, ты правильно меня поняла. Проскальзывай, Торн.

Что?..

Она моргнула. Как она вообще должна понять, как это делать? Откуда ей знать? Как…

Следующий шарик впечатался ей в плечо, увернуться она не успела. И так больно ей не было никогда. Это были самые ужасные ощущения за всю ее жизнь.

…по крайней мере, так она думала в самом начале тренировки. Пока чудовищные стальные шары Рашалида не избили ее во всех остальных местах. И никакие тренировки в караване или с Аданом ее к этому не подготовили.

Она не хочет ничего слушать, не хочет ничего видеть. Голос Амиши растворяется в замкнутом пространстве ее комнаты, пока Торн позволяет тяжелой голове тонуть в мягкости подушек. Суровая правда жжет сильнее следов от пепельной стали.

Между тем, кем ей нужно быть, и тем, кто она такая. – бездна, которую не охватить и взглядом.

Ее планы посыпались. Она так и не смогла изучить замок, не смогла приблизиться к пониманию того, как ей сбежать. Прошло несколько дней, полных бессмысленных тренировок – Рашалид выбивал из нее последний дух, и она не знала, как найти в себе силы просто встать с кровати.

Амиша заботилась о ней, приносила еду, занимала вечера веселой болтовней. Торн ранее слушала ее вполуха, позволяя своей недоверчивости относить эту седую даит-аин к врагам. А может, дело было в том, что она не привыкла к мягкости от других.

– …но ты не волнуйся, – щебечет Амиша, разливая чай со стойким ароматом роз в красивые чашки с золотой росписью. – Рашалид – лучший из тренеров. Он невыносимый, но запредельно талантливый. Ты научишься справляться рано или поздно, а пока что мы о тебе позаботимся. Вот, Инатт передал тебе пироженку!

Инатт всегда передавал ей пирожные, через Амишу или лично. Он даже угадывал, когда ей больше хотелось чего-то попроще, а когда она бы с удовольствием навернула что-нибудь кремовое. Каждый раз Торн ощущала что-то странное, тяжелое внутри, когда с удивлением обнаруживала его новый сюрприз. Она не помнила, чтобы ей когда-либо приносили пирожные. Не помнила, чтобы кто-то пытался угадать, что бы ей понравилось.

Кроме Молли. Молли всегда знал.

И сейчас он оставался в караване вместе с остальными, в опасности, пока она развлекалась здесь.

Торн заставляет себя сесть. Касается кружки дрожащими от напряжения пальцами, в последний момент решая не трогать блюдце. Если она сейчас будет яростно звенеть посудой, достоинства ей это не прибавит.

– Очень мило с его стороны всем рассказать, что я сладкоежка, – в шутку ворчливо замечает Торн, но заставляет себя улыбнуться.

Амиша удивленно смотрит на нее. Серебристые прожилки в ее магматических провалах-глазах мерцают, как жидкий металл.

– Милая, все эгидианцы сладкоежки. Это не сюрприз.

Торн отвлекается на чай, только бы не разозлиться снова. Она не эгидианка. Она не реликт. Она не пойми что и должна вернуться домой и исправить то, что натворила.

Нет, нельзя отчаиваться. Она здесь не умрет. Она контролирует свою судьбу и не будет впустую страдать здесь. Ее враги не станут ее погибелью. Никакие чудовища из леса ее не остановят.

Она твердит себе это так часто, что не уверена, верит ли до сих пор.

Амиша шутливо толкает ее кулаком в согнутое колено, а потом запрыгивает на кровать рядом. У нее капелька чая на коралловых губах.

Она такая хорошенькая, что все девицы в караване сгорели бы от злости и зависти при виде нее. Вечно-юное лицо, вздернутый маленький носик. Губы, мягкие, как у сказочной героини. И эти локоны на плечах…

Торн понимает, что и правда долго игнорировала ее. Что не замечала кое-чего важного.