Она фокусируется на земном, реальном, и понимает, что голодна. С Эрраттом Туиренном она не съела почти ничего, и все съеденное сожглось ее страхом. Если этот замок такой живой, он покажет ей и место, где можно поесть, не так ли?

Ноги сами приводят ее в один из прекрасных темных коридоров. Впереди – зал с мягким светом, огромные распахнутые двери и чье-то мелодичное напевание. Торн замирает, прислушиваясь, но не может определить мелодию. Но достаточно подойти всего на пару шагов ближе, чтобы понять причину – нет никакой определенной мелодии, кто-то просто пропевает все, что делает.

– Наверх, выше, выше. И немного легче! Нежно, как для торта. Торт-торт-торт.

Торн заглядывает внутрь и тут же отшатывается от латки с паштетом, почти влетевшей ей в лицо. В зале с сотней левитирующих тусклых свечей подносы и блюда перемещаются сами по себе, приплясывая в такт не-песне, кружатся в вальсе и занимают места на длинном столе. В центре кружится даит-аин, безупречно одетый, со встрепанными короткими волосами – патина в намеренной неряшливости.

Торн замирает, не осознавая, что пялится. Ей не оторвать взгляда от круговорота блюд, усилием воли она заставляет себя переключить внимание и замирает вновь, осознавая, что еда не только расставляет себя сама, но и готовится сама. Все здесь происходит само, охотно, от одной мысли фигурки в центре зала.

Она только читала о таком. В легендах, в предостерегающих сказках для детей. Никто не думал, что это взаправду – одно дело верить, что реликт может в любой момент украсть и убить, здесь слова лишь приукрашали жестокую истину, чтобы мягче подать ее детям. Но чтобы оказалось, что совершенно сказочная выдумка окажется правдой…

– А что такой вид впечатленный?.. – звучит лукаво прямо перед ней, и Торн вздрагивает от неожиданности. Даит-аин одного с ней роста, нагло улыбается во все клыки и не отводит от нее взгляда этих своих зачерненных глаз. Только у него магматические прожилки предсказуемо переливаются золотом.

Торн не оторвать взгляда от золотых переливов на его скулах, от драгоценных камней над острыми бровями.

– Это… – она снова ощущает себя чудовищно косноязычно. И тянет время, обводя рукой все великолепие танцующих блюд под потолком. – Правда что-то непревзойденное.

– О, какой комплимент! Они бы слушались любого управляющего, конечно, но я предпочитаю думать, что я им просто очень нравлюсь, раз они танцуют со мной так охотно! – он подался вперед, вглядываясь в лицо Торн, совершенно не заботясь о личной дистанции, – Кстати говоря, да, я управляющий! Можешь звать меня Инатт.

– Торн, – она протягивает руку, и даит-аин немедленно хватает ее и энергично трясет. Он такой горячий на ощупь, будто сам только что из печи.

– О, я уже знаю! Я знаю все, что происходит здесь.

– Здесь – в замке или…

– Здесь – во Дворе Отблесков и Отголосков, в краю Отражений, в саду золотых роз. Зови как хочешь. Здесь.

Торн кивает, снова переводя взгляд на блюда и утварь. Нож вот энергично нарезал прекрасное на вид мясо.

У нее заурчало в животе.

– Ох, что ж ты смотришь, а не говоришь, что голодная! – Инатт вскидывает острые брови в притворном возмущении. – Будто увидела ожившее божество, не иначе – или еще какую невозможную вещь! У вас, что, как-то не так дома?

Торн честно качает головой.

– По мелочи, да. Вроде, знаешь, пыль сама пропадает. Может постель застелиться, если утром забудешь. Иногда посуда помоется. У кого-то больше, у кого-то меньше. И всегда, пока не видишь и не помнишь об этом. А чтобы так…

Инатт кажется изумленным. И смеется.

– Ох, маленькие оторванные от мира бедолаги! Ничего. Я тебя накормлю. Хочешь, ложки станцуют?

– Нет, я бы просто…

– Поздно, они уже.

Маленькие десертные ложки кружились в стороне все это время, но стоит Торн взглянуть в их сторону, как они синхронно падают в пунш. И это так глупо и смешно, что ей не сдержаться.

Инатт улыбается в ответ на ее улыбку и по щелчку пальцев призывает для нее тарелку с горячим ужином. Пахнет так волшебно, что Торн ловит себя на том, что чуть не подавилась слюной.

– Ты создаешь это или?..

– Нет, это готовят повара. Я управляю. Управляющий, забыла? Короткая память!.. Это все от недоедания, вон тощая какая. Откуда тебя только украли…

Напоминание режет как ножом. Торн сосредотачивается на еде, пытаясь приглушить боль вкусом.

Инатт вглядывается в ее лицо с нескрываемым голодным любопытством. Он запредельно милый, но смотрит как хищник.

Все здесь опасны.

– Мрачнеешь. Не мрачней. Наслаждайся, маленький трофей, – Инатт пожимает плечами. – Правда, так будет проще, если откажешься сразу.

Вкус еды перестает заглушать чувства. Торн замирает, глядя в пол, потому что ее душит злость.

– Я серьезно. Мечтаешь вернуться домой, удрать? Послушай меня.

Торн поднимает на него настолько бесстрастный взгляд, насколько способна. Инатт смотрит в ответ серьезно. Показывает ей веточку сухих трав на ладони.

– Возьми свои маленькие мечты о доме. Прямо в эту твою беленькую ладошку. И сожми. Сожми, пока не останется прах, – он сжимает руку и разжимает, показывая труху. А потом вскидывает ее вверх, и ароматные травы смешиваются с запахом горячей еды, вновь пробуждая голод Торн.

Злость сжигает ее силы. Но она не будет молчать.

– Это такой милый гостеприимный способ сказать, что здесь я и умру, когда темному лорду, который носит чужие кровь и страдания, как изящные украшения, надоест со мной играть?

– Нет, – говорит Инатт будто бы даже удивленно. – То есть, да, конечно, рано или поздно ему надоест. Но я говорю это, потому что здесь твой дом.

Злость снова вспыхивает белым огнем. Ее дом в караване. Где Хорра, где Майли, где Молли.

Где Хорра, которой она, Торн, лишь обуза.

Где Майли, которая никогда не видит, что происходит.

И Молли, и его горячие руки, и фиолетовые волосы, и смех…

– Мой дом там, откуда меня украли.

Инатт смотрит на нее с сомнением.

– Слова сильнее крови, если ты так хочешь, – он чуть склоняется в сторону, оглядывая Торн с головы до ног. И вдруг резко выдает: – Хочешь кусок торта?!

Конечно, она хочет кусок торта. Она обожает сладкое.

Амиша щебечет поутру, когда провожает ее от комнаты до нужного места. Она не отвечает на вопросы, отвлекает Торн историями о том, как во Дворах хорошо, и жизнерадостно рассказывает, сколько замечательных «гостей» из мира за пределами леса она видела. Торн слушает ее молча и не перебивает.

Эта даит-аин даже не представляет, насколько двусмысленно звучит и выглядит все то, что она делает.

Да, во дворце прекрасная кровать – настоящая мечта, это Торн уже оценила. Да, от вкуса еды Инатта идет кругом голова, да, здесь красиво и каждый второй выглядит так, будто сошел с гениальной картины. Достаточно, наверное, чтобы кто-нибудь забыл об осторожности.

Не Торн.

Она видит, что Амиша не дает ей осматривать замок. Она знает, что ненавязчивые комментарии про то, как опасно находиться в коридорах одной, намекают на то, что сама Амиша хочет контролировать каждый ее шаг. Торн уже знает, что черные прожилки под кожей дают ей какую-то неприкосновенность. Оставалось понять, какую.

Под щебетание Амиши они оказываются в саду золотых роз. Торн ощущает, как к ней тянутся графитные стебли с острыми шипами, и на мгновение отвлекается, оглядываясь. Этот сад прекрасен, и этот сад хочет ее крови. Как и все здесь.

Смертельная красота в каждом мгновении.

– Осторожнее, они коварны, – Амиша оборачивается к ней с улыбкой на ярких полных губах. Но не останавливается.

– Это просто цветы, – Торн нагоняет ее в два прыжка. – Что они могут сделать?

– О, это не просто цветы, – Амиша качает головой. – Это символика Двора Отголосков. Они могут сделать многое, даже понимая, кто ты.

– И кто же я?

– Ты – Его трофей.

«Его». От того, с каким акцентом Амиша произнесла это слово, ее пробирает дрожь. Так не говорят о правителях. Так говорят о богах.