- Прости, - подбежала я к детективу и потерла рукой его ушиб, когда очередное яблоко, брошенное им, отрекошетило ему в лоб.
- У тебя лечебные ручки, - тихо проговорил он так, что только я могла услышать его. В его взгляде проскользнула такая нежность, что я, смутившись, вытащила пятерню из-под его ладони. - А теперь займемся атаками, - объявил он громко, наверное, чтобы Вика, следившая за нашими занятиями, ничего не заподозрила.
И я снова подверглась «сладкой пытке», когда Марун помогал мне принять правильную позу для нападения. От его близости у меня переставала варить голова, и все внутри замирало.
Когда я, покончив с щитовыми чарами, должна была приступить к работе с нападением, всерьез забеспокоилась. Ведь я-то должна была кидать в моего «противника» отнюдь не яблоки, а «ножи», огонь и молнии. Но моя тревога за целостность конечностей детектива оказалась напрасной. Он ловко отражал или нейтрализовывал все мои атаки.
Вика, сидя на крыльце дома, как болельщик на стадионе, время от времени выкрикивала что-нибудь, подбадривающее то мне, то Бэрсу. Нашу магическую дуэль прервал мой зазвонивший телефон.
Давно ожидая звонка от Горина, я разочарованно увидела имя абонента, который сейчас пытался со мной связаться. Включив громкую связь, в трубке раздалось:
- Привет, Ларочка, - встревоженно поздоровалась Маринка, - я надеюсь, ты скоро выйдешь с больничного? А то здесь такое происходит!
- Что-то случилось? - я постаралась придать голосу беззаботности.
- Шеф рвал и метал, когда узнал от Горина, что ты заболела прямо перед сдачей статьи. Поэтому был вынужден принять статью у Никиты, хотя очень долго сомневался, стоит ли ее печатать. Если честно, я от Горина такого не ожидала! Ты читала, что он написал? В общем, после выхода из печати номера с интервью, никто из журналистов не удивился, что Маффин пропал.
- Что значит, пропал? - насторожилась я, - может заболел?
- Нет. На звонки не отвечает. К нему Петечка из технического отдела ездил домой. Там никто не открывает, - тараторила секретарша. А мое разыгравшееся воображение уже рисовало жуткие картины убийства журналиста.
- Как давно он пропал?! – уже не скрывая тревоги, перебила я ее.
- Да уж 4 дня. Может он как-то связывался с тобой?
- Нет, - с сожалением констатировала я. Страх за жизнь Горина затмил все мои мысли
- Если что-нибудь узнаешь, звони! - бросила Маринка и отключилась.
У меня защемило под ложечкой. Я поняла, что напрямую связана с исчезновением Горина.
Получается, что я втянула его в эту «игру в кошки-мышки» с преступником. Только Никита - случайная фигура, разменная монета для злодея. Да и я не лучше самого преступника - использовала невинного человека для достижения своих целей!
Возможно, прочитав на моем лице, как я занимаюсь самобичеванием, Марун подошел ко мне, взял за плечи и, глядя мне в глаза, в которых стояли слезы, произнес:
- Я уверен, он жив. Нашему убийце он - не помеха. Если его украли, то должны потребовать выкуп. Либо выманивают тебя. Но при любом раскладе, мертвый он бесполезен. - детектив глубоко вздохнул и добавил. - А значит, мы его спасем!
Последнюю фразу Бэрс произнес так уверенно, что я, сморгнув слезы, кивнула, соглашаясь с ним.
Успокоившись, я перезвонила секретарше и выяснила адрес Горина. Вика согласилась отвезти нас в город.
Начало смеркаться, когда мы добрались до места. Марун подошел к квартире журналиста и, сплетая замысловатый парадокс Монти Холла, открыл дверь. Внутри было тихо и темно. Я щелкнула выключателем, ожидая увидеть следы борьбы вокруг. Но прихожая, вопреки моим мрачным прогнозам, оказалась чистой и аккуратно прибранной. Чернота комнаты за приоткрытой дверью пугала своей неизвестностью. Мне живо представился растерзанный труп журналиста, залитый кровью. Заметив мое колебание, Бэрс отстранил меня, шагнув туда первым. От его невербальной магии загорелись все светильники и люстра разом, а Вика с восхищением воскликнула: «Круто!» Нас встретила скромная без вычурности обстановка, совсем не вяжущаяся с ожидаемым мной образом холостяцкой берлоги самца, который пребывает в вечной «охоте». На стене прямо над полированным стареньким фортепиано, на котором стопкой лежали ноты (Вот это да, а я не подозревала, что Горин – музыкант!), висел портрет пожилого человека с умными задумчивыми глазами. Его взгляд, очень похожий на Никитин, будто осуждал меня, что я даже не потрудилась узнать о его родственнике хоть что-нибудь, прежде чем выносить ему приговор, поставив клеймо мерзавца. Около маленького горшочка с лохматой гортензией в разнокалиберных рамочках стояли фотографии. На одной из них я узнала Никиту, хотя на ней он был лет на десять моложе. Он стоял в обнимку с полненькой женщиной с одной стороны и маленькой белобрысой девчушкой с другой. Кем эти люди приходились ему я не знала, но это было и не важно, потому что главным было то что в тот момент рядом с близкими он совсем не выглядел заносчивым и самоуверенным, каким я привыкла видеть его в редакции. Все свое напускное высокомерие, особую манеру держаться с женским полом и привычку идти по головам за новым материалом он оставлял на работе, а дома становился никому неизвестным Никитой. Эх, Вика была права, я действительно сухарь и не вижу дальше собственного носа. А по психологии, которую я изучала в университете, мне нужно было бы поставить жирную единицу. (Наверное, моя совесть решила сыграть со мной злую шутку, в критический момент выуживая самые подходящие случаю воспоминания!) Я подошла к компьютерному столу, разумно установленному возле окна, и заметила рядом с клавиатурой маленькую книжечку в черной обложке, видавшую виды. «Это ежедневник профессионального журналиста, его рабочая лошадка.» - оценила я с первого взгляда и оказалась права. Полистав его, мне в глаза бросилась последняя запись, сделанная 4 дня назад: «18 августа в 20.00 ресторан «Престиж» и приписка – «статья брит. посл.»
Выходит, Никитина статья под моей редактурой, все-таки, сработала, и посол назначил ему встречу. И она должна была состояться сегодня. Я посмотрела на часы - 18.30. Если поторопиться, то успеем. Поделившись найденной информацией с друзьями, я рванула из комнаты. Чтобы поскорее отыскать Горина, нельзя было опоздать. Вика тормознула меня уже в дверях.
- Ты что собралась в крутой ресторан в джинсах? - резонно заметила она. - Тебя туда просто не впустят в таком виде!
Я не могла не согласиться с ее доводами. Но драгоценное время ускользало, и, скорее всего, жизнь Никиты висела сейчас на волоске!
- Но я уже не успею заехать к себе переодеться! – в панике я не подумала о таких мелочах.
Марун схватил нас с Викой за руки и быстро потащил к выходу. Пулей выскочив из подъезда, мы остановились, начав наперебой спорить до чьего района ближе добраться: до моего или Викиного.
- Поехали, я нас одену по дороге, - загадочно объявил Бэрс, в раз заткнув нас.
Мы с подругой непонимающе переглянулись, но послушно прыгнули в машину.
Притормозив возле дорогого бутика, мы вместе подошли к витрине. На манекенах были одеты крутые брендовые вещи. Два вечерних платья. Одно - длинное облегающее из струящегося синего шелка с глубоким вырезом на спине. Другое - темно-бордовое из бархат-стрейча с расклешенной юбкой до колена и золотым поясом-ремешком. И два элегантных мужских классических костюма - серый светлый и коричневый темный - из очень дорогих тканей. Так же рядом стояла красивая женская и мужская обувь, сумочки, были разложены аксессуары.
Я потянулась к дверной ручке, собираясь заходить в магазин. Но Бэрс остановил меня, схватил за локоть и подвел вплотную к витрине. Вика подошла к нам, заинтересованно поглядывая на детектива. Он что-то зашептал и приложил ладонь к стеклу напротив синего платья. Другой рукой он коснулся Викиного сарафана. И вдруг ткань цветного ситца зашевелилась, словно ожила, и стала чешуйками облетать, открывая взору синий шелк, точь-в-точь как на манекене перед нами. Бэрс присел на корточки перед девушкой, коснувшись ее плетеных босоножек, преображая их в обувь под стать вечернему наряду. Моя хладнокровная подруга и бровью не повела от столь дерзкого переодевания ее самоуверенным детективом. И вот она уже стояла в прекрасном вечернем платье и в туфлях на высоком каблуке. Синий цвет очень шел к ее темно-каштановым волосам, забранным в высокий кудрявый хвост, спадающий каскадом до середины спины. Ее карие глаза блестели, она, явно, была довольна своим образом. Также скопировав для меня бордовое платье, Марун присел возле мня, беззастенчиво рассматривая мои открытые взору ножки, схватил меня за лодыжку, поверх носочков, торчавших из спортивной обуви, трансформируя ее. Ткань расползалась под его руками, приобретая новую текстуру, и теперь его пальцы нежно поглаживали мне лодыжку в тончайшем телесного цвета чулке, которую обжимали тонкие ремешки золотистых туфелек. Я сглотнула, а парень, нехотя отпустив мою нижнюю конечность, медленно поднялся и стал оценивать свою работу. Глянула на Вику - довольно кивнул, потом повернулся ко мне, медленно скользя по мне алчным взглядом, и удовлетворенно облизнул губы, потом начал сам облачаться в темно-коричневый костюм и белоснежную рубашку. Но галстук он тут же снял и выкинул в урну рядом со входом. Проходившие мимо нас люди, казалось, не замечали наших метаморфоз.
