Мишка протянул ручонку, и Андрей крепко сжал её. Наверняка его младшему братишке всё только померещилось. Они вошли в коридор, встали у закрытой двери. Андрей взглянул на брата – тот зажмурился.

– Ты свет в комнате включал?

В ответ Мишка потряс головой. Не включал. Всё понятно.

Честно говоря, Андрею потребовалось немало мужества, чтобы открыть дверь и нажать на выключатель. Вся комната вспыхнула ярким светом, и если тут и пряталась какая-то нечисть, она забралась куда-нибудь подальше.

Когда Андрей увидел кровать, в его груди взволнованно забилось сердце. Кое-что действительно произошло. Их любимая бабушка, конечно, не превратилась в чудовище, как сказал Мишка. С неё только сползло на пол одеяло, а у самой кровати были рассыпаны пузырьки и лекарства. Наверное, бабушка, ворочаясь, нечаянно смахнула их на пол.

Оставив испуганного брата у двери, Андрей приблизился к кровати. Он поднял с пола одеяло, заботливо поправил его, выровнял. Затем подобрал рассыпанные лекарства и положил их на прежнее место. Когда к бабушке Шуре часто ходили врачи, этих самых таблеток, пузырьков и тюбиков было гораздо больше. И всё это, похоже, бабушке не помогало.

– Бабуль, – позвал Андрей тихо. Он заглянул бабушке в лицо: ввалившиеся глаза закрыты, желтоватого оттенка кожа обтягивает морщинистый лоб, рот приоткрыт. В полной тишине Андрей посмотрел на одеяло, накрывавшее грудь бабушки. Оно не вздымалось. Бабушка казалась совершенно неподвижной.

– Ба? – снова позвал Андрей, глядя в раскрытый беззубый рот.

Но бабушка Шура не отзывалась и не двигалась. И тогда Андрею стало по-настоящему страшно. По коже скользнули мурашки, сжалось сердце. Вдруг бабушка умерла? Они могли не уследить за ней. Могли что-то сделать неправильно. Что скажут родители, когда вернутся домой?

Андрей медленно приник ухом к левой стороне бабушкиной груди. Её сердце, кажется, не билось. Зато учащённо колотилось его сердце, во рту стало сухо, очень хотелось пить. Мальчик прощупал пульс. Ничего. Но был ещё способ проверить, бьётся сердце больной или нет.

– Мишка, сбегай за маминым зеркальцем, – обратился к брату Андрей. – Только смотри не разбей.

Мишка принёс маленькое зеркало, и Андрей подставил его к бабушкиному рту. Поверхность зеркала запотевала. Бабушка дышала, но очень-очень слабо, почти незаметно. Андрею сразу стало как-то легче. «Кажется, пронесло…».

Напоследок Андрей взглянул на бабушку, затем взял брата за руку, погасил свет, и они вышли в освещённый коридор. Никто и подумать не мог о том, что стало происходить в темноте покинутой комнаты: за долгое время пожилая женщина открыла глаза – они были чёрными; её лицо скрылось под одеялом, на ткани которого появилось несколько больших тёмных пятен; под кроватью закапало, а к полу свесилось что-то длинное и извивающееся.

Прошло больше часа, прежде чем в дверь позвонили. Это был их долгожданный гость.

– Кто там? – громко спросил Андрей.

– Дядя Витя, сосед ваш, – послышалось из-за двери. При этих словах Мишка засиял как солнышко.

Андрей отпер дверь, потянул её на себя. На пороге, лукаво улыбаясь, стоял Виктор Петрович. Дядя Витя. Лёгкая клетчатая рубашка, синие тренировочные штаны, старые матерчатые тапочки. Мишка, восторженно взвизгнув, запрыгал на одном месте.

– Добрый вечер, ребята, – сказал дядя Витя. – Только пожимать вам руки через порог я не стану, так и знайте.

– Проходите, дядя Вить, – пригласил Андрей.

Они с братом посторонились, впуская соседа в прихожую. Правую руку старик держал за спиной, левая была свободной. Однако из-за спины добрый дядя Витя достал отнюдь не обещанные гостинцы, а огромный столовый нож. Их сосед неприятно лыбился, и его глаза сделались узенькими щёлочками. Окинув взглядом пространство перед собой, он мгновенно оценил обстановку: свет горит только в прихожей и в одной из комнат, между тем кухня и две другие комнаты, вероятно, пусты – света там нет. Скорее всего, форс-мажора не будет.

Когда ухмылка сползла с морщинистого лица Виктора Петровича, он сделался суровым, страшным, будто постарел ещё на несколько десятков лет. Глаза его горели лихорадочным огнём. Андрей похолодел. Он не мог поверить в то, что видел. А дядя Витя стал медленно шаркать вперёд, тесня их с братом в глубину квартиры. Андрей взял Мишку за руку, и они попятились по коридору. Когда Виктор Петрович уже почти минул прикрытую дверь бабушкиной комнаты, послышался какой-то глухой стук. И этот самый стук донёсся, похоже, из комнаты бабушки Шуры.

Виктор Петрович, Мишка и Андрей так и застыли на месте, когда дверь со скрипом приоткрылась. Из темноты в коридор вырвалась плотная волна непередаваемой вони. Ошарашенный сосед опустил вниз руку с ножом. От этого смрада у него внезапно запершило в горле и заслезились глаза. Андрей с Мишкой уже переступили порог своей комнаты.

В следующий момент из тёмной комнаты вышла вовсе не бабушка Шура. Маленький Мишка оказался прав. Их бабушка превратилась в настоящего монстра: у неё были длинные, непрерывно извивающиеся склизкие щупальца; множество моргающих жёлтых и красных глаз и кривых ртов; туловище, неуклюжее и уродливое, покрывали отвратительные язвы; разинутые рты и язвы сочились какой-то мерзкой на вид белёсой жидкостью; и в этом хаосе совершенно несуразно выделялось лицо бабушки Шуры, одновременно родное и чужое – из её широко открытого беззубого рта вылезали длинные тонкие щупики. Виктор Петрович встал столбом и лишился дара речи при виде представшего перед ним кошмарного существа.

Между тем влажные и скользкие, напоминающие больших змей щупальца заскользили к ногам мужчины. А потом Андрей и Мишка закричали. Три крика слились в один пронзительный, полный ужаса вопль.

С тех пор прошло время. Странное, жуткое событие так никто и не смог толком объяснить – ни маленькие свидетели, ни полиция, ни детективы, ни врачи. О происхождении разлитой по полу среди истерзанных останков пожилого мужчины маслянистой зеленовато-белёсой субстанции тоже никто ничего не мог сказать определённо. Андрей и его младший брат Мишка знали определенно только одно: их любимая бабушка Шура больше никогда не расскажет им интересных историй и не приготовит блинчики с пирожками. Пропали два человека, и оба были в преклонном возрасте. Выяснилось также, что зверски убитый одинокий пенсионер Виктор Петрович Гаринов замучил больше тридцати ни в чём не повинных детей. Этот «скромный» и «добрейший» человек иногда порешал и подвернувшихся некстати взрослых – так что общее количество его жертв было гораздо большим.

Между тем жизнь шла своим чередом: Андрей, подтянув математику, успешно учился и лидировал во многих творческих школьных конкурсах, а его младший брат пошёл в первый класс.

Мишка как-то нарисовал в тетради свою бабушку – у неё были щупальца, как у осьминога, и длинные тонкие ноги, как у большого паука.

– Бабушка убила дядю Витю, потому что он стал плохим, – сказал Мишка своему брату. – Бабушка – добрый монстр. Она ещё нас навестит.

Андрей слушал несуразицу, которую говорил его брат, а сам в глубине души понимал, что всё это правда, что всё это – по-настоящему. Бабушка не ушла насовсем. Она ещё вернётся. А ещё бабушка что-то оставила в них, частицу чего-то инородного, неземного. Но этого, кроме них, никто не знал. Бабушка велела им хранить тайну.

Один из ранних рассказов, представленный в этом сборнике с незначительными авторскими правками и изменённым финалом.

Джошуа Геттинберг слыл фантазёром, будучи ещё совсем простым мальчишкой. Впрочем, не совсем простым. Как раз наоборот – он был, если можно так выразиться, весьма странным ребёнком. Те вещи и обстоятельства, которым другие дети не придавали особого значения и не заостряли на них внимание, Джошуа видел совсем в ином, отличном от привычного восприятия свете. Воображение его – живое, невероятно богатое и в какой-то степени болезненное – рисовало самые причудливые картинки и ситуации, как бы вычленяя выбранные предметы из окружающего мира. При этом эти вещи и предметы несколько искажались, обрастали дополнительными деталями, где-то упрощались, претерпевали самые причудливые и невероятные изменения. Если Энди Гервин, школьный друг Геттинберга, не видел ничего особенного в ничем не примечательном огрызке старого, потерявшего кору дереве с большим дуплом и неровными краями, то Джошуа мог разглядеть в этом дереве, к примеру, дряхлого старика с косматыми бровями, тёмными щелями старческих глаз, с незакрывающимся ртом, наделённом кривыми, неровными зубами. Глазами были для Джошуа два отверстия от сучков; стариковским ртом – большое, зияющее чёрным провалом дупло; руками служили обрубки сухих мёртвых веток. В этом дереве Джошуа могло привидеться самое жуткое создание, чудовище, от которого холод скользил по спине. Взять, к примеру, древесное дупло. Мальчик мог вообразить себе, что в нём обитает какая-то неведомая кровожадная тварь, ждущая своего часа, чтобы разорвать потерявшего бдительность человека на куски. Ровесники с трудом понимали странного, несколько замкнутого, часто молчаливого мальчика с чудной, искажённой фантазией.