Как видим, человек, слывший в округе сильным колдуном, в беседе на темы колдовства позиционировал себя жертвой. Так же вели себя и многие другие информанты. Пожилая женщина, про которую ходили слухи, что она колдунья, рассказала мне, как у нее дорогу запутывали[56]. В том же селе мне поведали о еще двух женщинах, покойные мужья которых слыли колдунами. Окружающие считали, что эти женщины тоже знают — Ганя якобы выучилась вместе с мужем, а Катерине муж передал. Ганя тяжело болела — окружающие считали это следствием колдовской практики. Я беседовала с Катериной, которая подчеркивала свое негативное отношение к занятию умершего мужа (он якобы выучился тайно уже после свадьбы), а также рассказала о болезни Гани — по ее словам, та стала жертвой порчи[57].
Подчеркну, что в Верхокамье мне не встретились люди, которые открыто объявляли бы себя знаткими, даже если окружающие и приписывали им этот статус. Может быть, мне просто «не посчастливилось», но вероятно также, что здесь сказываются культурные установки довольно строгой в религиозном отношении среды — крайне негативное восприятие колдовства как бесовского занятия. Возможно, именно этими установками обусловлено и то, что упоминание о себе как о жертве колдовской порчи — один из популярных мотивов личных историй, особенно у пожилых людей. Так, в одном из крупных сел все члены собора признали, что имеют пошибку. С одной стороны, такие признания — проявление общего для этих мест способа объяснения разнообразных болезненных состояний, обычных в пожилом возрасте, с другой же — риторический прием, призванный подчеркнуть правильное положение информанта в дуальной картине мира: противоположное сатане и его слугам — колдунам, а значит рядом с Богом.
Несчастье несчастью рознь
Но не всякая жертва располагается в этом правильном месте и достойна сопереживания, более того, не всякий пострадавший от несчастья — жертва. Характерно, например, что сына Климентия Леонтьевича, калеку, никто из информантов не жалел. Это несчастье окружающие, тем не менее, увязывали с порчей — но не прямой (тогда их семью жалели бы как жертв колдовства), а обратной: несчастье сына сочли отражением магического вреда, якобы причиненного Климентием Леонтьевичем окружающим и бумерангом вернувшегося к нему. Такое несчастье — кара за грехи, следствие Божьего гнева (Колдуна обязательно где-нибудь — чё-нибудь накажет Бог. Бог ведь терпит до конца — будет мучить без конца[58]), а безвинные страдания, ведущие к торжеству в Царствии Небесном, — это Божья милость (Любимое дитя Бог больнее бьет[59]).
Следовательно, объяснение несчастья в колдовском дискурсе зависит от того, с кем именно оно произошло — с обычным человеком или с предполагаемым колдуном. Пример Климентия Леонтьевича здесь не уникален. В тех же краях ходят рассказы о другом сильном портуне, ныне тоже покойном Жургове. Его семейные несчастья (с женой не ладили, внучка погибла) информанты также считали следствием колдовской практики. Ср. еще об одном колдуне:
А потом, правда, и ему то же самое делается <…> У них и овца, и корова пропала, и кобыла у них пропала. Потому что вот он вот… ему надо это вот чё-то творить-то, а потом на него то же переходит <…> Позже возвращается это зло ему самому[60].
Несчастья в семьях тех, кто имеет устойчивую репутацию колдунов, объясняют не только возвращением зла. Существует представление, что слабый колдун (еще не выучившийся полностью, обессилевший от старости или ослабленный в результате специальных ритуалов, о которых пойдет речь в следующей главе) может портить только членов своей семьи и свой же домашний скот. Например, о рождении сразу троих детей в одной семье окружающие говорили: сын у отца-колдуна учился и на свою жену
ярость напустил — так она трех ли, четырех ли робёнков родила <…> недоносков и нехороших, как говорится[61].
О другой женщине поговаривали, что ей отец передал, но она не полностью выучилась, и поэтому ее преследуют несчастья: муж замерз, внуки тяжело болеют, сама стала пить.
И люди говорят: ну, и что это колдовство [дает]? Все только против своей семьи оборачивается[62].
Есть и еще одна концепция для похожих случаев — черти замучили, — согласно которой беды преследуют тех, кто не стал колдуном — не доучился, не дочитал черную книгу, не забрал все слова, не прошел всех положенных обрядов или просто не смог справиться с бесами (в основном из-за возраста — слишком юного или, наоборот, пожилого). Так объясняют чаще всего сумасшествие, самоубийства, несвоевременную смерть. Например:
Кто черную книгу не проходит, тот с ума сходит. Не может все эти страсти перенести[63].
На колдунов, говорят, надо выдержать, не каждый, кто черную книгу начитались, не каждый, говорят, может выдержать. Доведут ли до конца, а там, говорят, испытание надо провести. В бане в 12 часов ночи… Говорили же, не смогли испытание провести. Не смогли, кулигинский кто-то повесился. Не знаю, насколько правда… Но у него потом нашли, вот именно он занимался, видимо, читал, но не дочитал эту книгу, черную. На чердаке. Там и повесился. То есть не смог, не испытал[64].
У нас ведь это, было в Коростелях. Как-то… отец-от колдун, колдовал тожо всё, портил людей, и скотину, и всё… и сын у его как… старший, тоже научился. Недолго тоже нажил, его перво-то чё-то сделали, он на свою семью стал делать, скотину, вот, а потом он задавился сам. А малый сын у его учиться стал [колдовству], еще в школе учился, то ли он во втором классе или в третьем <…> и вот то ли он пошел один вперед школьников или же после пошел, как уж его бес-от повел, вовсе не вышел, всю ночь его проводил по берёзнику, берёзником аккурат идти-то, он к утру пришел домой токо. Надо уж обратно идти в школу, а он токо пришел. Заболел и помер. Вот как учиться-то[65].
В одном из сел две соборные старушки стали проявлять признаки помешательства, что неудивительно, учитывая их очень пожилой возраст, однако остальные члены собора связали их состояние не со старческим слабоумием, а с тем, что они черную книгу читали:
Соб.: Говорят, тут какая-то черная книга есть?
Есть у кого-то. Вот эта Варвара-то Ивановна, говорят, ее читала. И Михайловна читала. В обшем, они по той путе шли, пока молодые были, а состарилися, Бога испугалися, по другой путе пошли. А по двум-то путям не ходят. Вот они сейчас… Михайловна чокнулась, и она, эта, чокнулась.
Соб.: Так что же, они колдовали?
Колдовали не колдовали, но учились. Да. Вот это я слышала у людей же, вот у этих, старушек <…> Бесы-те их одолели, теперь оне… все равно их от Бога-то отшатили, раз с ума сошли дак[66].
Репутация колдуна
Что именно заставило окружающих считать Климентия Леонтьевича колдуном? Как вообще формируется эта репутация? В его случае явно сыграло свою роль ремесло печника (в земледельческом сообществе ремесленники: мельники, кузнецы, коновалы, плотники и др. — часто считались знаткими, общающимися с нечистой силой, об этом подробнее будет сказано в четвертой главе, см. также [Щепанская 1990; 2001а]). Другой причиной послужили черты его характера, вздорность и стремление прихвастнуть, «поиграть на публику»; третьей причиной — ранняя смерть жены и болезнь сына.
