Внутри было шумно и многолюдно. Увитые лианами мраморные колонны, как и зелень снаружи, вампиры украсили — но на сей раз не летучими мышами, а тёмно-бордовыми, крупными для обычных цветов розами. Со стороны казалось, будто каждый цветок окунули в тёмную краску, и теперь та стекает с мягких лепестков — однако Джин, как ни старалась, не разглядела ни одной капли на каменном полу. Значит, снова магия.

Из установленного в центре зала фонтана во все стороны били струйки красного вина. Гости, смеясь, то и дело брались за большой черпак и окунали его в широкую, белую с чёрными прожилками чашу.

Чуть задев Джин плечом, мимо пробежала Анна — на сей раз без кошки Мун-Мун, — и направилась к второму выходу, ведущему не в холл, а куда-то в глубину особняка. За ней стайкой спешили совсем молодые парни и девушки, одетые сплошь в чёрное и изящные венецианские полумаски — внутри этой компании явно были свои правила, которые касались и одежды. Должно быть, подумала Джин мельком, это и есть гости из Нового Орлеана. Она не разглядела клыков, но решила, что в Луизиане наверняка живут и другие вампиры — вот Люсьен и пригласил их сегодня.

— Не стоит вам за ними идти, — услышала она мягкий грудной голос, незнакомый и мелодичный. — Это развлечение для избранных.

Джин обернулась. По алому блеску в глазах было ясно, что говорила с ней вампирша — вот только прежде они никогда не встречались. Джин скользнула взглядом по безукоризненному смокингу, белой маске Эрика, призрака Оперы, тёмным гладким волосам, доходящим до подбородка.

— А вы…

— Эмилия, — улыбнулась вампирша. — Очень приятно.

— Джин.

— Да, я знаю. Слышала ваш диалог с юной леди на входе.

— Не такая уж она и юная, — невольно хмыкнула Джин.

Эмилия подхватила её под руку и повлекла к мягким бархатным диванчикам, расставленным вдоль стен. Хватка создания, почти не отличимого от человека, но бесконечно от него далёкого, оказалась крепче стали. Захочешь вырваться — и в лучшем случае уйдёшь с переломом.

— Это верно. Но все мы, прямо скажем, не особо юны, просто не очень любим об этом распространяться.

Прежде Джин доводилось слышать об Эмилии — древней вампирше, которая построила эту общину вместе с Люсьеном, но затем добровольно откололась от неё и предпочла уединение. Уточнять прямо сейчас, действительно ли Эмилия приняла это решение после того, как они едва не убили друг друга, Джин не стала — в конце концов, они только познакомились.

— Я знаю, о чём вы думаете, — проговорила Эмилия негромко. — Хэллгейт всегда полнился слухами, неудивительно, если некоторые дошли до вас… Должно быть, вы предполагали, что я никогда тут не появлюсь?

— Если честно, я думала не совсем об этом.

— Но о чём-то схожем, — губы, тронутые бордовой помадой, вновь растянулись в улыбке. — Так или иначе, с того чёрного дня минуло много лет. Наша с Люсьеном вражда давно превратилась во что-то иное. Ни один из нас не ненавидит другого, что бы ни говорили вокруг.

— Это… радует, — помедлив, произнесла Джин.

С удивлением она поняла, что её и впрямь радовало отсутствие вражды между вампирами. Слишком много всего навалилось на этот маленький городок — и, если бы Эмилия и Люсьен до сих пор мечтали вцепиться друг другу в глотки, он мог и не выдержать такого накала страстей.

Ласковые и вместе с тем тревожные, пробирающие до костей напевы скрипки вдруг стихли. Зал словно по волшебству погрузился в полумрак, а на небольшой балкончик вышел Люсьен. В отличие от гостей, маскарадный костюм он демонстративно не надел: давал понять, что сегодня его задача — лишь любоваться чужой изобретательностью.

— Друзья мои! — вскинул он руки, будто хотел обнять всех присутствующих. — Рад снова видеть вас здесь, на ежегодном вечере по случаю празднования Хэллоуина. Сегодня среди нас и новые лица, что особенно приятно.

Люсьен бросил быстрый взгляд в их сторону, и Джин показалось, что глядел он именно на неё.

— Ешьте, пейте и веселитесь! — продолжил он. — Какие бы разногласия ни вставали на пути нашей дружбы в иные дни, в этих стенах их сегодня не существует. И счастливого Хэллоуина!

Вокруг захлопали и заулюлюкали, зал наполнился звоном бокалов. Люсьен же будто растворился, чтобы вскоре появиться уже на первом этаже, среди гостей — Джин различила кремовый, безукоризненно сшитый пиджак меж многочисленных тёмных одеяний.

— Он верен себе, — рассмеялась Эмилия беззлобно, — любит эффектно появиться, этого не отнять. Впрочем, никто из нас не откажется немного поиграть с публикой, если есть возможность.

Джин хотела ответить, но компания, стоявшая перед ними, как раз расступилась, и она заметила Стэши и Алекса.

«Делай ставку на минимализм», — вспомнилось Джин. Стэши так и поступила: надела простое бордовое платье на тонких бретелях, сшитое из мягкого, искрящегося в свете многочисленных канделябров бархата, и ободок с рожками в тон — ни дать ни взять обольстительный дьявол на правом плече шерифа.

А вот Алекс…

Не веря своим глазам, Джин прижала ладонь ко рту: на нём было полное облачение графа Дракулы — накладные клыки и те не забыл. Появиться так в сердце вампирской общины мог либо заправский шутник, либо чёртов самоубийца.

— Шериф Нолан, похоже, большой смельчак, — раздался голос Эмилии над самым ухом Джин. — Но я бы на его месте всё же была немного осторожнее. Скажите ему об этом… А я, пожалуй, пойду перекинусь парой слов со старым другом, пока он не увидел это показательное выступление.

От былого тепла в её тоне не осталось и следа.

Предчувствуя недоброе, Джин поднялась навстречу Алексу и Стэши.

***

— Видит бог, ты сумасшедший, — сказала Стэши, не скрывая восхищения, и фыркнула, когда Алекс развёл руками, и тяжёлые рукава его сюртука колыхнулись в такт движению. — Если Люсьен увидит…

— Увидит.

Как ни крути, а он был последним, от кого она ожидала чего-то подобного. Всё же Алекс таил в себе уйму сюрпризов, и это, пожалуй, приводило её в полнейший восторг. Стэши была уверена, что их новый шериф — тихоня, призванный играть по правилам, но случай с Кровавой Мэри заставил её задуматься, а уж эта выходка…

Чёрт, да столкни их жизнь в другое время — и Стэши не колебалась бы ни минуты.

Сейчас же она просто с удовольствием наблюдала, как все смотрят на них, провожают взглядами, будто не верят, что кто-то и впрямь мог решиться на такое, и хохот булькал у неё в горле, не находя выхода.

Больше всего на свете Стэши ненавидела, когда ей было скучно. Если вокруг становилось тихо и спокойно, в руках у неё немедленно что-то ломалось — а следом, за редким исключением, ломалось и в жизни. Она могла смириться с тоской — чёрт, до приезда в Хэллгейт у неё было два года, чтобы потосковать вдоволь и разобрать каждый этап своей дурацкой судьбы на составляющие, — но не со скукой.

Тоска была понятна. Она прибивала Стэши к земле, ворочалась под ребром с глухим ворчанием, то и дело вынуждала, махнув рукой на срочное дело, забраться в постель и пролежать там до позднего вечера. Но скука… Поганая скука выбивала из колеи, непредсказуемая, забиралась слишком глубоко и в голову, и в сердце.

Теперь, когда у Стэши появились Джин и Алекс, ей стало отчаянно весело — и только ради них она могла снова и снова перебирать бумаги, которые и без того знала наизусть, кидаться на другой конец города ради очередной зацепки, копать хоть под простого механика, давно погибшего от её руки, хоть под мэра.

Последние месяцы, впрочем, принесли плоды.

Открывшийся у Джин дар стал ниточкой, которая всё плотнее связывала её с ковеном. Приглашения вступить в ряды местных ведьм ей пока не прислали, но Афина уже согласилась обучать Джин — и Стэши догадывалась, что Юджина вряд ли стерпит это. Наверняка ей не понравится, что молодую способную ведьму, как хороший клинок, выковывают прямо у неё перед носом, когда это могла бы делать она сама. Значит, ковен попытается переманить Джин. Тогда она получит доступ к «Луизианскому приюту» — будет где покопаться.