Недавно я начал слышать шёпот в своей голове… (или не в голове???) До боли знакомый голос нашептывает мне что-то страшное, этот глас сводит с ума!!!!!! Сабо сказала царапать все, что голос говорит на стенах. Так она узнает, что он говорит, а я более менее успокоюсь…
Но я так и не успокоился. Я НИКОГДА НЕ УСПОКОЮСЬ В БРОКВЕНЕ, ВЕДЬ ЭТО УЖЕ НЕ МОЙ ГОРОД, И Я НЕ ПРИНАДЛЕЖУ САМ СЕБЕ!!!! Я так хочу домой, в Рим, который находится так далеко, что Он не сможет достать меня, не сможет сделать так, чтоб я остался здесь навечно… Хочу забыть все, что здесь случилось… Хочу забыть, что существует Броквен. Хочу забыть, что такое гармония между мирами, что такое Ива, Бэддайнилейкер, Особенные… Я хочу забыть об этой делегации, Гостленах и…
Вайталши.
Мои потомки обречены. Мой род обречён. Теперь они все здесь будут жить в Его сломанном городе… Им придётся сражаться с Ним, я оставлю им своё самое лучшее ружьё с самыми прочными пулями!!!
А сам я уже не могу…
Ведь Фемида уже обливается ядовитыми слезами, а тело ее оплетают кандалы… Города призраков»
Кёртис еле дочитал, на последнюю фразу ему уже не хватило воздуха. Он, дыша ртом, вновь быстро вручил сущностям записи в руки.
— Дальше слова зачеркнуты, написано неразборчиво, — отрезал Керт, хватаясь одной рукой за сердце и опуская Телагею на землю.
Мы превратились в статуи, только хлопали глазами и раскрывали рты, точно выброшенные на сушу рыбешки. Пропала атмосфера Силентийской загадочности, я совсем перестала чувствовать ауру Гадального проспекта, ноги будто вросли в асфальт. Стало жутко холодно, магия задрожала и понеслась назад, пока Мартисса и Эйдан ошарашено смотрели на часто дышащего Револа. Тела вжалась в мою юбку, а Милтон отвернулся, резво стуча пальцами по деревянному столу.
Пока Кёртис читал письмо, в голове появлялся тот парень, Каскада Револ то есть. Представляла, как он, исхудавший, с синими венами и темными синяками под глазами, дрожащей рукой писал эти записи, создавая кляксы. Уже совсем не бойкий и не дерзкий, Каскада пугался странно мигающей свечи и шептал отрицания того, что за ним кто-то стоит. А за ним стоял и наблюдал… этот оживший труп с плесенью по всему телу и разорванной улыбкой.
— Кёртис, кажется, я поняла, почему ваш прапрапрадед писал в завещании остерегаться тумана и жижи, — Мартисса прерывисто выдохнула, утирая капельки пота с висков. — Отец истязал его долгое время…
— И, как говорит госпожа Амабель, нехило, — Ула, сморщив лицо, указала назад, туда, где паниковали около куска стены бирюзовые волны. — Призракам Силенту удалось добыть образец стены, на которой писал Каскада Револ.
На костяном древе, около которого танцевала шаманские танцы вещунья со скелетами оленей, висел тот самый кусок. Магия летала вокруг него, пока гусеницы ползали по каменному покрытию. На стене не осталось места, где бы не было букв. Все, все было исписано страшными словами про Судный День. Фразы подсвечивали кости с голубами символами. Их свет прожигал внутренности насекомым, а у букв выводил каждую неровную линию, каждый выступ…
«И я увидел огромный белый престол и Сидящего на нем. От лица Его земля и небо обратились в бегство, и уже не найти их! Я увидел мертвых, великих и малых, стоявших у престола. Открыли книги, затем была открыта еще одна книга. Это книга жизни. И судили мертвых по их делам, согласно записям в книгах. Море отдало мертвецов, что были в нем, а смерть и ад отдали мертвецов, что были у них, и каждого судили по его делам. Затем смерть и ад были брошены в огненное озеро. Это и есть вторая смерть — огненное озеро. Кого не нашли записанным в книге жизни, того бросили в огненное озеро…»
Мы широко раскрыли рты, пот лился струями по телу. Язык заплетался, я не могла даже хоть как-то прокомментировать написанное. Если Каскаде это шептал Отец, то он рассказывал ему о своих планах… Тут ведь все сходилось! Творец, обративший мир в бегство, призраки, аллегория на мертвесилу и озеро Бэддайнилекер… О Господи…
— Это точно, абсолютно точно откровение Апостола Иоанна о Судном Дне! Я много изучал Библию в поисках ответов об аномалиях вдоль и поперёк и точно помню этот страшный, очень страшный отрывок! — Милтон закивал, размахивая руками. А ведь действительно, стиль написанного напоминал Библию…
Кёртис опустил руки. Он встал на корточки и закрыл лицо руками, бормоча под нос:
— Эта херня мучала моего прапрапрадеда… Я так и знал, что он хотел предостеречь всех Револов от неведомой силы! Я ведь чувствовал, что во всей этой истории не все так гладко! А мне никто не верил!
Юла певуче выдохнула. Эхо раздалось по всему проспекту, его подхватили остальные сущности, нашептывая что-то своим хозяевам.
— Он истязал не только вашего родственника, Кёртис Револ, — она погладила Юнка, что отчаянно кусал деревянные руны. Голос Юлы стал глубоким. — Аномалии Броквена и влияние Отца коснулись всех основателей Броквена. Даже прапрапрадедушки Эйдана Тайлера, который был всего лишь приближенным Сабо Гостлен.
Меня передернуло. Эйдан, коего оплели темные волны Эйнари, подбежал к Юле и Уле.
— Здесь есть записи всех основателей?! Прошу, покажите их! — Тайлер широко распахнул глаза, в них отразились серебристые рога кентавров и пасти Юлы и Улы. Те приказали сущностям достать остальные выдержки и вручить Особенным.
Мы начали читать по очереди и потихоньку опускаться на мокроватый асфальт, по которому текли ручейки яда. Да, в этой пустоте появились зацепки, но сверкали они не ярким белым цветом, как фонарики над хрустальными шарами и полотнами, а багровым оттенком боли, отчаяния и жути. Поэтому ноги нас не держали, цепи Особенных стали тяжелыми, а дыхания не хватало, чтобы прямо прочитать хотя бы одну строчку. Рот мигом заполнялся горькой слюной при каждом упоминании Его…
Мартисса всхлипывала и читала записи Чарлоутт де Лоинз:
— «Вчера я впервые увидела повешенного человека в закулисье своего театра. С него ручьями стекала зелёная жижа, из глаз и рта проросли ветви дерева глицинии, о моей любви к которому хорошо знал Он… Уже после того как меня стошнило, я увидела, что тело кто-то или что-то качает, хотя сквозняка не было. Шёпот в зле или… неважно, шёпот сказал мне забыть о Сабо и уехать из Броквена… Сегодня вечером я передам ей все ключи от клубов культуры и театров. Отныне они не принадлежат мне…»
Милтон тараторил записи доктора Крейза и все поправлял очки:
— «Люди в Броквене кашляют зеленой желчью. Урожай стремительно портится. Скот гниет заживо. И все это на моих глазах. Я сделал все, чтобы помочь моей новой семье выжить в Броквене… У меня началась дрожь в руках, но я смог сделать необходимые препараты для города… И, к сожалению, это все, что было в моих силах. Моя вторая семья говорит, что чувствует кого-то… И после нервного приступа у Каскады я начал их понимать. Я тоже чувствую Его. И я хочу от него спрятаться…»
Также Юла и Ула помогали зачитывать записи прапрабабушки Телагеи:
— «Дорогой дневник, сегодня ночью меня атаковало чёрное полотно!!!!! Оно было очень большим и высоким, с вытянутыми ручищами и огромной пастью!!!! Пока оно гналось за мной, я наступила на шипы, на месте которых раньше были мои клумбы!!!! И такие фокусы происходят не в первый раз со мной и моими улицами… Я люблю Сабо и стараюсь показать ей, что во всем ее поддержу и не уеду из Броквена до конца, но… Я совершенно не искренне это говорю, а сквозь дрожь в гласе и боль в исколотых пятах…»
А вот Эйдан читал записи своего прапрапрадеда — Итана Тайлера… Замёрзший Эйд укутался в свои бирюзовые волны, как в одеяло:
— «Я не знаю, как ещё помочь госпоже Сабо и Броквену. Скипетр Итари ночью странно мигает, как только становится холодно… Из меня как будто каждый день вытягивают жизненную энергию некие силы… у меня опускаются руки, меня раздражает каждый горожанин, с которым я ранее дружил… кажется, меня уже хотят задушить ивы в лесу… Или мне не кажется?»
