Плесень разъела уголки рта, и от этого улыбка Эрнесса стала совсем безумной и жуткой. Обнажились острые зубы и капли светящейся мертвесилы, что скопилась на языке. Эта улыбка напоминала оскал ядовитой змеи. Отец встал около Эйдана и положил руку ему на плечо, попутно приговаривая с прикрытыми веками:

— Ах да… Вы наверняка сейчас думаете, как он. И соглашаетесь с каждым словом, — народ вздрогнул, когда он неожиданно раскрыл глаза, что горели изумрудным пламенем, и начал прожигать каждую душу. — Но это отнюдь не правильные мысли, дорогие мои. На любой ход у меня заготовлен свой план, отличающийся от предыдущих. Сначала я хотел просто и без проблем переманить к себе Эйдана с жезлом, потом выбрал более долгий вариант — ломать Особенных. К сожалению, да, они мне так и не подчинились. Но, как вы уже понимаете, и на этот случай я подготовил третий, точно надёжный план…

И Эрнесс достал из-за пазухи… ещё один зеленый аметист, только чуть поменьше. Под удивлённые вздохи толпы Отец принялся показывать им особый камень, медленно воды из стороны в сторону. Эйдан тут же скрючился под ярким светом, рьяно щурясь и кусая губы. Его испуг коснулся и меня. Он пробрал до самых костей.

— Да, у меня завалялся ещё один священный зеленый аметист, — промолвил Отец самодовольно. — Хоть значительно меньше прошлого и больше похож на осколок, он все равно подойдёт для жезла Эйнари и вместит в себя мою магию Жизни… — затем прижал к себе Тайлера, скорее всего до синяков сжимая его плечи. Эйдан зашипел то ли от боли, то ли от боязни. А может и от всего вместе. — Мальчишку насильно заставлю подчиниться мне, и тогда он заново заколдует и Детей, и Особенных. Их и ваши старания станут абсолютно напрасны! Но перед этим… Филса Вайталши, конечно же.

Фил вздрогнула, оживившись, и перевела взгляд на Эрнесса. Она сжала копье до треска.

— От мира без смерти нас отделяет лишь одна маленькая преграда — сама броквеновская смерть, Елена Гостлен, — когда Отец говорил эти слова, яд на теле его часто булькал и яро светился, зеленый туман становился все гуще, а огромные растения все активней покрывали город. — Моя наследница устранит эту преграду, и тогда… Настанет новая, бесконечная эра бессмертия!

Эрнесс щедрым жестом указал Хьюстон на мое связанное плющами тело. Она сначала хорошенько рассмотрела каждое пятно крови и ссадину, еле заметно поджимая губы и щурясь… Но потом медленно кивнула и встала предо мной, расставив ноги на ширине плеч. Блестящий, переливающийся блекло-розовыми и светло-зелёными оттенками наконечник оказался прямо у моей груди. Одно движение, один толчок руками, и он пронзит меня насквозь.

Настоящий животный страх накрыл людей с головой. Мертвепризраки в унисон застонали, заунывно, тревожно. Особенные вновь попытались вырваться из цветочной западни, но больше эти попытки походили на последнюю мучительную агонию. К сожалению, плющи не собирались поддаваться ни их натискам, ни ударам чудовищ, ни людским мольбам о помощи. Все было бесполезно. Даже Эйдан, стоявший почти рядом, никак не мог дорваться до меня. В руках Отца он казался глупым маленьким щенком, что всего лишь кусал его руки да пинался.

А внутри меня все переворачивалось и тряслось. Тело сковал холод, мертвецкий и колючий. Полились из глаз бесконечные слёзы, что жгли щеки, точно маленькие иглы вонзались. Во рту почувствовался тошнотворный привкус горечи. Филса готовилась меня убить, казнить на глазах у всех. Эти напряженные руки, поднесшие копье прямо к сердцу, полное безразличие на лице, неестественные льдинки в глазах… Я не могла поверить в то, что это была моя Филса, добрая светлая девочка с огромным чистым сердцем. Которая была спасением из вечной скорби и беспомощности, маленькой радугой, весенним цветочком… Ее будто подменили! Я не могла поверить в то, что вот-вот она легко пронзит мою грудную клетку, не могла!

— Т-ты же не сделаешь этого, Филса, ты не п-поступишь так… — голос дрожал и садился с каждой секундой, я безостановочно заикалась от подкатившей истерики. — В-ведь мы лучшие подруги! А одна подруга не может убить другую!

— Ты уехала от меня, напрочь все забыв, — говорила Фил с интонацией робота, все не отрывая взора от моего заплаканного и раненого лица. — А потому я имею полное право убить тебя.

Это железо в ее голосе заставляло шумно всхлипывать. У меня подкашивались ноги от безысходности.

— Н-но я же рассказала всю правду… — комок слез в горле уже мешал говорить. — И ничего не забыла!

— Довольно этих оправданий, ты меня раздражаешь, — перебила Филса. — Выпрямись, стоишь коряво.

Я не предвидела такого страшного исхода. Не думала, что у меня будет такой ужасный конец — гибель от рук лучшей подруги. Я не знала, что делать дальше. К магии не могла обратиться — понимала, что тут она уже не поможет. Ведь очерствевшее нутро подруги могла спасти лишь я сама. Но все остальные мысли и идеи перекрыли собою страх и душевная боль. Она с такой мощью разрывала все изнутри, что мне казалось, будто я уже умираю, медленно и мучительно. Даже слезы не шли, и тело не билось в муках. Злая, не моя Филса отняла все надежды, все силы… И оставила только горькое отчаяние да поглощающую пустоту. Я поняла, что шансов нет, и выпрямилась по приказу.

— Давай, Филса, — клокотал едко Отец в стороне. Его голос отдавался эхом в ушах, смешиваясь со звоном, — убей ее! Убей, и на свет появится бессмертие, долгожданное и желанное всем Человечеством! Желанное тобой!

Фил напряглась, собираясь проткнуть мою плоть с размаху. А я непроизвольно принялась вспоминать самые тёплые моменты нашей дружбы. Это было единственное, что смягчало боль и грело израненную душу. Только от этих воспоминаний становилось хорошо, и от них Филса уже не казалась страшной и чужой. Просто… немного опечаленной, сомневающейся. Такое иногда бывало, когда я рассказывала о несчастных призраках и аномалиях. И когда подруга опускала нос, я с улыбкой начинала тихонько напевать:

— В городке, где ты рождён, бушует океан волшебства…

Ой, кажется, я случайно спела вслух! Видимо, это было так неожиданно, что волосы Отца дыбом встали, а Фил так и застыла с поднятым копьем. Её глаза остекленели, а рот немного приоткрылся. От неловкой мысли о своей чудаковатости даже перед смертью, я снова скрючилась в три погибели. Уж хотела снова выпрямиться…

Но потом осознала, что от напевной фразы Филса-то и не пронзила меня копьем. Это осознание прямо по мозгу ударило. Я посмотрела в ее глаза вновь и увидела, как льдина на дне хрусталика дрогнула.

Меня резко озарило. В душе загорелся одинокий, совсем маленький, но яркий огонёк надежды. Он вмиг разогнал отчаяние и наполнил меня светом: все внутри трепетно завертелось, шестерёнки в голове опять начали стремительное движение, сердце забилось с новой силой. Я решилась продолжить напевать строки из так горячо любимой песни… Песни Броквена.

— Холмы так зелены… — этой строчкой заставила Фил ещё больше недоумевать. Она часто заморгала и попятилась, поднимая плечи и сжимая оружие. Я же специально смущенно хихикнула и покачала головой, начав оправдываться: — Ох, эм… Извини, Фил, само запелось. Ну…Знаешь эту штуку, когда в последние минуты вся жизнь проносится перед глазами? Я совершенно случайно, так что давай, убивай…

Но Хьюстон уже не стремилась убить. Она прижала копье к груди и не приближалась. Некогда невыразительное лицо приобрело оттенки жизненности. Такие бледные, но тем не менее заметные. А льдинки в глазах начали таять.

— Не хочешь пока? — я, водя носками по полу, растеряно прикусила губу и раскрыла глаза. — Тогда может, эм… Продолжишь песню?

Теперь неуверенность заиграла на лице Фил. Она опустила голову и нахмурилась, беспокойно туда-сюда водя челюстью и языком по внутренним сторонам щек. Отцу это явно не понравилось.

— Хочет, хочет, — приговаривал он озабоченно, а яд на теле уже вздувался, превращаясь в волдыри. Плющи становились все больше и толще, отрастали зубы, и обильно стекала мертвесила по стеблям. — Не вздумай отвлекаться, Филса! Ты теряешь время!