– …это то и заставило меня вернуться…

– И кто же… это был?

– Наша спасительница студентка медицинского… – тень страха мелькнула в глазах говорящего.

– Что?!! – Теперь она точно понимала, что вид крови и изуродованного тела повлияли на рассудок героически держащегося до этого момента публично мужчины. Возможно вернув его к ужасным сценам войны.

– … и более того: не было видимых подтверждений, что к ней применялось какое-либо насилие… понимаешь? – В глазах Егора появилась теперь одержимость, пугающая Марию и заставляющая отступить от него еще на шаг и уже назад, – она шла, с ними, добровольно…

*

– Тише, тише… Ксения Павловна – Крепкие руки обхватили ее тело сзади, кто-то с трудом разжимая ее пальцы, вытащил пистолет из трясущихся рук.

– Спокойно…

Как успокоиться(?)– сердце бешено стучит в висках, дыхание прерывисто, кабинет и все находящиеся в нём вместе с мебелью прыгают в глазах. Но она видит, как человека в которого стреляла поднимают из-за стола, за которым он спрятался и взяв под руки выводят из кабинета.

«Живой… я не попала?!»

Только теперь вырывается из неё крик. Рёв. Так ревёт потерявшая детёныша медведица. Протяжным долгим стоном после потери самого дорого на земле. Резко замолчавшая и уже не способная продолжать, Ксения сжавшаяся обессилившая, тихо плачет со всхлипом.

Ей помогают подняться и сесть на стул, в нос противно бьет запах нашатырного спирта. Затем ее заставляют пить жгучую жидкость, от которой внутри становится горячо и по всему телу катится волна расслабляющего тепла… она успокаивается в повторяющихся редких всхлипываниях.

– Может быть ещё? – Лицо Кочубея оказалось рядом, его глаз дернулся в тике, хотя может это всё ещё прыгала «картинка» ее визуального восприятия.

– Нет… спасибо, достаточно… – Ксения, сев ровнее стыдливо одёрнула задравшуюся на коленях юбку. Поправила волосы. Вытерла мокрые глаза чужим носовым платком, неизвестно откуда взявшимся в ее руке.

– Выйди сержант! Давай всё потом… – Кочубей крикнул мявшемуся в дверях молодому парню в новой нескладно сидящей на нем форме, и добавил, поймав направление взгляда Ксении заметив, как она поджимает ноги убирая их под стул, – Игорь, давай и ты сходи, займись там чем-нибудь… дело по Федотовой что ли, доведи до ума, подшей....

Вышел и смущающий Ксению офицер, оставляя их одних. Кочубей открыл окно шире за которым уныло свисали листья дуба рано-не по сезону желтеющие красивым орнаментом.

– Извините Ксения Павловна, за этот жёсткий и возможно глупый эксперимент, но… – Кочубей поставил перед ней кружку с дымящимся чаем, блюдце с нарезанным лимоном, вазочку с конфетами и печеньем, – но это было необходимо…

– Кто он, Иван?.. – Она, справляясь окончательно с дыханьем потрогала печенье, затем конфету, словно сладости были не настоящие.

– Алексеевич, – напомнил ей Кочубей, – да вы ешьте, не стесняйтесь и лимон кладите, вам это сейчас необходимо… вон бледная какая…

И он накапал из красивой бутылки в ее чай коричневой жидкости.

– Пейте, полезнее любого лекарства будет…

Чай не обжог, словно подготовленный ждал момента потребления человеческим организмом. Вторая волна тепла и спокойствия пробежала по телу Ксении. Она вздохнула глубоко и появилось желание закрыть глаза и насладиться этим моментом. Но голос собеседника подавил это желание.

– Он, Ксения Павловна, подозреваемый в нескольких страшных преступлениях, – красивые руки Кочубея, лежащие на столе перед ним сложенные в замок «играли» пальцами сжимаясь и разжимаясь, – не признающий вины, четко выстроивший свои показания в защиту, и не хватка доказательств по его делу… вынудили нас…

– Издеваться над больной и неоднократно пережившей насилие женщиной?.. – Ксения подавила смешок, вырвавшийся из нее не произвольно со «спавшим» внутри после стресса остаточным спазмом. – Хороши же методы вашей работы товарищ?..

– Майор…

– Товарищ майор. – Она закусила печеньем накатившую на неё волну тоски и одиночества потерянной маленькой девочки в огромном и ужасном мире. – А я как… часть этой пафосной постановки … и сыгравшая свою роль, сейчас отправлюсь обратно в клинику…, да?

– Нет. – Прокашлялся Кочубей, – Подозреваемый кстати, сейчас даёт показания, если вам это интересно…. – он звучно – со свистом вздохнул глубоко и выдохнул, – А это потрясение, испытанное вами так же было необходимо с медицинской точки зрения… Сказать больше – эксперимент направлен больше на проверку вашей стресс устойчивости в экстренной ситуации, профпригодности, если хотите… – он встал, потирая руки, – маниакальной интуиции, что ли… ну конечно, с позиции охотника за лицами с патологий, – Кочубей словно стыдясь чего-то спрятал руки, прокашлялся и достав из ящика стола папиросы положил перед ней, – не хотите?..

Ксения вспомнила голову кружащие ощущения от пагубной привычки, улыбнулась самой зависимости от табака в прошлом. Она реально почувствовала горечь его вкуса. И рука сама потянулась к пачке.

– Нет, спасибо… – Ее ответ противоречил желаниям и она, вытащив папиросу из пачки размяв пальцами привычными движениями понюхав табак вспомнила свою первую папиросу в первые панические дни войны. – Воздержусь, слишком много всего навалилась в один день. Так что будет со мной, Иван… Алексеевич?

– Вы Ксения Павловна, как я и сказал ранее – будете восстановлены в звании, – Кочубей рассматривал ее с интересом – сбившиеся и толком не уложенные волосы, светящиеся после стресса жизнью глаза, бледную кожу, не тронутую загаром за долгие годы, проведенные в клинике, – займетесь работой в особом отделе МВД, пока в роли консультанта, ну а там посмотрим…

– То есть… никого не смутит, что проведшая долгое время в сумасшедшем доме женщина, – Она улыбнулась прыгнувшему и раскачавшему ветку дуба воробью в открытом окне, – займётся сложной работой на должности где ответственность за ее действия равносильна ответственности за человеческие жизни?

– Для сумасшедшей, Ксения Павловна…– Кочубей закурил сам и судя по реакции делал это крайне редко, отошёл к окну вспугивая начавшего чирикать воробья, – слишком ясно выражаете свои мысли и строите предложения, как будто и не было этого долгого и тяжелого медикаментозного лечения от психического недуга. А о вашей реакции в экстремальной ситуации я вообще промолчу….

– А может… и не было никакого недуга? – Ксения, не выдержав долго чиркая спичкой прикурила папиросу, затянулась глубоко закрывая глаза, выдохнула – может была насильственная моральная пытка, официально разрешённая, такое знаете медленное осознанное убийство и всё из-за…

– Достаточно Ксения Павловна! – громко ступая Кочубей перебил ее заставляя вздрогнув открыть глаза со злостью затушил свой окурок в пепельнице. – Давайте не будем усложнять и без того сложную ситуацию с вашим делом, вашим диагнозом и вашим же положением в советском гражданском обществе. Вам представилась возможность реабилитации с приношением пользы стране, которая… готова закрыть глаза на многое…

– Закрыть глаза?.. – Ксения рассмеялась и оттолкнув от себя со злостью вазочку со сладостями, словно это было неприемлемое ею, предложение родной страны, – закрыть глаза на мое содержание в клинике в условиях схожими с тюремными, закрыть глаза на издевательства?.. закрыть глаза…

Она, распаляясь в гневе подбирая нужные слова, задыхалась. Кочубей неожиданно быстро оказался возле стола напротив нее, склонился заставляя ее замереть.

– Скажите просто: вы согласны, помочь!? – Он смотрел, не мигая в ее глаза и Ксении стало страшно, сердце заколотилось громко, ком перекрывающий свободное дыхание подкатил к горлу, полость рта высохла. – Если нет, можете убираться восвояси, но не думаю, что терапия клиники принесет вам пользу, там вы обречены на «продолжительное тихое насилие и официально разрешенную пытку» о которой вы здесь недавно говорили…

– Я… – Ксения отодвигаясь замотала головой, глазами ища спасительный предмет для концентрации внимания на нем, но не находила его на столе, – я согласна, конечно же… согласна… я…