– А вы товарищ Петров, – Агнесса Францевна поднялась на носочках, ее глаза наполнились гневом, от вида которых многие из женщин поежились, но неё оппонент, – в чем сомневаетесь?.. в том, что мужчины обязаны выполнять мужскую работу, или хотите сказать, что высший состав офицеров победоносной Красной Армии, чьи представители командуют парадом в Москве укомплектован из женщин подобных мне, хоть… заметьте(!) и вполне решительных. Вы… – она выдохнула и так же быстро вздохнула полной грудью и выдохнула снова, – кого пытаетесь сейчас оскорбить?

Егор поднял обе руки с открытыми ладонями вверх «капитулируя» перед ее натиском.

– Пойду соберу мужчин для осмотра оскверненных могил.

Все выдохнули с его уходом. «Предгрозовая атмосфера» разрядилась. И женщины дружно продолжили успокаивать «опальных» девушек.

Агнесса Францевна победоносно взглянула на Марию. Конечно она знала о ее симпатии к Петрову. Ее внутренне даже веселило, что девушка выбрала нейтральную позицию. Мария же не желала признавать ни «восставшего из мертвецов» Егора, ни предавать его вставая открыто под знамена «наркома». «Торпедированная» проницательностью Агнессы Францевны она погрузилась в общую атмосферу поддержки девушек, переживших тяжёлое потрясение. Визуально. И вполне театрально. Про себя улыбаясь, вспоминая одну из чеховских постановок и роль в которой она играла после съезда представителей старших товарищей по партии.

Петров ни чему не улыбался. Да и сцены в его жизни были в основном ужасными, кровавыми и вспоминать ему их не хотелось, но и забыть было невозможно. Как и не хотелось ковыряться в могилах, тем более в которых уже кто-то порылся. И неважно кто – зверь или осквернитель могил. Но идти пришлось. Взял двоих. Молодых активных. Главное из не суеверных.

Кондрат Астафьев. Крепкий парень весельчак со свёрнутым в сторону носом, закалённый службой на северной границе. И до этого в стыках с «лесными братьями» в Прибалтике.

Валера Боткин – спортсмен байдарочник. Вечно улыбающийся, безмерно тянущимися губами. Не участвовал в Великой Отечественной по молодости лет, но отличник военной и политической подготовки на службе в армии в после военной Европе, где приходилось помогать местным властям брать в плен остатки не сдавшихся в плен недобитых нацистов. С его слов – «приходилось и пострелять».

Но как-то у всех троих сразу пропала закаленная в боях решительность. И безмерная веселость. Хотя с чего бы? – частокол перекошенных и сломленных крестов, поросших мхом неуклюжих могильных камней. И за всем за этим – бугры. В полумраке леса кажущееся телами лежащих людей. Звуки? Нет, напротив – настораживало их полное отсутствие. Ни птиц. Ни насекомых. И даже ветер затих словно притаился за кроной деревьев. Все вокруг ждало чего-то. Или кого-то.

Хрустнул веткой под ногой Кондрат. Виновато взглянул на Петрова.

– Непростительно для бывшего военного, – Егору собственный голос показался фальцетом подростка, встретившего в подворотне группу хулиганов. Он тяжело вздохнул, заметив в руке «байдарочника» палку напоминающую весло.

– Если не пойдем… – Задумчиво проговорил Кондрат, вглядываясь в сгущающуюся тьму окраины леса, тесно граничащую с погостом, – могилы сами к нам не придут…

– Это точно. – С подтверждением Петрова все облегченно вздохнули и с намеренно создаваемым шумом направились к кладбищу.

На деле всё оказалось на таким мрачным. Да могилы. Да разрыты. Есть лопаты, кинутые словно не нужные. Оброненный буряткой цветастый платок. Ни тел. Ни духа, ни слуха. Слух их кстати стал заполняться шелестом деревьев. Редким, но далеким щебетанием птиц. Стрекотом сверчка. И «ухнул» где-то неподалёку филин.

– Тьфу! – Плюнул Валера, обезоруживающе улыбаясь и бросая в сторону свое оружие – «палку-весло».

– Трижды тьфу. – В подтверждение своих слов трижды плюнул через левое плечо «не суеверный» Кондрат.

У Петрова почему-то пересохло во рту – не до плевков. Зажигая факел он быстрыми «выстрелами» глаз осмотрел деревянные таблички ближайших валяющихся к нему трех крестов. Даты смерти расходились между собой лишь днями, датированные июнем третьего года войны. А имена. Имена нерусские. Написанные латиницей.

– Бека… бека… нур, – пришел на помощь с задатками «лингвиста» «байдарочник», – топ… тописан… – Петров молчал, ожидая окончательного результата. – Странно…

– Очень. – Согласился он с Валерой.

– Чем? – Кондрат с опаской заглядывал, светя зажжённым факелом в разрытые могилы.

– Кресты… – В свете пламени факелов глаза Валеры блестели, и его натянутая улыбка не придавала никому уверенности. – Кто их ставил? Староверы… допустим… кресты – русские, имена нерусские. Не странно?

– Нет. – Смачно плюнул в могилу Кондрат. – Тебя как члена ВЛКСМ за подобные знания, взгляды – за согласие с поповскими ритуалами погребенья, исключили бы из членов как минимум, а как максимум, я даже озвучивать не хочу.

– Не усложняй, это всего лишь предположение – кто здесь раньше жил-поживал… – Пожал печами Валера, косясь на застывшего в раздумьях Петрова. – Что делать?

– Да. Что делать, Егор? – Громко спросил Кондрат пытаясь вывести старшего группы из ступора.

Его вопрос отразился эхом словно в пустом помещении, заставляя всех вздрогнуть и ощутить, как по телу побежали мурашки.

Петров прошел к следующим могилам. Странные имена на табличках. Тот же период времени. Но судя по датам человеческие существа прожили короткую жизнь. Дети от семи до двенадцати лет.

– Семья… – Проговорил Кондрат.

Во внезапно возникшей зловещей тишине название этой обычной ячейки общества прозвучало жутковато. Словно речь шла о семье, которая по каким-то древним поверьям после проклятья приходила по ночам убивать живых.

Но это же всё за рамками сознания людей, верящих в светлое будущее коммунистического общества!

– Похоже на то…– Петров поёжившись «стряхнул» мурашки с тела и сорвал ветку небольшого растения возле себя, – «волчья ягода»? Похоже тоже. Что там Валера?

– Одежда… – «Байдарочник» вновь поднятым «веслом» подцепив продемонстрировал какие-то лохмотья.

– Останков нет?

Голоса их странно перекликались эхом то отдаляясь, то возвращаясь словно издалека. Но они «не замечали» этого.

– Не… не видно.

– Звери бы не стали далеко уходить… – Кондрат, осматривая местность шёл к спутнику, ковыряющемуся «веслом» в кучах одежд. – Если их конечно никто не спугнул…

– А разве волки и прочие хищники, – Валера застыл с поднятой на конце его «орудия» тряпкой, – не тащат добычу в свое логово?..

– Ну раздевать то тела… – Егор вглядывался в сгустившуюся темноту леса слабо освещённую пламенем факелов – ему показалось что странное – ни движение, ни тень мелькнувшая, а словно сами деревья их стволы разжались и сжались снова, – точно … не стали. Рвали бы все по месту.

– Да и лопаты им для этого ни к чему. – Хохотнул Кондрат и оборвался, словно сам испугался услышанного им собственного смеха.

– Их могло забыть местное похоронное бюро… – Попробовал пошутить и «байдарочник».

Продолжить диалог, явно придающий смелости никто не успел. Раздался странный звук – бас духового музыкального инструмента. Долгий и затем два отрывистых.

Все трое переглянулись между собой. Смелости в глазах – ноль. Ощущение, что они не одни вызвало потоки мурашек под одеждой каждого. Дрожащая рука Валеры опустилась вместе с «веслом» и поднятой рванью. Левая нога Петрова задрожала. Раздалось несколько ударов бубна в полной тишине. Кондрат, ступив в сторону провалился по колено в яму. Замер в ожидании, как и все остальные. Одиночный удар бубна заставил всех вздрогнуть. Шёпот. Тихий, но проникающий через органы слуха в разум заставил быстрее биться человеческие сердца. Вынудил людей пятиться к тому месту откуда, они пришли. Нарастающим воинственным боем застучали бубны. Все трое одновременно ускорились, продолжая пятиться. Раздался мощный одиночный удар бубна в паузе. От него порывом ветра шелохнулась листва кустарников и трава. Это стало сигналом для троицы запаниковавших «поисковиков-воинов» – синхронно развернулись и под нарастающую «барабанную дробь» побежали. Спотыкаясь о камни и кочки, оббегая деревья и кустарник ломая полусгнившие косые кресты. Валера со сжатым «веслом» в руках. Кондрат, махая на бегу потухшим факелом. Остановились у «спасительной» покосившейся церквушки заросшей плющом и кустарником. Здесь было гораздо светлее. Рассматривая постройку тяжело дышали, приходя в себя.