– Насилие? И это ответ человека, который столько потерял из-за насилия… Тебе ли не знать. Разве ты не помнишь меня, Габриэль? Разве ты не слышал мой крик перед смертью твоей жены?

Его рука задрожала. Я никогда не видела его таким растерянным, у меня затряслись колени.

– У насилия есть свои плюсы.

– Бедная твоя жена… Погибла так внезапно… Знаешь, что ее убило?

– Демон.

– Нет. – Старуха схватилась за грудь. – Это был призрачный ужас, дух страха без плоти. Тот, кто может овладевать людьми, брать их под контроль. Призрачный фейри проник в тело человека, ничтожного одиночки. Обернувшись в человеческую плоть, призрак вонзил нож в сердце твоей жены, а потом напитывался твоим ужасом, пока ты держал ее умирающее тело. Я наблюдала за вами. Я знала, что это случится, и появилась там ради острых ощущений. Мы питаемся печалью. Предвещаем отчаяние. А потом кричим. – Она протянула руку, поглаживая пистолет, и Габриэль словно оцепенел. – Когда слышишь крик банши [18], за ним всегда следует смерть.

Габриэль выстрелил, но тело банши превратилось в туман, и пуля пролетела насквозь, разбив стекло позади нее. Уже через мгновение ее тело снова материализовалось, и звук, который она издала, будет преследовать меня до конца дней. Она запрокинула голову к небу; ее вопль был подобен тысяче измученных душ, пронзая до мозга костей. Остальные банши завыли вместе с ней. Их крики оглушали, и я заткнула уши.

Все три ведьмы ринулись вперед, удлинив ногти и оскалив острые зубы. Самая огромная бросилась на Габриэля, полоснув его длинными острыми ногтями. Я схватила ее за капюшон и изо всех сил дернула назад. Она обернулась, и я впечаталась лбом ей в нос, сломав кость. Боль вспыхнула в черепе, который до сих пор пульсировал от похмелья. Банши вскрикнула, сломанный нос хрустнул. Оглушенная, с пляшущими перед глазами разноцветными пятнами, я замахнулась для нового удара и угодила ей в висок.

Все трое сбросили чары, приняв первоначальный облик. Пальцы превратились в когти, сквозь кожу проросли серебристые перья.

Самая высокая ведьма полоснула меня когтями, вонзилась в плоть, и щеку обожгла боль. Я снова ударила, ее голова откинулась назад. И не успела я нанести новый удар, как другая банши с безумной улыбкой врезалась в меня и сбила с ног. Она замахнулась, но я вцепилась в ее коготь, выкручивая его; он рассек мне кожу, по руке заструилась кровь. И всё-таки коготь хрустнул, и от ведьминых воплей меня охватил мрачный восторг. Банши скатилась с меня, я вскочила на ноги. И увидела, что стало с Габриэлем.

И мир вокруг перевернулся.

Габриэль распростерся на спине, вокруг него растекалась сверкающая кровавая лужа. Одна из банши вгрызлась в его шею, и мое сердце замерло. Столько крови на тротуаре… Горе ударило в грудь с такой силой, словно в меня врезался товарняк. Я не могла дышать.

– Нет! – заорала я. В голове эхом отдавались мучительные вопли. Я ринулась к фейри и пнула ее в голову. Она оторвалась от Габриэля, но я не могла заставить себя взглянуть на него.

Бесконечные крики агонии топили меня в реке печали. Я позволила им заглушить мою собственную боль; мое горе утонуло в чужих страданиях.

Время замедлилось, едва ползло, и кровавые капли падали с зубов фейри, как в замедленной съемке, повисая в воздухе. Над нами неподвижно застыло серебристое перо.

В тумане вокруг шевелились щупальца страха. Страха фейри. Следуя неведомому инстинкту, я точно знала, что нужно делать. Я выгнула спину, позволяя страху банши заполнить меня, напитываясь им. А потом с нечеловеческим рычанием швырнула этот страх обратно, прямо в них.

Время возобновило бег, банши вытаращили глаза, их челюсти отвисли, руки застыли. Одна из ведьм дернулась и попятилась, отчаянно пытаясь сбежать.

В глубине сознания я чувствовала, как их вопли сливаются с ужасающими криками тысяч измученных душ, наполняя меня силой.

Фейри с визгом вскочили на ноги, стараясь увернуться и убежать, но я не собиралась их отпускать. Они убили моего друга, и я жаждала, чтобы они страдали.

Я позволила своему ужасу перетекать в их тела, парализуя их. Одна за другой ведьмы рухнули на тротуар. Во мне бушевала темная ярость, и я подошла к первой – той, которая пировала над Габриэлем. Сила распирала меня до самых костей. Банши взглянула на меня, вся дрожа. Ее ужас лишь подстегнул меня.

Защищаясь, она подняла руки:

– Прошу, не надо!

Я нагнулась и сломала ей шею, хруст эхом отразился от стен. Ее тело рухнуло на землю.

С яростью, отравляющей кровь, я подошла к следующей ведьме, которая скулила, уставившись жуткими черными глазами, парализованная собственным страхом. Я подобрала большой осколок оконного стекла, разбитого пулей, не обращая внимания, что он режет пальцы.

Банши попыталась выговорить какое-то слово, но издала лишь бессвязные звуки. Я откинула назад ее спутанные серебристые волосы, обнажив ледяное горло, и вонзила осколок в яремную вену. Кровь брызнула в воздух.

Неподалеку последняя банши издала сдавленный звук. Вся в крови фейри, я подошла к ней, сжимая осколок.

Она лежала, прижавшись к стене и уставившись на меня с разинутым ртом. Я приставила стекло к ее горлу и прорычала:

– Почему я? Зачем вы пришли за мной?

Она что-то неразборчиво пробормотала. Я вдавила кончик осколка в ее шею и взревела:

– Почему я?

– Повелительница… Ужаса… – Она запнулась. – Должна… умереть…

Повелительница Ужаса. Мой разум словно покрылся ледяной коркой.

– Почему?

– Он… приказал.

– Кто «он»? – Она задрожала, и я поднесла осколок к ее черному глазу, угрожая вырезать его. – Кто, черт побери? Кто тебя послал?

– Он… король…

Воздух прорезал вой полицейских сирен.

– Верховный Король фейри? Это он послал убить меня? Почему?

Ее челюсть отвисла и снова захлопнулась, и я прижала осколок к коже прямо под ее глазом.

– Я… не знаю! – взвизгнула банши.

И я поверила. Но в следующую секунду она судорожно вцепилась мне в шею, отчаянно пытаясь спасти свою жизнь. Холодные когти сдавили горло.

Я отвела руку назад и вонзила осколок ей в шею, рассекая артерии. Перепачканная ее кровью, поднялась, вся дрожа.

Повелительница Ужаса…

Полицейские сирены слышались уже совсем рядом, и я бросилась к Габриэлю, впервые рассмотрев его как следует. И едва смогла дышать. Его шея была разорвана, прекрасные карие глаза уставились в небо. Горе грозило задушить меня, утопить. Кровь Габриэля растекалась по улице широкой лужей.

– Габриэль, – прошептала я. Значит, банши кричали по нему…

Он мертв, его уже не спасти. Тяжелое горе выбило из меня дух.

Я проскользнула в свой номер через одно из зеркал. Грудь сдавило от тоски, по щекам текли слезы, одежда пропиталась кровью – кровью банши, моей собственной, кровью Габриэля, – и от ее металлического запаха сводило желудок. Я быстро стянула промокшие насквозь джинсы и взглянула вниз, на ноги: кровь просочилась сквозь ткань, оставив на коже странный, тошнотворный красный узор. Столько крови… Я не могла дышать.

Я рухнула на кровать, вытирая слезы тыльной стороной ладони. Габриэль погиб, пытаясь помочь мне. Он был настоящим другом – лучше, чем я заслуживала.

Я уставилась на пол, по-прежнему усыпанный осколками. Из горла у меня вырвался всхлип, потом еще один. Я пыталась сдержаться, убедить себя двигаться дальше – фейри хотят меня убить, и нужно действовать. Но меня охватила скорбь.

Я вспомнила, как в первый раз встретила Габриэля на месте преступления на Митр-сквер, впервые заглянула в его карие глаза. Как мне приснился кошмар, я с криком проснулась у него дома, и он пришел меня успокоить. Сколько раз я просила его о помощи, и он никогда не раздумывал. Как он заботился обо мне; как, напевая себе под нос, жарил яичницу…

Нельзя допустить, чтобы эти воспоминания навсегда омрачились другим: как он лежит навзничь в переулке с пустыми глазами, разорванным горлом и гримасой боли на лице. Смогу ли я когда-нибудь думать о нем, не вспоминая этот кошмар? Не гадая, как бы сложилась его жизнь, не встреть он меня?