— Гораздо хуже, — подтвердил второй.
Они отвезли Валентина назад в магазин, где и распрощались, посоветовав впредь незнакомых ящиков не прихватывать. Посоветовали вежливо, но — как приморозило сердце.
Три дня спустя у соседки пропала коза. Нравы в Пунино (деревня звалась Пунино) были патриархальные, до района пятнадцать верст плохой дороги, до города втрое, чужим хулиганить далеко, а своих озорников знали наперечет, и потому живность оставляли пасти без опаски, разве привязывали на длинный ремень, чтобы не убегала. Коза как раз паслась на берегу Рачьего озера, и после себя не оставила ни рожек, ни ножек — один оборванный ремень.
Судачили о том много (магазин «Елена» был в селе чем-то вроде клуба, настоящий клуб давно обветшал и завалился), решили — военные балуют. В шести верстах поселилась какая-то вроде выведенная с Кавказа часть.
— Им там, небось, нечего есть, по телевизору говорят, плохо в армии, бедуют, вот и охотятся, — сказал местный политолог.
С питанием в части, действительно, были временные проблемы, но к пропаже козы военные не имели отношения. Часть была крепкая, дисциплинированная, на особом счету.
Офицеры вызвались половить рыбы — и развлечение, и добавка к надоевшей каше. Поскольку удочкой на часть не наловишь, а сетей уставом не предусмотрено, ловить решили на гранаты.
О том, что Рачье озеро опустело, военные не знали (видно, с разведкой в армии действительно не очень хорошо). Шесть офицеров и столько же рядовых двинулись в поход за рыбой на заре. У самого Рачьего озера они заметили странное, непонятное движение — какая-то студенистая масса выползала из озера. В свете восходящего солнца казалась она розовою, но пахла, словно желто-зеленая, гнилью и мертвечиной. Выползала она не просто так — на берегу стояла палатка, городские туристы решили отведать раков на природе. Судя по истошным крикам, кого-то этот студень уже поглотил.
И солдаты и офицеры на рыбалку шли вооруженными. Время такое, что военному человеку без оружия нельзя. По команде капитана Никитина они открыли огонь на поражение. Но студенистому чудищу пули, казалось, не причиняют никакого вреда, лишь лиловые вспышки пробегали по поверхности. А стрелявшие один за другим падали без признаков жизни (позднее на вскрытии у всех обнаружены обширные, не совместимые с жизнью кровоизлияния в стволовую зону мозга). Тогда в ход пошли гранаты. Взрывы чудищу явно не понравились — разодранное в клочья оно уползло назад в озеро.
Капитан по рации связался с частью. Вскоре озеро и прилегающий лесок окружили войска, в небе залетали вертолеты, слышны были глухие взрывы (знаток из Пунино, служивший в пятидесятые годы в ВМФ, утверждал, что это глубинные бомбы), при западном ветре пахло едкой химией.
В газетах и по телевидению сообщили о двух дезертирах, бежавших с оружием из части. Мало того, они прихватили с собою контейнер с радиоактивным изотопом стронций-девяносто. При задержании дезертиры оказали самое отчаянное сопротивление и сумели, отстреливаясь, убить девять человек, в том числе троих гражданских. Помимо прочего, гранатою они подорвали контейнер, и часть изотопа попала в озеро, а часть рассеялась в прибрежном леске.
Необходимые меры были приняты, дезертиры уничтожены, озеро обеззаражено, но и оно, и прилегающий лес закрыты для посторонних на несколько лет.
Теперь деревенские часто встречают военных, патрулирующих закрытую зону, но никаких претензий к ним нет. Само Пунино решено переселить, и солдаты оказывают отъезжающим самую активную безвозмездную помощь — транспортом, погрузкою вещей, да и просто участливым словом, что всего дороже.
Саблезубый выползень
Существует предположение, что многие эпидемии вызываются вирусами, попавшими на Землю из Космоса. Но вполне вероятен занос организмов и более крупных, чем вирус. Порой слишком крупных.
Когда майским утром две тысячи второго года за деревенькой Нижние Чирки Воронежской области упало некое тело, пенсионер Ефим Степанович Конюхов с женою Марией Никаноровной сажали на десяти сотках огорода картошку «под лопату». Позже Мария Никаноровна говорила, что видела, как над ними пролетел светящийся шар с огненным хвостом, но сразу мужу ничего не сказала — работы много, силы не те, некогда разговоры разговаривать.
Ефим Степанович почувствовал, как дрогнула под ногами земля, затем донесся низкий гул, прокатился над деревенькою и, отразясь от Буденновского Леса, вернулся назад.
Он тоже промолчал и продолжал работать — хотелось показать и жене, и себе, что есть еще порох в пороховницах и посадить-таки картошку к вечеру. Лишь ближе к ночи, распив честно заслуженную «полевую чекушку» (в бутылочке, впрочем, была не водка, а картофельный самогон), супруги обменялись впечатлением о том, что шумело за деревней. Жена считала, что это какая-нибудь ракета с дальнего полигона с дороги сбилась, хорошо, пронесло мимо, муж же, светящегося шара не видевший, утверждал, что браконьеры из Верхних Чирков вытапливали взрывчатку из снаряда, взрывчатка и рванула.
Спустя четыре дня сосед Конюховых Архипов обнаружил в Васильковом поле воронку овальной формы. Размером та воронка шесть метров на четыре, а глубиною около полутора. На дне плескалась мутная вода, от которой тянуло аммиаком, да так, что Архипов потом долго не мог прокашляться, а глаза пришлось три дня промывать спитым чаем.
Деревенские решили, что воронка образовалась от падения с неба ракеты или авиационной бомбы, но докладывать о случае никому не стали, зная, что прока никакого не будет. Скажут, что взорвалась аммиачная селитра, или вовсе не ответят. Никого не убило? Ничего не порушило? Тогда о чем разговор?
Да и идти к телефону за восемь верст, в Верхние Чирки никому не хотелось.
Спустя неделю запах аммиака почти выветрился, и Архипов спустился в высохшую к тому времени воронку. Он и сам не знал, что хотел найти, остатки ракеты или «что-нибудь метеоритное» — Архипов любил перечитывать старые, советских времен, научно-популярные журналы. Все равно не нашел ничего.
Ближе к осени, в середине августа, все нижнечирковские собаки вдруг принялись ночами напролет изводить хозяев лаем. Угомонить их пытались и лаской, и таской, но псы лишь жались к ногам и просились в избы. Двадцать седьмого августа начался собачий исход — сначала сбежали те, кто болтался без привязи, а спустя два дня и остальные собаки, оборвав кто веревку, кто цепь (настоящих цепей не было, так, хлам), покинули деревню. Покой после шумных ночей показался благодатью, но вслед за тишиной пришло недоумение — что могло напугать собак?
Первого сентября не привезли хлеб. Фургончик с хлебом и немудреными продуктами обыкновенно приезжал из Верхних Чирков два раза в неделю, но случались и перебои, потому три дня нижнечирковцы терпели, а на четвертый послали Архипова к верхним.
В сельпо объяснили, что лошадь наотрез отказалась идти в деревню, продавец и уговаривал ее, и стегал — ни в какую, только ржала пронзительно. А другого транспорта, кроме гужевого, у магазина нет.
Выручил частник, который подрядился на «Уазике» доставить продукты в Нижние Чирки, но по цене коммерческой, высокой.
С невеселыми новостями возвращался Архипов домой. Тишина поражала — над полем не было ни одной птицы. Поле не засевали четыре года, и дичь жила почти заповедно, появились перепелки, поговаривали о рябчиках, да и зайцы нет-нет, а и перебегали стежку, сейчас же даже полевых воробьев не сыщешь.
Краем глаза Архипов заметил какое-то шевеление, но идти, смотреть, что там за зверушка в бурьяне сидит, не хотелось совершенно. Да и поздно — солнце уже село и сумерки густели на глазах.
Девятого сентября у Лазутиных кто-то забрался в сарай, где стояла корова. Услышав отчаянное мычание, старик с вилами в одной руке и фонарем в другой бросился выручать кормилицу. Среди своих лихих людей не было, но вдруг верхнечирковские нагрянули, они, верхнечирковские, воры известные.
Дверь сарая была заперта. Старик отомкнул замок, выставив вилы, шагнул внутрь. Никого, ни человека, ни зверя. Только показалось ему, что с другого бока коровы что-то упало на землю, тяжелое, сырое. Он обошел Пеструшку. В соломе что-то шевельнулось, но когда он посветил фонарем, увидел лишь погружающийся в землю «хвост змеи» — по крайней мере, к утру он уверил себя, что это была змея.
