— Цыть, сопля, молод ты ишо меня учить! Ты чо малька не до конца выбираешь, вон скока блестит и бьется в траве, давай в речку их! Ну ты и рукосуй, Ванька, и в кого такой только⁈
Прошли не больше полкилометра, а уже все в мыле и в мешке у меня рыбы килограмм пятнадцать, перекосило на бок от такой нелегкой ноши. Деду тоже не сладко, поворочай жердью с мокрой сеткой на конце, да ещё и пробираться приходиться в экстремальных условиях, не по ровной дороге. Заикаюсь, что неплохо бы назад вернуться. Арлен хорохорится, не с руки ему передо мной слабину давать — рвется ещё несколько заводей проверить, где по его словам царь-хариус обретается.
Делать нечего, тоже марку держать надо — пенсионер может, а я чем хуже? Штурмуем засохший прошлогодний бурьян, подбираясь к заветному омуту. Вообще уже в какие-то дебри забрались, пологие до этого склоны лога сменились скальными выходами и чтоб забросить сак в густых кустах, украшающих крутой берег — деду приходиться изворачиваться.
— Позаросло всё, етическая сила! — Ругается дед. — Чо встал то, помогай давай, держи комель!
Совместными усилиями закидываем сак, дед меня отпихивает: «Не мешайся!» — топит сетку и затем начинает шустро перебирать руками, вытаскивая снасть на берег. И неизбежно за что-то цепляется, а я ведь предупреждал! Перекладина с сеткой, насаженная перпендикулярно саковищу — слетает, из воды на свет божий показывается неопрятная мотня, вместо аккуратного треугольника сака.
— Абанарот! — В сердцах бросает дед и напускается на меня. — Вот что ты за человек, Ванька⁈
— Акелла промахнулся, Акелла промахнулся! — Я за собой вины не чувствую, предлагал же возврашаться и продолжаю троллить деда. — Акелла промахнулся!
Арлен было напускает на себя грозный вид, затем не выдерживает и смеётся:
— Какой ты ещё малой, Ванька, мультики смотришь!
— А сам то, деда, откуда знаешь, тоже смотришь значит!
— Да я с Шуркой сидел! — Начинает он оправдываться. — Мне некогда у тиливизера рассиживаться, в отличие от вас, короедов! Ну-ка, Вань, разбери сетку, там никак шевелится кто-то⁈
Тут уже и сам замечаю, что спутанный комок сетки не пустой, разбираю снасть и вытряхиваю под ноги здорового хариуса, грамм на восемьсот, с плавником как парус. Дед преисполняется и начинает покрикивать, командуя, чтоб я разбирал снасть и вытаскивал всё из кустов обратно на поляну — возвращаемся! Вылезли из кустов, дед забрал у меня саковище, оставив мне увесистый мешок с рыбой и сак — и пошли вниз, к оставленному у устья Громотушки мотоциклу.
Обратно по уже знакомой и проторенной дороге идти легче. Дело к вечеру, становится прохладней и когда дед предлагает остановиться, наладить сак и второй раз пройти по заводям, мол рыба успокоилась и опять подошла, чего зря ходить — соглашаюсь. В результате, к тому моменту когда спускаемся до стоянки — мешок вообще оттягивает плечи. А на стоянке многолюдно, стоит «Днепр» прадеда, он приехал с дядей Пашей. Вокруг них нарезают круги и заливаются лаем две дядь Пашиных лайки — Кант и Гегель.
С ними ещё пять человек, из которых я узнаю только Андрея и его сослуживца Васю, но не ошибусь, если это тоже менты. Или армейские друзья, есть в них что-то неуловимо схожее, что отличает таких бывалых парней от цивильных. Андрей с товарищами пришли пешком, оно понятно, на его машине сюда не проехать. А рюкзаков то, рюкзаков, набитых доверху, словно в горы собрались на неделю!
Машут нам руками, свистят, а дед не торопиться подходить, командует:
— Давай, Вань, ещё вот эти два омута процедим! Покажем дармоедам, как рыбачить надо!
Наши манипуляции не остаются без внимания, вначале к нам подбегает Гегель с Кантом, приветствуя лаем, затем подтягиваются мужики. Тут же сразу два зрелища — и вода течет, и другие работают, ещё костер развести и можно созерцать бесконечно. Здороваемся, встречающие заглядывают в мой мешок, одобрительно присвистывают и порываются тоже поучаствовать. А Андрей, на правах ближайшего родственника — переживает больше всех, не в силах остаться безучастным.
— Папа, ну кто так вытягивает? Надо плавно и быстрей! И забрасывать надо мягко, а ты как мешок с говном в воду кидаешь, так всю рыбу распугаешь! Ванька, вон чебак прыгает, сейчас уйдет в воду, чо ты такой нерасторопный⁈
Тут же объединяемся с дедом, позабыв недавние разногласия и высказываем Андрюхе всё, что о нем думаем. Тот отступает:
— Ну всё, всё! Слова вам не скажи! Я от чистого сердца советую, душа за вас болит, один старый, другой инвалид, как ещё столько наловили, чудом, не иначе!
— Бери сак в зубы и сам лови, нах! — Рычит дед, выволакивая сетку на берег. — Посмотрим, чо поймаешь, языком то горазд молоть!
— Не, не, мы лодку взяли, сейчас на пару километров поднимемся и с сетью наплавом спустимся! — Открещивается дядька от сака. — Нам по сроку службы не положено тяжелое поднимать!
Знакомлюсь с приехавшими друзьями Андрея и Васи, а дед приветствует их как старых знакомых:
— Здорова орлы! Чо вас так мало нонче, где остальных потеряли?
— Весна, пап, кого успели собрать, те и приехали! — Объясняет Андрей. — Мы с Васькой в верха пойдем, время поджимает, надо до темноты успеть сплавиться. А Колька с Димоном и Вовкой с саком походят, вас сменят. Застоялись в городе, пусть кости разомнут…
Андрей подхватывает здоровый чехол с надувной лодкой, Васька берет рюкзак поменьше и они скрываются в кустах — перебираться на другой берег речушки. Минут через десять уже салютуют с той стороны, а мы устроились на поляне перекусить, умаялись и проголодались. Дед объявляет, что он на сегодня набегался, спина отваливается, поэтому будет с Александром Гавриловичем уху варить. А нас, как молодых — отправит дальше рыбачить, как перекусим. Я с дядей Пашей пойду вниз, а Андрюхины друзья — вверх, чтоб не мешать друг другу.
Колька достает из позвякивающего рюкзака пару бутылок «Пшеничной», оба моих деда одобрительно кивают и подвигаются ближе к расстеленному на поляне куску брезента, изображающему скатерть-самобранку. Колька, кстати — без левой руки, пустой рукав подвязан узлом, чтоб не болтался. И кажется мне, что это не бытовая травма и не по пьяни руку отморозил. Мне, ясен перец — не наливают, хотя я умотался не хуже некоторых, аж пошатывает и ещё ведь идти скоро. Поэтому уничтожаю продукты: сало, вареные яйца и крупно порезанную луковицу. Вкуснее я ещё в этом времени не питался!
Первую бутылку мужики на пятерых (дядя Паша отказывается, говорит что потом под уху грамм сто пропустит) распивают быстро, а вторую дед Саня прибирает себе, строго выговаривая сидящим за столом:
— Вы сюда пировать приехали? Неча пьяным по берегу бродить!
— Да у нас ещё есть! — Вскидывается Колька.
— Это хорошо, что есть! — Подключается Арлен. — Вечером под уху достанешь!
Я бы сейчас поспал лучше, но делать нечего — встаю и иду за дядей Пашей, начинай сначала. Впрочем, рыбачить у большой реки попроще, чем пробираться по кустам, да и Гегель с Кантом здорово помогают — не приходиться рыбную мелочь в траве выбирать, чтоб выбросить обратно в реку. Они её хрумкают так, что только зубы клацают.
Тут хариуса не попадается, зато выуживаем с пяток налимов, дядька радуется: «Во, возьмешь, Вань, домой! Нина у нас любит налима, да и Шурке полезно будет печени поесть жаренной, а то взяли моду, на Урале детей рыбьим жиром пичкать!» Так то ни я, ни Саша — этот рыбий жир сроду не ели, были попытки со стороны мамы нас принудительно кормить этой богомерзкой субстанцией, но окончились ничем. А вот налим — вещь, мы хоть на севере его за сорную рыбу считали, но здесь пойдет и налим. И хариуса надо взять обязательно, тоже съедим!
Первая декада апреля, темнеет рано, поэтому с дядькой мы ходили недолго, как стали сгущаться сумерки — вернулись к стоянке. А рыбы не меньше добыли, чем с Арленом. На месте бивака горел костёр, кипело ведро с ухой, Колька, Димка и Вовка уже сидели с чашками наготове, наблюдая за священнодействием дедов у очага, а с реки слышались приближающиеся голоса Андрея с Васей: «Хоп, хоп, хоп!» — и плеск весел. Это они распустили сеть, пустили её впереди лодки и веслами бьют по воде и кричат, рыбу в сеть загоняют, сейчас к берегу пристанут.
