Тем более если они были отшельниками!..
Волк тоже замер. Он смотрел на нее неотрывно и внимательно, как настоящее животное, только что столкнувшееся с чем-то пускай и неизвестным, но определенно безобидным. В его глазах отражалось любопытство – и только. Невозможно было догадаться, думает ли он о чем-то. Но Рей волновало лишь одно: остались ли хоть какие-то человеческие переживания в его сердце?
Иногда, перед сном, она размышляла о том, что с ней станет, если она убежит из стаи волчицей и больше никогда не вернется к людской жизни. Станет ли она такой же дикой и безумной, как другие отшельники? Неужели это единственный путь и нет другого?
Закрывая глаза, Рей представляла: она бежит по лесу, ее лапы оставляют следы на земле, ветер шумит в ее ушах, а носом она чувствует волнующий сердце запах – запах свободы. Для нее свобода пахла землей и травой; этот запах был легкий, успокаивающий, заставляющий ее чувствовать себя живой.
Однако настоящая свобода была Рей неведома; она желала и вместе с тем боялась ее. Было страшно от мыслей, что она не сможет себя прокормить и умрет с голоду, не сможет найти уютное, теплое местечко и замерзнет ночью, не сможет защитить себя от опасностей и погибнет. Всегда уязвимая, она не была создана для этого мира, тем более для того, чтобы жить в нем свободной.
Осознание, что отшельник пришел за ней, окатило ее холодной водой. Рей резко повернула голову и осмелилась взглянуть на вожака их стаи, на своего деда. Он сидел на деревянном троне, держа руки на подлокотниках, и, прищурив глаза, испытующе смотрел на отшельника. Члены стаи скалились на чужака. Когда вожак незаметно кивнул По, немедля тот бросился на отшельника. Рей ахнула и прикрыла рот ладонями, с широко распахнутыми глазами наблюдая за тем, как они боролись. Их драка была не за нее: на этот раз волки дрались, чтобы выжить или умереть.
Взгляд Рей не отрывался от них. В этот самый момент она ни о чем не думала, только чувствовала, что вот-вот решится ее судьба. Глубоко в лесу завыл ветер, и по ее коже побежали мурашки – не от холода, а от волнения и страха. Когда отшельник вцепился в глотку По, тот заметался и заскулил, дергаясь, пытаясь вырваться из его мертвой хватки. Но все его попытки были тщетными. Острыми зубами отшельник грубо вырвал кусок его плоти. Упав на землю, По часто задышал. В тишине, нарушаемой только тяжелым дыханием чужака, его глаза закатились…
И вдруг раздался хор волчьего воя, что вывел Рей из оцепенения. С ужасом она посмотрела на отшельника, что, приблизившись, смиренно склонил голову перед вожаком их стаи. В отличие от других волков он не прижимал уши к голове и не поджимал хвост. Непокорный, жестокий, дикий, он пришел за ней. За тем, чтобы сделать ее своей, или за тем, чтобы сожрать ее нежное сердце?
Все взгляды были устремлены на вожака: они ждали, какое решение он примет. Только Рей и отшельник неотрывно смотрели друг на друга. Он облизался, и она огорченно поджала губы, видя свежую кровь на его морде. К ее глазам подступили слезы, когда волки заворчали, а отшельник навострил уши и посмотрел на ее деда, который поднял руки и в стоявшей вокруг тишине громко хлопнул в ладони, только что одним жестом отдав родную кровь монстру.
Отшельник склонил голову и медленно направился к ней, как крадущийся за своей добычей хищник. Она прикрыла глаза, когда он оказался достаточно близко, чтобы она почувствовала исходивший от него запах крови. Сидя перед ним на коленях, Рей была как никогда беззащитной. Она не чувствовала себя настолько слабой и напуганной, даже когда голодала, наблюдая за тем, как волки дерутся за кусок мяса, о котором она могла только мечтать. Мокрым носом отшельник ткнулся в ее щеку, и она вздрогнула всем телом, подумав о крови По на его морде.
Пока он обнюхивал ее, Рей думала о солнце. Оно всегда грело ее – в хорошие и плохие дни. По ее щекам потекли беззвучные слезы, когда она осознала, что может больше никогда не почувствовать касание солнечных лучей на своей коже. Горячее дыхание отшельника обожгло ее ладони, и она зажмурилась, боясь открыть глаза и увидеть его перед собой. Обнюхивал он ее тщательно, а когда закончил, наступила глубокая тишина.
На мгновение она подумала, что, возможно, уже была мертва.
Но вдруг отшельник глухо зарычал напротив ее лица, загорелого, покрытого маленькими веснушками, а когда она не шелохнулась, напуганная до ужаса, он грозно щелкнул пастью рядом с ее ухом. Рей невольно отклонилась назад и почти упала на спину, но вовремя подставила локти, которыми больно ударилась о землю. Широко раскрытыми глазами посмотрев на отшельника, она столкнулась с его взглядом.
Снова он зарычал на нее, надвигаясь.
Инстинкты взяли вверх, и, перевернувшись на живот, Рей обратилась. Платье на ней частично порвалось, когда она вскочила на лапы и побежала в темный лес.
В облике волчицы Рей все равно была вдвое меньше отшельника, который последовал за ней, как только она скрылась из виду. Ее шерсть была каштановой с красным отливом, который можно было хорошо рассмотреть, когда она лежала на солнце. С нежной теплотой оно принимало ее любой.
Пускай Рей понимала, что не сможет убежать от отшельника, она все равно бежала. Она думала об одном – выжить, она должна выжить или хотя бы дожить до утра, чтобы попрощаться с солнцем, в последний раз ощутив на себе его любовь. Позади Рей слышала то, как тяжело бежал отшельник. Он преследовал ее, не отставая, но и не нагоняя. Когда она проскочила между кустами, ветки которых ударили ее, отшельник не прыгнул за ней. Рей побежала быстрее: в ней вспыхнула надежда, что она сможет обхитрить его, если будет выбирать места, где он не сможет, в отличие от нее, пролезть.
Она взобралась на небольшую возвышенность и резко отпрянула назад, когда он появился перед ней, зарычав. Упав на спину, Рей покатилась вниз, а потом – как можно скорее поднялась и снова без оглядки рванула. Она не знала, куда бежать. У нее не было мест, в которых она могла бы спрятаться от него. Казалось, он сможет найти ее везде. Ведь дикий лес был его домом, не ее.
Выбежав на открытую поляну, которую освещало сияние полной луны, Рей оторопела. В этом месте ему было бы проще всего поймать ее: здесь не было деревьев, которые она юрко огибала, не было кустов, в которые она смело прыгала, не боясь наткнуться на острую палку, не было мест, где она смогла бы спрятаться от него. Потому он не пытался поймать ее. Все это время он вел ее в это место, чтобы здесь ничто ему не помешало. Даже если она вырвется, он сможет быстро догнать ее.
Рей взвизгнула: неожиданно, навалившись сверху, отшельник вцепился в ее загривок и своим огромным телом прижал к земле. Дрожа от страха, она пыталась выбраться из-под него, пыталась сопротивляться, пыталась спасти свою жизнь. Но он все так же удерживал ее под собой, недовольно ворча. В конце концов выдохнувшись и смирившись со своей участью, Рей легла и опустила морду на холодную землю. Она притихла: от нее не доносился даже скулеж. Тогда отшельник отпустил ее загривок, а после старательно вылизал место, где были его зубы.
Лежа на ней сверху, он держал голову высоко поднятой и прислушивался к звукам, раздававшимся в ночной тишине. Когда звучал отдаленный волчий вой, отшельник напрягался всем телом и, склонив морду, полностью закрывал собой лежавшую под ним волчицу, должно быть, из опасения, что за ней могли прийти. И Рей вместе с ним прислушивалась к звукам вокруг в надежде, что стая спасет, защитит, заберет ее обратно в их поселение. Но с приходом глубокой ночи к ней пришли и воспоминания о том, как недовольны они были ею, как они кусали ее, когда она совершала ошибки, как отворачивались от нее, когда она падала, как начинали бежать быстрее, когда она отставала… Всегда они хотели избавиться от нее. И вот, наконец, они избавились.
Спрятав морду между лапами, Рей тихонько скулила, а из ее глаз катились слезы. Вскоре провалившись от усталости в сон, она продолжала скулить даже тогда, с поджатыми ушами и хвостом. Все так же лежа на ней сверху, отшельник положил морду на землю, возле ее морды, и тоскливо посмотрел на луну, мягкое сияние которой снисходило до них как благословение. Луна была ночной Богиней леса, дикого и жестокого; она спасала от мрака живых и оставалась надеждой для тех, кто заблудился в поисках того, в чем отчаянно нуждался.
